В редакции журнала «Солдаты России» собрались известные военачальники, военные эксперты, аналитики, журналисты: генерал-полковник Леонид ИВАШОВ, вице-президент Академии геополитических проблем; генерал-майор Александр ВЛАДИМИРОВ, вице-президент Коллегии военных экспертов, кандидат политических наук; главный редактор журнала «Солдаты России» Владислав ШУРЫГИН; полковник Виктор ЛИТОВКИН, ответственный редактор «Независимого военного обозрения»; Илья КРАМНИК, военный обозреватель РИА «Новости».
Владислав Шурыгин: Думаю, что начать разговор стоит с главного вопроса. Как вы оцениваете проходящую военную реформу? Что удалось в ходе этой реформы достичь? Что не удалось? Отвечает ли эта реформа будущим вызовам, которые могут встать перед страной?
Генерал-полковник Леонид Ивашов: Сегодня оценивать военную реформу как положительное явление в деятельности военного ведомства нельзя. Причин тому много, назову лишь некоторые. Прежде всего, главной целью реформы является сокращение расходов на военные нужды любой ценой. Минимизация расходов довлеет над всеми другими факторами, и поэтому огульно сокращаются офицерский корпус, институт прапорщиков и мичманов, научные подразделения, ликвидировано международное военное сотрудничество, органы управления войсками и силами флота и так далее. Почему, например, расформировано оперативное управление ВМФ, а ГОУ Генштаба радикально сокращено? Что, мы в полной безопасности и не нужно более планировать боевые действия и управлять войсками и силами? Второе, реформа никоим образом не опирается на выводы военной науки, на результаты геополитического анализа, потому что наука уничтожена одной из первых. Я общевойсковой офицер, но мне трудно понять, почему флота оперативно подчинены военным округам. Означает ли это, что военно-морские объединения будут оборонять побережье и не смеют мечтать о мировом океане? Причем самый мощный Северный флот подчиняется самому слабому Ленинградскому военному округу, имеющему в своем составе две общевойсковые бригады. Военная реформа и военная доктрина — это два антипода: доктрина пишется для совершенно другой армии. И таких вопросов без научно обоснованных ответов масса. Третье, рыночно-механическое отношение к человеку в погонах, защитнику Отечества и их семьям. Сейчас главная задача чиновников Минобороны — обмануть офицера, лишить его финансово-материальной поддержки, выдавить из системы Вооруженных Сил. Десяткам тысяч офицеров предлагаются сержантские должности в отдаленных местностях России, при несогласии — увольнение без пенсии и льгот. Я такого не встречал ни в одной армии мира. Это геноцид самой достойной части российского общества, элиты народа. Человечество находится на переломном моменте исторического процесса. Многие исследователи, наши и западные, предрекают, что переход цивилизации к новому состоянию не обойдется без большой войны, Подавляющее большинство стран мира усиленно вооружаются, США в первую очередь, НАТО трансформируется в глобального военного монстра. И лишь Россия являет всему миру разоруженческий пример. Это очень опасно для страны.
Генерал-майор Александр Владимиров: Я благодарен редакции журнала «Солдаты России» за факт обсуждения самого злободневного вопроса в жизни наших Вооруженных Сил и за приглашение меня на этот «круглый стол» как «неназванного отца» военной реформы в России. Мне кажется, что сегодня важно не столько говорить о недостатках проводимой реформы и о вопиющих ее недостатках, сколько попытаться понять, почему она началась и проводится именно так, а не иначе. А также подумать о том, что нам всем делать для того, чтобы положение в армии и стране улучшилось, наши страдания не были бы напрасными и Россия получила бы достойную ее величия Армию. Теперь к сути дела. Мне представляется, что очень важно знать и понять предысторию этой военной реформы. Надо признаться самим себе, что к моменту начала военной реформы, то есть к 2008 году, Вооруженные Силы России практически были недееспособной, небоеспособной и неуправляемой военной организацией, реального состояния которой никто не знал. Абсолютное число военных организмов составляли не боеготовые части. Наши арсеналы были забиты старой техникой и боеприпасами, которые никогда не могли бы быть использованы. Основная масса офицерского корпуса была сосредоточена не в строевых частях. Общая парадигма «тотальной мобилизации» военного строительства была ориентирована на то, чтобы и в новой войне пытаться своим старым количеством победить новое качество противника. Наши Вооруженные Силы были просто плохо вооружены, а их личный состав не только не занимался боевой подготовкой, но просто профессионально деградировал, притом это касалось как солдат и сержантов, так и офицеров и генералов. Наше отставание от США и НАТО в военной сфере стало катастрофическим и почти необратимым. Все министры обороны России, работавшие в этой должности до А. Э. Сердюкова, были не в состоянии предпринимать эффективные шаги для устранения такого положения и не предпринимали таких попыток. Мы практически не могли вести войну никакого уровня, что только подтвердила война с Грузией. Необходимость военной реформы стала очевидной всем, и затягивать ее проведение далее стало невозможно. Поэтому реформа должна носить радикальный и всеобъемлющий характер. К этому времени оказалось, что никаких планов реформирования военной сферы в государстве не было. Персональный состав руководящих военных кадров был настолько недееспособен и не представлял себе, что и как надо делать, что поручать ему проведение радикальной военной реформы было нельзя. Поэтому политическое руководство страны выбрало вариант гражданского министра и гражданского министерства обороны России. При этом основной моделью для подражания сразу была выбрана модель вооруженных сил США. Именно поэтому Министром обороны был назначен абсолютно гражданский человек — А. Э. Сердюков, получивший на проведение реформы полный карт-бланш от высшего политического руководства государства. А начальником Генерального штаба России был назначен Н. Е. Макаров, который стал сразу разделять все взгляды своего министра. Теперь отвечу на вопрос: как я оцениваю проводимую реформу? Должен констатировать, что российская общественность и даже национальное военное экспертное сообщество до сих пор не имеет четкого представления об общем замысле, масштабах и глубине проводимой реформы, притом, что остаются неизвестными и ее «анонимные отцы». Общество питается отрывочной информацией «с мест погромов», редкими и смутными высказываниями начальника Генерального штаба при полном молчании Министра обороны, а также слухами о том, что будет. Самым возмутительным обстоятельством является полное и преднамеренно демонстрируемое пренебрежение Минобороны к общественному мнению и публикациям в СМИ, а также полное молчание нашей высшей политической государственной власти, которая, непонятно почему, специально замалчивает всю остроту этого, абсолютно судьбоносного для нашего государства, вопроса. В целом, подавляющее общее мнение российского общества и самой армии заключается в том, что военная реформа в России идет не туда, куда надо, ее ведут не те люди, которые необходимы, реформа идет плохо и кончится для России также плохо. Наверное, в сегодняшних условиях другого вывода нельзя было и ожидать. Тем не менее, все ли действительно так плохо и безнадежно? О том, как реформа оценивается официально, мы знаем только со слов начальника Генштаба Н. Е. Макарова. Эта скупая информация касается в основном нескольких вопросов, из которых только один имеет реальное подтверждение: части постоянной боевой готовности сформированы. Вся остальная официальная информация имеет предположительный и гипотетический характер. Например: офицерам будут платить больше; квартиры у всех будут; создана новая структура профессионального военного образования; новое поколение сержантов уже обучается в Рязани; в войска пошла новая боевая техника… При всем своем скепсисе будем считать, что все это так и есть, и это и есть определенные достижения реформаторов. Объективные успехи нашего руководства стратегического характера мы видим в том, что ему удалось главное — разрушить оковы «тотальной мобилизации»; более или менее разобраться в том, что есть и чего нет в сфере обороны страны; запустить (правда, сегодня просто хилые) механизмы насыщения войск новой боевой техникой, а также завершить «расчистку поля реформ от остатков советской военной машины». Вот, пожалуй, и все.
Полковник Виктор Литовкин: К сожалению, нынешняя военная реформа — это вещь в себе. Странно, когда почти 2 года идет процесс «придания нового перспективного облика Вооруженным Силам», а военная доктрина, призванная задавать цель и направления этой реформе, появляется лишь постфактум. Более того, никто из военного руководства, включая Министра обороны и начальника Генерального штаба, так и не объяснил, к каким войнам должна готовиться Российская армия, кто у нее будет вероятным противником, а кто союзником, как она постарается предотвратить существующие и возможные угрозы, как будет их отражать, когда они встанут, что называется, во весь рост. Создание бригад постоянной боевой готовности — это шаг в правильном направлении, но, может быть, только в европейской части страны, да и то вопрос — какими именно они должны быть. А в дальневосточной части России, где есть опасность конфликта с многомиллионной, достаточно хорошо вооруженной и фанатичной по своему упорству и дисциплинированности армией, мотострелковые и танковые бригады, даже поддержанные с воздуха и ракетными войсками, вряд ли обеспечат выполнение задачи защиты огромной территории. Кроме того, современные боевые структуры, особенно такого гибкого состава, как бригады, должны быть обеспечены самой современной и многоуровневой системой управления боем. Ее командиры, вплоть до командира отделения, должны уметь владеть этой системой, чувствовать себя ее неразрывной частью. Увы, как показали последние оперативно-стратегические учения, такими навыками отечественные командиры не обладают. Оргштатные мероприятия, в которые и выливается вся реформа, на это почему-то не влияют. У войсковых офицеров нет соответствующей аппаратуры; что такое информационно-коммуникационные, автоматизированные сетецентрические системы управления, они, наверное, слышали, но вот как работать внутри этих систем и с помощью этих систем, пока не знают и вряд ли психологически к этому готовы. Не первый год с самых высоких трибун звучат слова (они, кстати, вписаны это все — неизвестно. Разве что в каких-то фантастических снах.
Илья Крамник: Реформа Вооруженных Сил России с учетом актуальных угроз и экономических возможностей страны была, безусловно, необходима. Вместе с тем формат реформы «Сердюкова-Макарова», ее поспешность, закрытость процесса обсуждения вариантов и принятия решений выглядят достаточно волюнтаристскими. Реформа была начата до принятия новой доктрины, которая должна быть основополагающим документом в таких процессах, определяя формат военных угроз и методы противодействия им. Говорить о достижениях пока рано, вновь созданным соединениям и новым командным структурам требуется время на сколачивание. Ответы на многие вопросы даст 2010 год. Чего не удалось достичь: пока очевидно проваливается идея создания кадрового сержантского корпуса — выпуск соответствующих специалистов и близко не покрывает потребности армии. Плохо обстоит дело с перевооружением, ГПВ 2007–15 на данном этапе также проваливается, и что будет сделано для исправления ситуации, пока не ясно. Впрочем, этот вопрос — отнюдь не в единичной компетенции Минобороны. Замысел реформы в целом представляется адекватным. В нынешних условиях Россия должна ориентироваться на построение относительно компактных, высокомобильных и хорошо подготовленных вооруженных сил, сориентированных прежде всего на ведение локальных конфликтов различной интенсивности. Такие конфликты являются основной угрозой для страны, учитывая стратегическую позицию и возможности основных возможных соперников. Вероятность возникновения большой войны в классическом ее виде крайне мала. На случай появления критических угроз Россия имеет козырь в виде ядерного оружия, порог применения которого в последние 10 лет заметно снизился.
Владислав Шурыгин: Судя по вашим ответам, очевидно, что есть очень много претензий к тому, как проводится военная реформа. В этих условиях можно ли назвать эффективной «команду реформаторов»? Необходима ли её смена, коррекция или возможно ее сохранение в том же составе?
Леонид Ивашов: На наш взгляд, сегодня действует команда не реформаторов, а команда разрушителей, как в 90-е годы в правительстве действовала команда чубайсов, гайдаров, уринсонов и прочих. Доверять этой «команде» дальнейшее проведение военной реформы — значит обрекать реформу на печальный итог. Тем более что после целого ряда грубейших ошибок и непродуманных волюнтаристских решений эти люди утратили авторитет и доверие армейской общественности. Даже разумные и правильные решения в исполнении этих господ уже не будут восприняты адекватно. Для проведения успешной военной реформы необходим кредит общественного доверия. Но эти господа его давно лишились. А некоторые из них просто подлежат уголовному преследованию, потому что в результате их действий был причинён ущерб безопасности государства.
Александр Владимиров: Мне представляется, что с точки зрения корректности и полноты освещения проблемы идущей в России военной реформы и ответов на поставленные на «круглом столе» вопросы целесообразно раскрыть эту тему несколько шире. Поэтому позволю себе начать с тезисного перечисления некоторых вопросов теории и существующих базовых подходов к реформированию, определяющих системные ошибки и трудности этого процесса. Во-первых, сегодня в России идет не военная реформа, а реформа Вооруженных Сил страны. В этом фундаментальная разница. Военная реформа по определению предполагает получение нового качества всей сферы национальной обороны и военной организации государства, то есть всех силовых ведомств России, всего военно-промышленного комплекса, информационной и социальной составляющих военного аспекта бытия нации и так далее. Военная реформа проводится в масштабе всей страны и всех сфер существования государства, являясь его важнейшей национальной задачей. Реформа Вооруженных Сил есть только часть военной реформы государства, реформирование непосредственно и только самих Вооруженных Сил Российской Федерации, то есть только тех элементов военной организации и национальной обороны страны, которые структурно принадлежат к Министерству обороны Российской Федерации. Во-вторых, самой главной ошибкой политического руководства государства явилось предоставление полного карт-бланша на проведение реформы Вооруженных Сил самому Министерству обороны, что по определению является недопустимым, так как свою силовую сферу должна реформировать нация, то есть государство, а не ведомство. К сожалению, такое решение было принято нашим высшим политическим руководством сознательно. Поэтому только оно несет полную ответственность за ход, качество и эффективность реформ и только оно может кардинально поменять ситуацию. В-третьих, полное отсутствие гражданского контроля над действиями реформаторов, полная бесконтрольность и анонимность проводимых мероприятий привели к безответственности ее анонимных руководителей и исполнителей, что, в свою очередь, создало атмосферу вседозволенности. В-четвертых, вся национальная военная сфера и даже собственно войска целеустремленно и стремительно оторговляются, что гибельно сказывается на их моральном состоянии и боеготовности. Руководители военных организмов пытаются выжать наибольшую личную выгоду из имеющихся по службе полномочий и возможностей, и всеобщая и беспощадная бытовая коррупция стала условием службы офицеров и сержантов Вооруженных Сил. В-пятых, стал явным удручающе низкий профессиональный уровень авторов и исполнителей реформы, а иногда и намеренно демонстрируемое чиновниками Минобороны пренебрежение к Армии, ее традициям и генетическим основам военной службы. В-шестых, реформа проводится в условиях теоретической пустоты и сознательного умерщвления национальной военной мысли, а также полного развала системы национального профессионального военного образования. Свидетельством этому является новая Военная доктрина России, которая только подтвердила, что сегодня в органах власти нет ни новых идей, ни новых людей, способных разработать стратегический документ национального уровня. Нам практически нечему учить наш офицерский корпус, так как нет своих ни фундаментальных, ни прикладных военных теорий, а современные американские, действительно интересные, разработки звучат в нашей действительности только как научная фантастика. Переводной иностранной военной литературы просто нет, так как покупать и переводить ее — дорого, да и военных переводчиков уже нет, хотя даже в 50-е годы прошлого века такая литература покупалась, переводилась и изучалась. Отечественной военной литературы также нет, как нет и специальных военных изданий, посвященных вопросам теории и практики войны. К сожалению, этой собственно информационно-научной составляющей нашей военной науки никто не занимается, хотя без этого никакой науки не будет, и мы по-прежнему будем готовить заведомо некачественных офицеров. Нам некому учить офицеров, так как опыт последних войн, мировой военный опыт и даже практику войск сегодня не изучают, а в военных ВУЗах преподают офицеры, не знающие, что такое развернутый батальон или полк и, тем более, дивизия или армия. Нам, наконец, негде учить офицеров, так как современной учебной, тренажерной и полигонной базы у нас нет, а старая бездарно и стремительно распродается. Интернет как база для научной работы не используется ни в одном учебном заведении Минобороны, включая суворовские военные училища, и все это — по соображениям соблюдения режима секретности, что вообще есть полный маразм. С искусственным уничтожением дивизионного и армейского звена практически свернуто «оперативное искусство», так как уже нет его боевых субъектов и его некому осуществлять. Так как современная бригада является не более чем разросшимся полком, то и современная «тактика» как часть военного искусства остается не более чем попытками найти место этим бригадам в системе боевых действий, что опять возвращает их назад к полку. В-седьмых, оказался окончательно исчерпанным кадровый потенциал советской военной школы, и в кадровой политике восторжествовал негативный кадровый отбор. Другими словами, к руководству войсками стали приходить люди, доказавшие не свою способность грамотно командовать войсками, а только свою личную лояльность вышестоящим начальникам и хозяйственную гибкость. Сегодня практически весь офицерский корпус не верит своим высшим военным и политическим руководителям, так как правда жизни заключается в том, что жизнь офицера в войсках ежедневно ухудшается, что Армия государству не нужна, об офицерах никто заботиться не собирается и «экономическое выживание каждого есть дело рук каждого». В-восьмых, из подготовки и жизни войск совершенно исчезла воспитательная духовно-нравственная компонента. Сегодня в России нет государственной идеологии воинской службы, институт «воспитателей» оказался изначально негодным, так как чему учить и и как воспитывать армию, сегодня не знает никто. Попытка создать Кодекс офицерской этики является движением в правильном направлении. Но в условиях лихорадочных попыток значительной части офицерского корпуса выжить и не люмпенизироваться, при полном отсутствии хоть какого-то смысла и перспектив службы, при беспринципности военного руководства и его стремлении обогатиться за счет войск быстрая эффективность этой меры вызывает сомнения. В качестве примера можно констатировать, что даже правильная мысль Президента России платить офицерам призовые деньги согласно качеству их службы привела не к улучшению качества, а к полной противоположности. Ведь эти огромные президентские деньги не распределяет офицерское собрание между офицерами согласно реальным успехам в службе, как предлагал я, а делит между лояльными подчиненными командир части. В-девятых, в России не сложилось профессионального военного экспертного сообщества. В стране нет сколько-нибудь независимого военно-научного издания, а значит, нет трибуны военной мысли, что является одной из причин ее вырождения. В-десятых, к сожалению, сегодняшнее Минобороны и руководство государства считают себя вполне самодостаточными в военных вопросах, то есть достаточно теоретически подготовленными и практически умелыми, чтобы в одиночку, то есть без привлечения независимых специалистов-профессионалов, решать вопросы прямого выживания России в современном мире, что есть несомненная ошибка. В-одиннадцатых, проведение радикальной военной реформы не стало приоритетным национальным проектом. Это значит, что ее финансирование не носит специальный характер, а на нужды национальной обороны не выделяются необходимые 5% ВВП страны. То есть на реформу просто нет денег. Кроме того, выделяемые средства на строительство Армии расходуются неэффективно и безжалостно разворовываются. Поэтому вопрос о доверии нынешней команде реформаторов отпадает сам собой.
Виктор Литовкин: Кто входит в «команду реформаторов», мне неизвестно. Если это только сам Сердюков, Николай Макаров и заместитель министра Николай Панков, то это один вопрос. Но если их гораздо больше, в том числе и «невидимки» из числа гражданских советников министра обороны, то это совсем другое дело. Никто до сих пор не назвал истинного автора этой реформы — человека, партию, научную группу или НИИ (не считать же им, как это иногда проскальзывает в печати, апологета Сердюкова, члена Общественного совета при Минобороны полковника в отставке Виталия Шлыкова — это несерьезно). Поэтому говорить о «команде реформаторов» или о команде исполнителей реформы я не могу. Как и о том, кого на кого менять. Но из математики известно, что ноль, помноженный на ноль, нолем и останется, а делить на ноль вообще невозможно!
Илья Крамник: С одной стороны, независимость Министра обороны от тех или иных «генеральских кланов» облегчает «капитальный ремонт» системы в целом, однако личные качества Анатолия Сердюкова заставляют усомниться в его соответствии занимаемой должности. Вместе с тем трудно с ходу назвать кандидатуру, способную его заменить. Исходя из формальных признаков — необходимости сочетания независимости от среды, с одной стороны, и наличия представления о методах ее функционирования, с другой, круг кандидатур ограничивается представителями высших эшелонов государственной власти, имеющих либо военную службу за спиной, либо по роду занятий долго сотрудничавших с Вооруженными Силами (военная промышленность, некоторые подразделения спецслужб и так далее). Но в любом случае, это прерогатива высших руководителей государства. И до тех пор, пока там, на вершине российской властной пирамиды, не возникнет понимание того, что военной реформе необходимо предать новое направление, все эти обсуждения имеют лишь теоретический характер.
Владислав Шурыгин: Спасибо за подробные ответы. Если выделить в них общее, в чём едины все участники сегодняшнего «круглого стола» — нынешняя военная реформа ведётся непродуманно, спонтанно, без серьёзной проработки и оценки всех её последствий. Так необходима ли корректировка этой реформы? Что, по-вашему, нужно сделать, чтобы исправить ситуацию?
Леонид Ивашов: Мы убеждены, что необходимо срочно остановить реформу, организовать серьезные научные исследования военно-политической ситуации в современном мире, характера и сущности будущих войн, смоделировать возможные действия против России и ее интересов, объективно оценить сохранившийся оборонный потенциал, спланировать его восстановление и развитие на современной основе. Это и ляжет в основу военной реформы.
Александр Владимиров: Я думаю, что самым важным сегодня является то, что руководство страны понимает всю глубину и масштабы необходимых преобразований и решений, и теперь оно озабочено тем, что надо двигаться вперед, но при этом толком не знает, что и как делать дальше. Стало очевидным, что инстинктивные попытки политического и военного руководства управлять развитием государства и армии, основываясь почти только на своих собственных представлениях (заимствованных чужих теориях и эклектических подходах) о существе процессов национального государственного строительства в условиях войны, могут привести только к очередным «судорогам управления» и очередным ошибкам, затрудняющим позитивное развитие страны. Правоту сказанного мы сегодня ежедневно наблюдаем на примере тягот нашей военной реформы, в которой все самые честные усилия нашего руководства, осуществляемые даже в правильном направлении, приводят не к росту национального военного могущества, а пока что к обратным стратегическим эффектам. Отсюда наш самый главный русский вопрос «Что делать?». Чтобы исправить ситуацию, необходимо хотя бы выправить системные ошибки проводимой реформы, о которых я сказал раньше. При этом главными делами государства и нашего военного руководства сегодня могут быть следующие первоначальные шаги. Первое. Необходимо перестать замалчивать проблемы реформы и начать гласно обсуждать их. Мы убеждены, что только прямое обращение руководителей страны и Армии к нации по проблемам реформы, признание ее трудностей, принятие гласных решений по конкретным направлениям военного строительства, понимание нацией существа дела, вера офицерского корпуса в необходимость и правильное направление реформы и творчество самих войск позволят успешно вырваться из нынешнего кризиса Армии. Второе. Необходим явный и ясный успех реформы на любом ее направлении как зерно роста уверенности нации и войск в ее успешном ходе и прекрасных конечных результатах. На этом успехе должны быть сосредоточены интеллектуальные, экономические, организационные и информационные национальные ресурсы. Такие зерна роста надо в первую очередь создать в одном или нескольких военных городках/гарнизонах, в одном или каждом военном округе, в одном или нескольких высших военно-учебных заведениях, полигонах, образцах боевой техники и оружия и так далее. Третье. Необходимо создание независимого и хорошо обеспеченного национального военного экспертного сообщества. Создание системы периодических изданий этого экспертного сообщества России как трибуны профессиональных идей, мнений и структуры профессиональных дискуссий. Разработка этим сообществом общих основ теории войны как базового предмета нового государственного и военного образования, всех направлений и уровней подготовки руководящих государственных и военных кадров России, так как нынешняя так называемая «военная наука» — бессмысленна. Четвертое. Нам представляется очевидным, что сегодня необходимо учить наше высшее политическое и военное руководство тому, что и как нужно делать, и делать это должно наше военное экспертное общество. Пятое. Главное внимание должно быть уделено профессиональной подготовке, моральному самочувствию и социальной сфере офицерского корпуса России. Это предполагает необходимость создания качественного нового профессионального военного образования, в котором главными будут совершенно новые и другие, чем сегодня, учебные программы и предметы обучения. Должна быть реализована новая модель непрерывного профессионального военного образования и новая модель оценки его качества. Новый подход к системе прохождения службы офицерским составом и его общественному статусу, кроме кратного увеличения денежного содержания и военных пенсий, должен подразумевать серьезные социальные льготы в сферах образования, здравоохранения, финансово-кредитной сфере и в сфере коммуникаций. Мы можем заранее предупредить Министерство обороны, что любые попытки создать эти системы исключительно своими силами внутри самого военного ведомства обречены на провал, так как в его недрах нет ни готовых для этого специалистов, ни даже необходимого набора самих идей, как нет и их исполнителей. Надо обращаться к опыту специалистов, экспертов и военных профессионалов, имеющих системную подготовку советской военной школы и современной теоретической и практической деятельности. Надо слушать и слышать Армию.
Виктор Литовкин: Развивая мысль, высказанную Александром Васильевичем, скажу, что нужно провести открытое и гласное обсуждение смысла и перспектив военной реформы, ее конечной цели с участием всех заинтересованных лиц — ветеранов Вооруженных Сил, руководства армии и флота, членов правительства, вменяемых политиков, депутатов Государственной Думы, сенаторов, военных экспертов, в том числе и журналистов, пишущих на военную тему, сотрудников НИИ, членов солдатских родительских комитетов и так далее. Выработать рекомендации. Довести их до Президента, Совета безопасности, премьера, ведущих министров. Понять, что и как нужно сделать для того, чтобы наша Армия отвечала современным требованиям. Выделить для этого необходимые средства. Закрепить законодательно основы реформ Вооруженных Сил и под жесточайшим контролем госструктур и общественности добиваться их безусловного выполнения, со строгим спросом с тех должностных лиц, кто не выполняет порученного ему дела. Например, с тех, кто провалил федеральную целевую программу перевода максимального числа соединений на преимущественно контрактный способ комплектования. Никто до сих пор не знает, кто персонально отвечал за эту ФЦП и кто виноват в том, что она провалилась. Так и по остальным программам — в том числе и по обеспечению офицерских семей постоянным и служебным жильем, по внедрению в вооруженные силы БПЛА, по закупкам иностранной техники и вооружения для нашей армии и так далее.
Илья Крамник: Присоединюсь к сказанному. Необходимо повысить открытость Министерства обороны, исключив вероятность принятия судьбоносных для страны и армии решений «келейно», когда о тех или иных планах стратегического масштаба большая часть страны в целом и армии, в частности, узнает, когда изменить уже почти ничего нельзя. Налаживание нормального обсуждения процесса реформы будет полезно в том числе и самому Минобороны, которое получит дополнительную площадку для разъяснения своей позиции, если только министерство в этом заинтересовано. Необходимо перенять западную практику периодического составления «оборонных прогнозов», определяющих основные угрозы для страны и потребный облик Вооруженных Сил на обозримую перспективу, с корректировкой данных прогнозов по мере изменения ситуации. Необходимо отказаться от популистского решения определить срок службы по призыву продолжительностью в один год — как показывает практика, этого времени не хватает ни на нормальную подготовку солдат, ни на обеспечение реальной боеготовности частей и соединений, а обстановка в стране не позволяет призывать нужное число новобранцев. |