После перерыва, по предложению председателя, офицер-воспитатель капитан Гаврилович сделал доклад на тему:

 

 „Значение воспитателя в деле эстетического развитая кадет“.

 

Гаврилович Виктор Владиславович окончил Киевское военное училище (1895),

офицер-воспитатель 2-го Московского КК. Дослужился до звания подполковник.

После революции остался в Москве.

 

Современная школа, в своем стремлении к реальному, точному знанию, ставит важнейшей своей задачей развитие разума. Это чисто научное направление не лишено, однако, опасностей, если оно будет царить исключительно. Оно дает нам извращенное понятие о действительности, заставляя думать, что только то существуем и достойно нашего внимания, что носит характер строгой непреложности. С другой стороны, эта непреложность, мешая нам, даже в момент действия, довольствоваться простыми возможностями, а, главное, иссушая в нас источники чувства, где наша воля черпает свои импульсы, покинет нас, столкнувшись со сложностью жизни, и поставит лицом к лицу со смущенным разумом и инертным равнодушием сердца. Воспитание художественной восприимчивости - только одно и может исправить дефекты исключительно интеллектуалистического развития и тем сделать душу гармоничной, ясной без сухости, мужественной без грубости. Культ красоты есть также могучий союзник индивидуальной нравственности благодаря тому, что он удаляет нас от грубых занятий и переносит в атмосферу ясности и чистоты. Если б юноша с детства привык к художественным образам, он с отвращением отвернулся бы от картин с нечистым содержанием, которые среди бела дня выставляются на улицах. Не утверждая безусловно, что любовь к прекрасному есть единственная опора нравственности, нельзя не утверждать, однако, что эта последняя в эстетическом чувстве найдет себе неоцененную поддержку.

Но и помимо тесной связи добра с красотой, красота сама по себе является для человека неисчерпаемым источником здоровых наслаждений. Если идеалом жизни не ставится постоянное умерщвление плоти во имя сурового аскетизма, значит человек признается в праве стремиться к радостному расцвету своего существа. И не потому ли он так часто ищет грубых, порочных развлечений, что не имеет более изящных, овеянных дыханием красоты? Совершенно верно выразился поэтому один художественный критик, что чувство красоты есть шестое чувство, и тот, кто его лишен, так же мало пользуется наслаждениями жизни, как и слепой. Из всех радостей, встречающихся человеку на его жизненном пути, он должен предпочитать всегда эстетическое наслаждение, потому что „воспоминание о красоте“ - по словам поэта - „это радость навсегда“. Одновременно с оживлением и украшением существования, художественное воспитание будет содействовать также полному развитию всех способностей человеческой души. И действительно: наука удовлетворяет и радует разум, нравственные нормы и суждения удовлетворяют моральное чувство, искусство же дарит всей душе человека радость и удовлетворение в том образе мира, который он создал; оно действует одновременно на разум, волю и внешние чувства. Такое всеобъемлющее влияние искусства и делает его воспитательным средством первого разряда.

Если проследить теорию педагогики в ее прошлом, с точки зрения тех средств, которыми располагает школьное воспитание, и тех целей, которые оно стремится выполнить, то получится шесть основных направлений: научная этика (Гербарт), религиозные принципы (пиэтисты), окружающий нас мир и религия (Коменский), практическая жизнь (Локк и Базедов), природа вообще (Руссо), наконец культурная история и эстетика (Шеллинг). Таким образом, наряду с логическим и этическим воспитанием, теория педагогики не забыла и воспитания эстетического. Но, к сожалению, приходится признать, что те средства, которыми до сих пор располагала школа, для влияния на своих питомцев эстетическим путем, были очень скудны. И наши кадетские корпуса не составляют в этом отношении счастливого исключения: искусство не нашло в их стенах теплого и радостного приюта, оставаясь чуждым и непонятным для массы воспитывающихся. А между теми, большие материальные средства корпусов, положение большинства из них среди высших культурных и художественных центров, а главное - самая тесная, интимная связь между учебно-воспитательным персоналом и воспитанниками - делают внутреннюю жизнь корпуса средой, наиболее благоприятной для проведения высших художественных интересов. Посмотрим же теперь, какие предметы общей программы корпуса связываются ближайшими образом с искусством. К таковыми относятся: рисование, музыка, пение, история и русский язык, в смысле знакомства с художественными образцами литературы.

Но кто из наших кадет, добросовестно изучивший все преподаваемые ему приемы рисования, научившись изображать орнаменты растительного стиля, части человеческого тела, конечно, не с натуры, а с гипсовых слепков, добравшись наконец до красок и, в лучшем случае, до упражнений на воздухе, усвоит что-нибудь большее, чем ремесленную ученость, дойдет до сознания, что картина является воплощением чего-то несравненно более важного и драгоценного, чем знакомство с перспективой и тушевкой?

Кто из посвятивших себя музыке, постигший технику инструмента до виртуозности, дающей ему право участвовать в кадетском оркестре, разовьет в себе способность вслушиваться в звуки симфонии или сонаты, чтобы прочесть в них те чувства и настроения, которые композитор выразил на своем языке - на языке музыки?

Разумеется, нельзя отрицать, что для ознакомления с живописью или музыкой умение рисовать или играть на скрипке может быть весьма хорошим воспитательным средством. Но из этого не следует, что это есть необходимое условие знакомства с искусством. С одной стороны, весьма часто бывает, что то или другое лицо, не зная нот и не умея провести прямой линии, отличается поразительно тонкими чутьем ко всему эстетическому в природе и в искусстве.

С другой стороны, как известно, есть люди, которые в совершенстве владеют техникой и в то же время обнаруживают полное непонимание того искусства, которыми они занимаются.

Несколько в лучшем положении из всех искусств оказывается поэзия. И то в большинстве случаев дело не идет дальше механического заучивания стихотворений и такого же механического повторения из учебников готовых мнений о художественных достоинствах того или иного памятника живого слова. Полученные книжным путем, эти мнения не проникают в жизнь, забываются вместе с книгой. О самостоятельности же эстетических взглядов у кадет, о какой-нибудь самодеятельности их в области искусства, конечно, не может быть и речи.

Остается еще указать на историю. Мало найдется преподавателей, которые обращали бы серьезное внимание на те страницы учебников, где речь идет о представителях искусства старого и нового времени; большинство, поглощенное фактической и часто политической стороной предмета, предпочитает, ради облегчения, вычеркивать и эти немногие страницы.

Неудивительно, поэтому, если кадет 7-го класса, старательно посещавший все уроки рисования, не назовет ни одного имени русского художника, не умеет с уважением относиться к образцовым памятникам классического или национального искусства, а композиторы и произведение музыки по-прежнему будут для него чуждыми и непонятными.

Итак, вот результаты художественного образования нашего юношества. Очевидно, все это происходит только потому, что об искусстве в течение курса в сущности не было и помину.

Приступая к выяснению задач эстетического воспитания и тех путей, которыми оно может быть достигнуто, мы прежде всего должны оговориться, что эстетическое воспитание, которое бы мы желали давать нашим кадетам, ни под каким видом не должно быть подготовкой к технике искусства: оно просто должно пробуждать в их душе эмоции эстетического свойства. Но возможно ли эстетическое воспитание всякого, поступающего в корпус ребенка?

Вообще воспитание может только помочь природе, ускорить эволюцию способностей или помешать их неправильному развитию. К счастью, на этот вопрос, почти всегда можно ответить утвердительно, так как психологически анализ чувств и воображение ребенка открывает в нем существование глубоких эстетических наклонностей. Чувство красоты дремлет в зачаточном состоянии почти в каждой душе, и человек, обделенный им, представляет такое же исключение, как слепорожденный. Но подобно тому, как большинство теряет зрение по небрежности или по несчастному случаю, и чувство красоты теряется или притупляется у людей потому, что они совершенно не заботятся о его воспитании и развитии.

Кем же в корпусе может быть выполнена задача эстетического воспитания кадет?

По нашему глубокому убеждению, никакой преподаватель не в состоянии так плодотворно ее выполнить, как разносторонне образованный, горячо любящий и отлично понимающий искусство воспитатель.

И действительно, тысячи благоприятных случаев могут представиться при этом воспитателю. Подметить вкусы и симпатии своих питомцев, понять, по недоговоренным словам, отрывочным фразам восхищения их вкус к прекрасному, заметить преобладающий характер эмоций и настроений - чья ж это работа, если не воспитателя? Может ли преподаватель, связанный с воспитанниками только отрывочными часами уроков и разъединенный целыми днями отсутствия, озабоченный к тому же прохождением известной программы и ее усвоением, останавливаться подолгу и когда вздумается над эстетическими запросами своего класса? Конечно нет, и вся его деятельность, в лучшем случае, ограничится несколькими внеклассными сообщениями по эстетическим вопросами своего предмета. Итак, воспитание художественного вкуса кадет дело воспитателя, но не преподавателя. И трудно предположить, чтобы воспитатель, сознающий и понимающий великое значение искусства, был мало с ним ознакомлен, потому что: „где любовь - там и дело, где любовь - там и помощь Божья".

Наметим же теперь крупными чертами метод проведения этого воспитания в жизнь.

Прежде всего нужно установить, что подобное воспитание никогда не должно выливаться в форму теоретического преподавания; это был бы вернейший путь навсегда отвратить наших кадет от того искусства, к которому будто бы стараются пробудить их вкус. Отсюда вытекает несколько практических соображений:

1) Эстетическое воспитание должно быть приспособлено к общему ходу развитая человеческой души. Поэтому, для начала нужно давать то, что удобопонятнее и проще среди избранных произведений творчества. Не нужно забывать, что каждое произведение искусства прежде всего представляет известную работу. Эта техническая сторона раньше всего открывается зрителю. Затем, оно есть выражение личности. Но понять личность - уже великое и трудное дело, которое может быть выполнено в далеком будущем, на вершине эстетического развитая.

2) Не следует водить в программу кадетских корпусов курса истории искусства, который явится для кадет лишним добавлением к урокам и причиной новых дурных отметок и наказаний. Только показывая воспитанникам само художественное произведение, воспитатель должен давать объяснения и сведения о жизни художника и смене школ.

3) Все красоты природы и искусства, с которыми мы приводим кадет в соприкосновение, должны возможно короче комментироваться.

Не следует забывать, что пробуждение и развитие эстетической восприимчивости вовсе не дело науки. Хотя естественная история, археология и история искусства очень полезны для понимания красот природы и искусства, но, слишком много распространяясь о красивом произведении, мы перестаем любоваться им. Вполне достаточно будет, если, глядя на статую или картину, воспитатель скажет нисколько слов относительно сюжета, автора, времени ее появленья на свет и т. п.

Снабженный этими краткими сведениями, воспитанник все свое внимание устремить на созерцание находящегося перед его глазами произведения. Чтобы убедиться, какого рода впечатление останется у него, и проанализировать нисколько его ощущение, можно спросить, что он чувствует, что ему больше всего понравилось, и только тогда, чтобы закрепить или дополнить полученное им впечатление, хорошо обратить его внимание на то, что он упустил из виду. В то время, когда воспитанники любуются на красоты природы, комментарии еще менее уместны. Можно ограничиться только указанием тех или других не замеченных воспитанниками деталей.

4) Как у взрослого человека, так и у ребенка и юноши бывают моменты, когда душа особенно восприимчива к красоте. Чуткий воспитатель должен уловить эти драгоценные минуты в жизни своих питомцев, так как тогда всего удачнее могут быть вызваны эстетические эмоции.

 

Вот те общие принципы, которыми следует руководствоваться при выполнении задачи эстетического воспитании кадет.

Какой же, однако, ближайший способ следует избрать для того, чтобы с успехом выполнить эту задачу.

Таковым, прежде всего, будет художественная среда, понимаемая в самом широком смысле этого слова, т.е. в смысле:

1) художественной и эстетической обстановки учебного заведения,

2) прогулок по городу с эстетической целью,

3) посещения музеев и

4) знакомства с красотами природы.

Только при постоянном общении с красивыми видами может образоваться эстетический вкус.

Если все окружающее наших кадет будет говорить языком красоты, без доктринерских уроков воспитания, эстетическое воспитание будет усиленно делать свое дело.

Существует очень распространенное мнение, что художественная обстановка допустима лишь в тех учебных заведениях, воспитанники которых будут впоследствии располагать большими материальными средствами.

Этот ложный и ошибочный взгляд зиждется на том явном заблуждении, что красота и искусство доступны только богатыми людями.

Но пора же, наконец, понять, что красота не есть роскошь, что если роскошь подчас и граничит с красотой, то чаще всего эта последняя обходится без нее. Без сомнения, богатому человеку легче художественно обставить свои дом. Но обладая хорошими вкусом, можно и при небольших средствах красиво убрать свое жилище. Часто забывают, что первое средство - и совсем не дорогое - для украшения своей обстановки - это попросту освободить дом от всякого хлама, плодящего грязь, беспорядок и оскорбляющего вкус.

Заблуждаются и те, которые думают, что украсить свой дом - значить завалить его предметами искусства; дом вовсе не должен быть музеем; достаточно немного хорошо подобранных вещей, чтобы красота поселилась в нем, и в нашу жизнь проникла бы полоска света.

Нам, однако, могут возразить, зачем осложнять жизнь, примешивая к ней постоянную заботу о красоте. Разве недостаточно, время от времени, приходить в соприкосновение с предметами искусства, посещая музеи? На это мы можем только ответить, что любовь к прекрасному, раз она уже овладела нами, так же неотделима от нашего существа, как культ истины и любовь к добру. Мы не можем оставить в своей жизни места безобразию, как не можем уделять часов для лжи и обмана. И вот, поэтому - то, хорошо, даже необходимо, чтобы благодаря архитектуре, благодаря убранству наших жилищ, благодаря мебели, вазам и всем предметам домашнего обихода, искусство было слито с нашей жизнью. Добавим, что это тесное слияние жизни и искусства особенно необходимо в начале эстетического воспитания, так как пробуждение художественного чувства и выработка вкуса -  дело, требующее выдержки и терпения.  

Но возможно ли воспитателю, собственными усилиями, создать художественную обстановку корпуса? Конечно, нет. Для этого необходимо, чтобы весь учебно-воспитательный персонал корпуса, во главе с его директором, глубоко проникся идеей эстетического воспитания.

Только тогда корпус потеряет тот угрюмый и мрачный облик, который подавляющим образом действует на многие впечатлительные души воспитанников.

Подобно тому, как мы с радостью вспоминаем наши первые годы, если они протекли в чистом, веселом домике, где взоры наши встречали столько приятного, так и далекие воспоминания о корпусе, где развитие чувства прекрасного стояло в тесной связи с благороднейшими специальными задачами, будут для наших питомцев светлыми и дорогими минутами в суровой и подчас тяжелой жизненной борьбе.

Каким же средством все-таки располагает воспитатель-эстетик, если он желает самолично, повинуясь только собственному непреодолимому стремлению, посвятить себя, на ряду со служебными обязанностями, идее эстетического развития своих воспитанников? Таковым будет, прежде всего, поддержание своего класса в возможной чистоте.

Всякий класс, даже без малейшего украшения, будет производить впечатление изящества, если в нем все сияет чистотой и всякий предмет лежит на своем месте.

Но самый главный эстетически импульс дают стенные украшения.

Здесь необходимо точно установить понятия. Войдите в наш класс: стены или совершенно голые, или, если они завешены, то завешены сверху до низу географическими и историческими картами, анатомическими таблицами, таблицами метрической системы и т. д. Вот что составляет, почти исключительно, стенное украшение большинства наших классов.

Но позвольте узнать, каким образом может проснуться у воспитанников эстетическое чувство при виде таблицы мер и весов или при созерцании людей и животных с обнаженными мышцами и внутренностями? Цель всех этих картин иллюстрировать уроки учителя. в настоящее время все пришли к убежденно, что наглядное обучение счастливо дополняет устное преподавание, но не следует строить себе иллюзий, что, выставляя подобный картины и таблицы, мы вместе с тем способствуем эстетическому воспитанно учащихся. Без сомнения, в последнее время у нас делаются попытки придать этим учебными пособьями более художественный вид. Но сомнительно, чтобы когда-нибудь можно было придать изящный вид метрическим таблицами или изображением органов человеческого тела. Что касается нас, то мы считаем, что таблицы учебных пособий должны употребляться только на тот урок преподавателя, где идет речь о данном предмете. Оставлять их без конца на глазах у воспитанников, значить ослаблять значение их наглядности. Впечатление будет несравненно сильнее, если картину, лежащую в шкафу, вынимать только время от времени, чтобы помочь объяснением преподавателя.

В заключение мы утверждаем, что эти учебные таблицы ни в каком случай не должны служить украшением классных и рекреационных помещений. Что нам нужно для убранства стен, это действительно художественные произведения, цель которых не учить, но быть изображением прекрасного. Такие картины хорошо время от времени менять. Новое привлекает внимание; те же вещи, которые постоянно перед глазами, как бы перестаешь видеть. Считаясь с этим психологическим явлением зрительной привычки, мы будем стараться время от времени обновлять стенные украшения. Само собой разумеется, этого не следует делать часто; необходим известный промежуток времени, чтобы художественное произведение успело оказать глубокое действие на чувство воспитанников. Картины на стенах класса можно менять, напр., один рази в месяц или в два месяца раз. Некоторые разумно советуют даже время от времени, ненадолго, конечно, оставлять стены совсем без украшений, делая нечто в роде антракта. Глядя на голые стены, воспитанники ясно будут отдавать себе отчет в том, насколько веселее выглядит их класс, при наличности стенных украшений. Путем контраста они живей оценят художественные произведения, окружающие их. Возможно, что они сами попросят картин, время от времени исчезающих со стены. В виду всего этого, мы без колебания рекомендуем подвижной состав в противовес постоянному, выбирая при этом только репродукции с произведений наших лучших национальных художников. Остановившись в своем выборе на тех или других художественных произведениях, что, конечно, зависит от личного вкуса воспитателя, а также возраста воспитанников, развесив их наиболее выгодным способом по стенам класса, воспитатель должен затем выполнить главнейшую свою задачу: научить воспитанников читать картины, так же точно, как учат читать книги. Недостаточно представить самим картинам мало по малу производить благодетельное воздействие на окружающих. Художественные произведения, для воздействия на нас, требуют нашего желанья, нашего содействия. Разве сторожа музея, живущие, так сказать, в постоянном общении и соприкосновении с шедеврами живописи и скульптуры, проявляют особое чутье? Так и наши воспитанники, имея постоянно перед глазами красивые образы, не станут, однако, от этого способнее, чувствовать и понимать красоту, если их не научить смотреть на окружающие картины, не объяснить им сюжета, не обратить внимания на наиболее художественный детали. Понятно, что нет надобности излагать при этом, как мы уже говорили раньше, целые курсы истории искусства.

 

Не ограничиваясь сказанным, мы постараемся рекомендовать еще несколько мероприятий, которые, по нашему мнению, также могут способствовать развитию эстетического чувства наших кадет, принимая при этом во вниманье только личную инициативу воспитателя.

Таковыми будут нижеследующие:

1) приобретение классных икон ручной работы, в виде копий с оригинальных произведений наших лучших религиозных художников;

2) составление коллекций открыток со снимками выдающихся произведений архитектуры, живописи, скульптуры; добавим, что такие собрания открыток, помещенные в недорогие альбомы или папки, в известной системе представляют начало классных музеев;

3) выдача, при содействии воспитателя, в виде награды лучшим ученикам, иллюстрированных книг, а также репродукций с известных художественных произведений,

4) украшение класса, с целью придать ему более веселый и приятный вид, цветами и растениями.

Для проведения всех этих пожеланий в жизнь, не нужно больших материальных затрат.

У всякого воспитателя, любящего искусство, всегда найдется достаточное количество художественного материала, который он с радостью предоставит в пользование своим воспитанникам. А кому из нас приходилось быть воспитателем в младших классах, тот наверно помнит, с какой любовью маленькие кадеты заботятся о красоте своих помещений. Чего только они не выдумывают, чтобы украсить свой класс: выпиливают рамочки для фотографий, делают искусственные цветы, лепят из глины статуэтки и т. д.

Одним словом, их детские души, не обремененные еще мутным наслоением, неудержимо, как цветок к солнцу, стремятся к прекрасному.

Неужели же эти стремления не найдут отклика в наших сердцах? Неужели же не послужат нам тем могучим средством, которое позволить культивировать в их душах все великое, идеальное и благородное?

 

Для полноты художественного развития наших кадет очень полезно пользоваться прогулками в города и его окрестностях.

Сокровища искусств, собранные в музеях, старинные и современные памятники, самые улицы и вообще широкие городские панорамы - все это драгоценные способы для развития чувства прекрасного.

Когда говорят об искусстве в городах, прежде всего, конечно, приходят на ум музеи. Но есть ли музей действительно главнейшее хранилище и святая святых искусства? Прежде всего, скученность массы художественных вещей в одном месте является крупным недостатком музея. Затем, в музее художественные вещи сильно страдают от самого их сближения. Благодаря соседству с другими красками, краски сливаются; статуи, стоя одна близ другой, также как бы смешиваются линиями.

Кроме того, ужасно скоро устаешь, имея перед собой сразу такую массу красивых вещей. Говорят, что музеи устроены для сбережения произведений искусства и для сохранена их надолго от разрушения.

Но для художественного произведение жизнь важнее, чем сохранение, а жизнь статуй и картин именно и состоит в слиянии их с жизнью людей, для которых они и созданы; а так как этого нет, то не мудрено, что музеи называют „тюрьмами искусства. Стоит только приглядеться к типу обычных посетителей музеев, чтобы убедиться, что это традиционное учреждение далеко не отвечает той задаче, которую себе ставить. И действительно, обратим внимание на толпу, ежедневно дефилирующую перед статуями и картинами какого-нибудь музея; здесь и туристы, заботящиеся увидеть то, что рекомендует им путеводитель, здесь и влюбленные, избравшие это место для прогулок, так как в будние дни оно тихо и не многолюдно. Но большинство посетителей, не задаваясь посторонней целью, в тоске фланирует по залам, нимало не заботясь о том, чтобы скрыть то чувство подавленности, которое возникает у них при виде такого множества картин. Если взрослые люди не всегда могут воспользоваться музеем для целей эстетического наслаждения, что же можно сказать о детях и юношах? Прежде всего, музей совершенно не приспособлен для них в оптическом отношении; затем, нагромождение вещей в нем в особенности вредно отзывается на детях; их внимание рассеивается и с трудом может быть фиксировано; помимо этого, ни выбор произведений, ни их распределение не способствуют постепенному развитию чувства красоты. Так как музей предназначен скорей для знатоков искусства, чем для профанов, то он вовсе не заботится сделать свои сокровища доступными для всех ступеней развитая и расположить в порядке трудности их понимания. вследствие всех этих причин, легко понять, почему наша молодежь выходить усталой и с перепутанными мыслями в тех случаях, когда посещение музеев не обставлены как следует. Мы вовсе не для того перечисляем все неудобства музеев, чтобы удержать кадет от этих посещений. Этого мы вовсе не хотим; все наши оговорки сводятся к тому, чтобы выяснить воспитателям, что они, при выработке эстетического вкуса, в особенности у кадет младших классов, не должны возлагать особенно больших надежд на музеи и указать им, что, для достижение благих результатов, следует пользоваться ими очень осторожно и методически. Кадеты младших классов могут быть допускаемы в музеи на самое короткое время. Нужно избегать предварительных прогулок по всем залам; после рассказа о каком-нибудь крупном историческом событии или биографии знаменитого человека, нужно прямо вести маленьких кадет к той картине или статуе, по поводу которой только что вели беседу. Кадет старших классов можно проводить по нескольким залам и рассказать им историю и эволюцию школ или же, путем сравнение вещей неравного достоинства, выяснить им способы композиции и техники.

 

Одновременно с осмотром картин и статуй, хранящихся в наших музеях, следует дать нашим воспитанникам возможность полюбоваться на архитектурные памятники, уцелевшие от прошлого. Старые памятники всегда кажутся нам красивее современных. По-видимому, время украшает всякое архитектурное произведение, изменяя рамки его окружающая, вследствие чего оно ярче выступает в обновленной обстановка, потеряв гармонию с ней.

Покажем же нашим питомцам архитектурные памятники прошлого: стремящиеся в небо соборы, молчаливые монастыри, роскошные дворцы, красивые отели в пустынных улицах. Если же от этих памятников остались только развалины, попробуем научить кадет наслаждаться той живописной красотой и глубокой поэзией, которая все еще заключается в этих изувеченных камнях. Что может быть художественнее развалин старинных сооружений, после того, как года наложили на них свою печать. Под палящими лучами солнца и дождями, омывающими их, камни принимают красноватый или бурый оттенок. Растительность, пробиваясь между ними, окрашивает их серыми пятнами лишаев и зелеными ковриками мха. По склонам стен цепляются кустарники, трава растет сквозь расщелины крыши.

Благодаря всему этому, камни, потерявшее вследствие старости гармонью первоначальных линии и свежую белизну, снова мало по малу приобретают особую своеобразную красоту. Перед подобными развалинами мы объясним нашим питомцам, как природа одаряет красотой остатки прошлого, мы внушим им почтение к старинным камням и уважение к местам, полным воспоминаний.

После красоты отживших вещей, покажем им живую красоту. Обратим их внимание на характер современных улиц, на шумную волнующуюся массу народа, лихорадочно двигающуюся в будние дни, на целые линии пешеходов, карет, велосипедов и автомобилей, на волшебную картину огней и красок. Современный способ освещения изменили физиономию улицы и сделал ее в наши дни, по выражению одного критика, „ночной красавицей“. Вечером, когда зажигаются фонари, электрические шары, когда изнутри освещаются магазины, улица действительно принимает феерической вид. Кроме улицы с ее движением, игрою красок и огнями, покажем широкие перспективы бульваров, парков, публичные площади, залитые солнцем...

 

Чтобы шире развернуть городскую панораму, выведем наших воспитанников из скученных улиц и покажем город издали, с его домами, то возвышающимися амфитеатром по склонам холма, то как бы коленопреклоненными в долине, у ног какой-нибудь городской колокольни. Одним словом, городские пейзажи вполне достойны внимания и созерцания. Не лишним будет при этом указать, что каждый из городов имеет свою собственную физиономию, которой он обязан не только своей истории, но даже свойству почвы, где он стоит. Руссо первый потребовал воспитания детей на лоне природы: „Люди, -  говорить он в „Эмиле", - вовсе не созданы, чтобы жить в скученных муравейниках, они должны быть рассеяны по земле, которую обрабатываю. Дыхание человека смертельно для ему подобных, это верно не только в прямом, но и в фигуральном смысле. Города - бездны для рода людского. Посылайте же ваших детей обновлять себя на простор полей и восстановлять ту силу, которую они теряют в нездоровом воздухе густонаселенных мест“. Следуя на деле своему рецепту, Руссо дает этим первый урок географии в деревне, при лучах восходящего солнца. Точно так же, при свете утренней зари, с высоты холма, возвышающегося над долиной реки По, откуда видна гигантская цепь Альп, Савойский викарий, взяв темой красоту окружающего пейзажа, исповедовал перед Руссо свой символ веры.

Ученик Руссо, Песталоцци, знаменитый швейцарский педагог, которому национальное собрание присудило 26 августа 1792 года титул французского гражданина, повторяет тот же совет своего учителя. „Веди твоего сына, - говорит он, - к великому зрелищу природы; учи его на горах и в долинах, там он легче воспримет твои уроки".

 

При посредстве Песталоцци влияние Руссо сказалось также и на Фребеле: „Деревья, - говорить он, - были моими первыми учителями; я не забыл уроков, данных мне природой". Созданием своих „детских садов" Фребель выполнил пожелание Руссо, чтобы дети воспитывались среди природы и при посредстве природы. Развивая мысли своего учителя, ученики Фребеля из работ в саду и игр на открытом воздухе сделали основную часть своей системы воспитания. Однако, в умах всех этих педагогов мысль об эстетическом воспитании детей, путем созерцания природы, кажется, не нашла себе места, которое она заслуживает. А между тем, не важнее ли всего научить их ценить красоты природы, так как ими всего легче наслаждаться в жизни, как однажды красноречиво выразился Рескин: „О, маловерные люди, как бы ни была печальна окружающая вас обстановка, не всегда ли над головами вашими это безграничное небо, где нарисованы для вас роскошные картины, лучше которых вам никогда не увидеть, если только в вас есть достаточно сердца и души, чтобы поднять глаза и глядеть на них“.

Многочисленные наблюдения психологов показывают нам, что дети, в возрасте 10-11 лет, остаются совершенно равнодушными перед обширными пейзажами. Вместо того, чтобы охватывать общее, глаз их зацепляется за первую попавшуюся подробность, как бы ни была она незначительна и лишена эстетического значение. Они любят прогулки в окрестностях города, но только потому, что они дают выход их потребности в постоянном движении. Удовольствия десятилетнего ребенка состоят вовсе не в созерцании далеких горизонтов, а в перепрыгивании через ручьи, превращающиеся в его воображении в широкие реки, и в карабкании по холмам, имеющим в его глазах вид гор. И чем грандиознее картины окрестностей, тем менее способен он заключить их в поле своего зрения. Вследствие своих маленьких размеров, он склонен увеличивать все, что замечает вокруг себя; поэтому, пейзажи, как бы ни велики они были сами по себе, кажутся ему окончательно лишенными всякой пропорциональности по отношению к нему самому. Еще менее способен он понимать таинственную связь, соединяющую нас с внешним миром. Это непонимание ничуть не должно удивлять нас, потому что сами люди, как это подтверждается и литературой, не скоро дошли до понимания того, что под видимой внешностью вещей скрывается глубокая невидимая жизнь. Таким образом, воспитатель младших классов должен научить своих воспитанников любоваться самыми простыми пейзажами: лужком, испещренным яркими цветами; дорогой, над которой густо растущие деревья сплелись как бы в свод; аркой старого моста с черными, покрытыми мхом, камнями; прудом, где окруженные широкими листьями, дремлют водяные лилии; рекой, широко струящейся между двух зеленых берегов...

 

Обратим их внимание на перемены в природе, соответственный разным часам дня и разным временам года, покажем им свежее пробуждение утра, огненное зарево заходящего солнца, сумрак ночи, усеянный звездами, зеленую одежду весны, оцепенение жаркого летнего полудня, желтую симфонию осени... Привлекая таким образом внимание кадет на окружающую их красоту вещей, мы постараемся внушить им горячую любовь к природе. Не нужно жалеть при этом об их днях, когда учебные часы будут пропущены и заменены прогулкой. Роскошно иллюстрированная книга природы, широко раскрытая перед глазами всех, с лихвой вознаградит их за пропущенные уроки.

Что касается самого неблагоприятного времени года - зимы, когда целыми днями приходится отказываться от прогулок, эстетическое воспитание кадет, в особенности старших классов, при посредстве природы, может продолжаться только при помощи книг и картин. Картины наших лучших художников - Левитана, Серова, Нестерова, Васильева -  в которых сказалось глубокое понимание русской природы, обновят в сознании кадет прекрасные впечатления, уцелевшие у них от летних прогулок. В то время, как воспитатель будет читать в классе одно из чудных описаний природы, какими изобилует наша литература, достаточно будет нескольких стихов, даже нескольких слов, чтобы воскресить в памяти кадет ту или иную сцену, тот или иной пейзаж, виденные раньше. Подобным путем установится тесный обмен между книгой и природой; воспоминания некогда виденных картин помогут уяснить текст; нередко какая-нибудь фраза внезапно воскресит у воспитанника целое явление внешнего мира, доселе им не замеченное.

Поступая таким образом, мы создадим драгоценную связь между природой и книгой: природа будет способствовать лучшему пониманию книги, а книга, в свою очередь, научить разумно любоваться природой.

Рассмотрением главнейших элементов „художественной среды“ мы заканчиваем свой реферат.

Воспитание эстетического чувства посредством „художественной среды", в котором, как мы старались показать, главную роль играет воспитатель, должно быть дополнено специальным образованием - „изучением и практикой искусства“. Но здесь воспитатель должен уступить свое место преподавателям искусств. Пусть же каждый из них, проникаясь высоким назначением своего дела, дополнит методическими, правильно поставленными упражнениями, развитие эстетического чувства и способностей наших питом-ев, пусть приобщит их к самому миру искусства.

При таких условиях, преподаватель и воспитатель обоюдными, дружными усилиями и заботами внушат своим воспитанникам ту неотделимую от нашего сознания мысль, что искусство есть необходимое дополнение нашей неполной, искалеченной жизни. Есть множество образов, чувств и настроений, с которыми, при данных условиях, обыкновенный культурный человек, особенно горожанин, не может познакомиться. Пробелы эти восполняет искусство.

Человек создал и все снова создает себе искусство, потому что в лице его он владеет единственными средством для того, чтобы пережить по крайней мере в форме игры воображение то, в чем ему отказала природа и обыденная жизнь. Мы все нуждаемся в искусстве, как в дополнении нашей физической и психической жизни. Оно является единственным путем, по которому мы, хотя бы отчасти, можем приблизиться к идеалу гуманизма, к гармоническому развитию всех наших сил, к всестороннему проявлению всей нашей натуры.

  


 Выступили в прениях 

 

Подполковник Бахтин, офицер-воспитатель Орловского Бахтина КК

Николай Николаевич Бахтин (род 1866) советский поэт, библиограф, переводчик, литературовед, педагог, театральный деятель, однофамилиц основателя Орловского Бахтина КК.  Окончил Орловскую Бахтина ВГ, 2-е Константиновское ВУ (1885).

С 1891-1909 - офицер-воспитатель в Орловском Бахтина КК, подполковник (1898). В 1910 вышел в отставку, занимался переводческой и библиографической деятельностью,

С 1886 публиковал статьи и рецензии на педагогические темы в периодической печати («Русский филологический вестник», «Педагогический сборник», «Русская школа», и др.). Один из организаторов Ленинградского ТЮЗа.

 

При тех жалобах на энциклопедичность и обширность нашего образования, которые мы слышали с этой кафедры, является вопрос, нужно ли еще расширять преподавание обучением искусствам и где найти для этого время? То, что мы теперь называем искусствами (с присоединением еще философии), древние греки называли музыкою. Стремясь к гармоническому развитию души и тела, они говорили, что одно физическое образование вредно для души, она грубеет от отсутствия музыкального образования; одно же музыкальное образование вредно для тела.

Перс избегал вреда тем, что не получал ни того, ни другого образования. В наше время искусствам также предстоит задача смягчить односторонность нашего образования; оно носит слишком интеллектуальный характер; задача искусств - дать работу также и нашим чувствам. Нельзя, однако, не считаться с возражением таких мыслителей, как Спеисер. Он говорит, что в школе искусствам должно уделять лишь такое место, какое принадлежит им и в жизни, а именно - часы досуга. Смотря даже с этой точки зренья, нельзя не признать роли искусств чрезвычайно важною. Значение рационального отдыха так же велико, как и значение рабочих часов. Многие из наших развлечений вместо отдыха дают нам усталость. Что касается развлечений эстетического характера, то они доставляют нам обыкновенно удовольствие, а это - признак того, что наша психика пришла в равновесие; мало того, жизнь редко удовлетворяет всем запросам человека, и более или менее полное удовлетворение своим идеалам он находит только в искусстве; оно служить восполнением узкой личной жизни человека. Для детей же, служи восполнением их еще более узкой жизни, искусство является также и школою жизни.

Однако, при всей важности значения искусства в воспитании, его нельзя вести принудительным образом. Постановка в школе эстетического воспитания зависит целиком от условий места и времени.

До сих пор из разных отраслей искусства права гражданства в школе завоевала только поэзия. В последнее время внимание педагогов направлено на реформу образовательных искусств, главным образом живописи. Этот факт очень характерен. По-видимому, причиной его служит фактор экономического характера. Конкуренция заставляет делать предметы не только дешевле, но и изящнее; для того же, чтобы на них был спрос, надо развить вкус потребителей, вплоть до самых демократических слоев.

Один из писавших по этому поводу говорит: „Та нация, которая придает рисованию такое же значение, как чтению и письму, в течение полувека сделается богатейшею нацией в мире; ибо развитие эстетического вкуса прежде всего отражается на промышленности, а богатство народов зиждется на развитии последней“.

Для педагога эта цель - содействие промышленности - может быть только побочной; этой цели, как и прочих побочных целей, эстетическое воспитание достигает, не заботясь о них.

С методической точки зрения, в преподавании искусств можно различить три стороны: пассивную, активную и творческую. Пассивная заключается в развитии понимания искусства, в развитии вкуса; можно быть художником в душе, не умея держать карандаша в руке или взять ноты на каком-нибудь инструменте. Активная сторона - в копировании художественных произведений, творческая - в их создании. Дети, до начала переходного возраста, как нельзя более склонны ко всем сторонам эстетического образования; они готовы рисовать, что угодно, взяться за разыгрывание любой роли в театральной пьесе и пр.; они - настоящие, прирожденные артисты. Поэтому, детство - лучшая пора для развития эстетических чувств.

Переходя к отдельным искусствам., можно сказать, что современная постановка рисования в школе требует развития активной стороны, техники рисования; поэтому, здесь следует обратить внимание на пассивную сторону. С этою целью предыдущий референт рекомендует окружать учащегося изящными картинами и предметами, с целью заставить его любить „красоту“; этот термин нельзя считать удачным. Красивым считается приятное: округлые линии, нежные краски; но они ценны лишь тогда, когда редки. Красота легко предается. Она неспособна и внушить отвращение к грязному, потому что самым грязным побуждениям можно придать очень привлекательную, красивую внешнюю форму. Достоинство художественного произведения - не красота, а цельность; тип Плюшкина не менее прекрасен, чем тип Пушкинской Татьяны. Класс, обращенный в игрушку, не дает цельного художественного впечатления, потому что рабочая комната должна носить рабочий характер. Класс рисования - другое дело. Что касается обязательных программ рисования, то можно пожелать дополнить их ведением лепки и знакомства с биографиями и художественными произведениями лучших русских художников, о которых в настоящее время учащийся узнает лишь случайно.

Гораздо большее воспитательное значение имеет музыка и пение. Можно сказать, что та нация, которая придает музыке и пению такое же значение, как чтению и письму, сделается счастливейшею нацией в мире, ибо ничто лучше музыки не смягчает тяжести жизни и тяжелых чувств. Дети чрезвычайно любят пение; но в его постановке также преобладает техническая сторона. Учитель старается выучить учащихся нотной грамоте, мало-мальски сносному хоровому пению в классе и вышколить церковных певчих. Несмотря на это, ученики обыкновенно любят уроки пения, но только до IV класса. Нередко в IV классе начинают уклоняться от пения, просить разрешения не петь и поют по принуждению и с неохотой. И учащиеся имеют на то основание. Мена голоса - такой факт, с которым необходимо считаться. С 12-13 звуков, которые мог брать ученик III класса, он доходит до 8 звуков и менее; он вынужден переходить от широких мелодий к мелодиям, более бедным звуками, что, конечно, не может его удовлетворить, или же портить свой голос. Музыкальные педагоги говорят, что с 14-летнего до 19-летнего возраста хоровое пеше в классе недопустимо; можно заниматься лишь с отдельными личностями, строго следя за тем, какие звуки в данный момент доступны каждому. Программу пения можно было бы дополнить знакомством учащихся с жизнью Глинки и его оперою „Жизнь за Царя“; последняя имеется теперь в издании, приспособленном для исполнения детьми младшего возраста (в издании „Народного Образования“). Более детальные указания, касающиеся реформы школьного пения, можно найти в статьях К. Нелидова, помещенных им незадолго до его смерти в „Русской Музыкальной газете“. Его взгляды вполне сходны со взглядами новейших реформаторов в этой области - немцев. Можно порекомендовать еще ведение хороводных игр с пением, маршевых и гимнастических движений под пение (интересен метод швейцарца Далькроза), как дисциплинирующих чувства и волю детей.

В преподавании поэзии у нас преобладает не активная сторона (декламация), а пассивная (чтение поэтических произведений); между тем, только декламация может придать жизнь и краски занесенным на бумагу словам. Более длинные произведения берут не столько силою и яркостью красок, сколько их количеством; поэтому, чтение вслух длинных произведений (даже таких, как „Война и мир“) - задача неблагодарная и нецелесообразная. Зато введение декламации, если есть к тому возможность, положительно необходимо, иначе мы лишаем преподавание поэзии чрезвычайно важного качества всякого преподавания, а именно - наглядности. Тот, кто читает книгу, не будучи подготовлен к тому, чтобы переводить слова ее в живые и яркие краски, может смело отложить книгу в сторону; отсюда отрицательный взгляд на значение книги у некоторых мыслителей.

В наиболее полной степени отражается жизнь в сценических произведениях; между тем, именно эта область до сих пор остается наименее доступною детям. Последним вполне доступны драматические произведения в простейшей их форме. Детские игры с куклами и солдатиками носят драматический характер; они состоять из диалогов и действия; но материал для них дети берут из окружающей их узкой жизни. Если же материал берется ими из сказок, то, не имея образов для подражания, дети создают лишь слабое подобие театральных пьес.

Между тем было время, когда школьные спектакли входили в программу преподавания. Иезуиты ввели их в свои школы с целью, как они объясняли, упражнения в языках; на самом деле их цель была привлечь к своим школам внимание знатных членов общества пышными зрелищами. Когда с возникновением настоящего театра эта цель перестала достигаться, школьные спектакли скоро были оставлены. У немцев и теперь развиты в дошкольном возрасте сказочные и религиозные представления, а в школьном - патриотические, носящие, по большей части, узкий местный характер. Наиболее правильно поставлено это дело, по-видимому, в Англии, где детский театр носит чисто семейный характер; вследствие его интимности, о нем имеется мало сведений.

Многое говорилось против участия детей в сценических представлениях, но те вредные стороны, которые здесь указывались, зависят от обстановки и могут быть парализованы; например, развитие тщеславия своими успехами должно быть парализовано интимностью спектакля и сдержанностью взрослых в своих похвалах. За то выступление на сцене имеет и свои положительные стороны. Артист, это - вожак, ведущий за собою толпу. Вожаки могут быть не в одной лишь толпе или на войне. Чтобы достичь цели, вожак должен обладать способностью двойственного сознания: он должен отдаться своей роли и в то же время следить за каждым своим жестом, чтобы не нарушить чувства меры и произвести на зрителей должное впечатление. Обыкновенно человеку достается на долю всю жизнь разыгрывать одну и ту же роль; сцена дает возможность испытать себя и на других ролях и узнать свои силы, свою способность приспособиться и к иной роли. Эта гибкость, это уменье войти во всякую роль может дать только сцена; в жизни возможность перепробовать себя в разных положениях встречается чрезвычайно редко. В этом, между прочим, я вижу значение участия детей в школьных спектаклях; поэтому, школьные спектакли также следует считать одним из важных средств художественного воспитания.

 

Подполковник Дитерихс Георгий Дмитриевич, офицер-воспитатель Николаевского КК

 

Окончил 2-й КК (1885),  2-е Константиновское ВУ, подполковник (1900)

Офицер-воспитатель Николаевского кадетского корпуса (1905-1913)

 

Я с глубоким интересом прослушал сегодняшний реферат, тем более, что он вполне соответствует моему воззрению на вопрос об эстетическом развитии и совершенно отвечает моему внутреннему миру.

Если память мне не изменяет, то на лекциях психологии эстетическое чувство названо было чувством эгоистическим, вероятно потому, что по пословице „на вкус и цвет товарища нет“, и приводился пример довольно, как мне казалось, не подходящий для того, чтобы охарактеризовать разность взглядов у людей; помнится, что речь шла о том, как архиерей одной из епархий, заехав к мужику в хату, увидел у него в красном углу висевшую лубочную картину и поинтересовался узнать, что она изображает и для чего мужик повесил ее в красный угол вместе с образами. Мужик ответил, что картина эта изображает усекновение главы Иоанна Предтечи, тогда как на самом деле нарисована была баба, бившая мужика...

Из моей личной практики я убедился, что поэзия и художество доступно массе, что масса покоряется чувству изящного и что только недостаток развития влияет на нее отрицательным образом.

Я позволю себе привести пример из моей службы, когда молодым офицером я у себя в полку организовал весьма порядочный хор из нижних чинов, до тех пор видевших в горланеньи песен усладу. Пел этот хор весьма недурно, а когда в числе прибывших запасных объявился самородок - певец по призванию, то мы могли доставлять и другим некоторое удовольствие.

Этим я хочу сказать, что массе и нашей меньшей братии доступно прекрасное, надо только ее научить понимать его.

Референт сказал, что красота - не есть роскошь, с этим тоже я совершено согласен; она должна быть, по моему мнению, присуща каждому, если понимать под нею, конечно все, что заключает в себе это слово: привычку ли к порядку у человека, чистоте, аккуратности и пр. Поэтому, родители, легкомысленно любующиеся только смазливеньким личиком своего ребенка - неразумные родители.

Для того, чтобы мысли мои, который я позволю себе предложить съезду, в конце концов, не остались не понятыми и самое дополнение о принципах красоты не стояло особняком, я немного коснусь программы обучения и, в частности, курса рисования.

Реформа программы обучения в средней школе за последнее время коснулась и вопроса эстетического развитая. Схоластической системе обучения предпочитают теперь метод рисования с натуры, при чем эта натура берется отовсюду: покажут ножик - рисуй его, стол, стул и пр., часто забывая совершенно не только систему, но и не давая себе труда объяснить ученику, как приступить к рисованью.

Я боюсь, что таким способом прежний схоластический способ рисования геометрических тел, орнаментов, достаточно надоевших, правда, ученикам, может замениться хаотическим, без всякого порядка, меры и выбора.

Я сам с восторгом встретил вначале реформу в занятиях рисованием, но теперь отношусь к ней скептически и позволяю себе думать, что рисование, утратив форму обучения, потеряет и прежнюю ценность.

Я сказал – форму, и об этой именно части „принципов прекрасного“ я и хочу сказать несколько слов.

Считаю долгом сказать, что, конечно, мысли эти не мои, но здесь они будут уместны и, как мне кажется, кстати.

 

Вслед затем подполковник Дитерихс сообщил несколько выдержек из „Вестника самообразования“ (приложение к энциклопед. словарю Брокгауза и Ефрона за 1904 г.).

 

Подполковник Цытович Владимир Викторович, офицер-воспитатель Одесского КК (кр.биография здесь)

 

Я позволю себе сказать несколько слов о том, находится ли в обстановке кадетских корпусов достаточно данных для развитая у кадет эстетического чувства.

Мы слышали тут, что эстетическое чувство эгоистично. Это не так. Психология учить нас, что характерным признаком эстетического чувства является бескорыстие, незаинтересованность; представления, вызывающие эстетическое наслаждение, нравятся нам сами по себе, независимо от посторонних соображений.

Это бескорыстие, эта незаинтересованность и составляем для нас, воспитателей, главную ценность, драгоценное явление в области эстетического чувства, необходимое для нравственного воспитания кадет.

Эстетическое чувство принадлежит к области сложных чувств. Что же нужно для его воспитания?

Во-первых, активное внимание, которое дает нам возможность сосредоточить внимание на объекте наблюдения, и во-вторых, запас знаний, запас представлений, который позволить правильно истолковать и оценить рассматриваемое художественное произведение и пережить этот запас определенных представлений, усвоенных раньше.

Обстановка наших кадетских корпусов дает достаточно данных для развития у кадет эстетического чувства.

Активное внимание должен выработать у кадет весь учебно-воспитательный строй заведения, а необходимое для создания у воспитанника запаса знаний и представлений он должен найти в конкретных наблюдениях, вытекающих из всего строя жизни и обстановки кадет.

Бесспорно, что не всем нашим воспитанникам доступны одинаковые по богатству душевные переживания, но это не должно нас останавливать; мы должны запомнить, что будущие члены нашей семьи встретятся в жизни с необходимостью давать по художественным вопросам здравые решения, и художественный вкус в этом смысле, при помощи воспитания ритма, симметрии и гармонии, должен быть доступен большинству.

Культивирование эстетического чувства, как учит психология, отразится на легкости протекания всех вообще душевных процессов.

В частности, я хотел бы коснуться вопроса о музыке.

Я думаю, что на воспитателе, заведующем в корпусе музыкой, лежат важные обязанности совместно с учителями направлять вкусы кадет в сторону серьезной музыки, к достойным ее образцам.

Планомерность в постановке музыкального дела, заботливость к нему начальства заведения приводят прекрасными результатам, которые нам известны. Так, напр., кадеты VI и VII классов играют квартеты Гайдна и увлекаются этой музыкой.

Но для такой постановки дела корпусами приходится изыскивать средства с большими затруднениями, так как существующего отпуска на музыку недостаточно.

 

Подполковник Черепанов, офицер-воспитатель Тифлисского КК

Подполковник Черепанов Пётр Петрович окончил Сибирский КК (1883), 2-е Константиновское ВУ.

Офицер-воспитатель Тифлисского КК (1893-1911), штабс-капитан (1895), капитан (1897), подполковник (1900).

Ротный командир Тифлисского КК (с 1911), полковник.

 

Эстетическое чувство чуждо эгоизму. Пример о крестьянине и apxиepee были приведен не совсем удачно; он иллюстрирует совершенно другое, а именно, что наше зрение часто зависит от целого ряда ассоциаций в наших мозговых центрах.

 

 

По окончании прений, подполковник Азарьев Александр Сергеевич сделал доклад на тему:

 

Окончил 4-й Московский КК (1882), Александровское ВУ.

Офицер-воспитатель Оренбургского Неплюевского КК (с 1888), штабс-капитан (1892), капитан (1894), подполковник (1897).

Ротный командир корпуса (1910), полковник

 

,,Школа поверяется жизнью - рассмотрение этого положения в применении к кадетским корпусам“,

  

Известно, что человеческий организм представляете собою совершеннейшую из всех существующих машин, потому что переводит в механическую работу 1/4 вырабатываемого им тепла, тогда как в самой лучшей машине с трудом могут доводить это отношение до 1/12.

Если же обратиться к объему душевных сил человека, то придется, конечно, еще более удивиться богатству человеческой природы. Мы знаем из истории человечества, что при напряжении душевной энергии человек может проявить необычайную силу творческой мысли и способен, как на изумительнейшее самообладание, так и на проявление величайшего самопожертвования из любви и преданности престолу и отечеству, из глубокого сознания своего долга и чести.

Но тем не менее несомненно для нас, что как физические так и душевные силы человека все-таки величины ограниченные и при своем развитии и применении подчиняются известным законам, игнорировать которые нельзя безнаказанно. Кому из нас не случалось видеть с болью в душе молодого человека, не так давно перед тем не только сильного, но даже могучего, а теперь стоящего перед нами с опущенными, как плети, руками: говорят, он надорвался за работой, не рассчитав своих сил. Кому из нас не случалось с болью в душе убедиться в полнейшем психическом банкротстве человека, который прежде был богат мыслью и чувством: здесь говорят, что он сгорел, потому что многого хотел и слишком верил в свои силы. Но для меня лично всего мучительнее натолкнуться на, если можно так выразиться, „плоскостных“ людей, то - есть, на людей, которые не способны ни на какое горячее чувство, все принимают пассивно и пассивно же отдают. Понятно, что подобная приниженность душевной жизни есть искажение человеческой природы, вследствие ненормальных условий жизни. Здесь обыкновенно проявляется последствия нарушения известного закона Вебера - Фехнера, гласящего, что для того, чтобы ощущения возрастали в арифметической прогрессии, необходимо, чтобы раздражение возрастало в геометрической. Этот закон - закон страшный, сильное нарушение которого приводит к катастрофам не только в жизни отдельного человека, но и в жизни целого народа. Из моего личного опыта я тоже научился уважать его и ко всяким tours de force подхожу осторожно, с некоторой боязнью.

На воспитателе и лежит в высшей степени серьезная обязанность способствовать всеми имеющимися в его распоряжении средствами правильному развитию физических и духовных сил своего воспитанника дабы приготовить для жизни физически и психически здорового человека, вполне пригодного для той высокой и ответственной службы, которую в настоящее время несет офицер.

В своем реферате я буду касаться только воспитания духа, решаясь поделиться со своими коллегами своим не вычитанным, а вынесенным из опыта взглядом, что должно быть поставлено в основу при воспитании духа; вместе с тем я хочу предложить нечто маленькое свое, которое, по моему мнению, может быть, немножечко облегчить нам трудную задачу „воспитать здоровый дух в здоровом теле“. В настоящее время военно-учебное ведомство тратит много средств и сил для выработки верного метода воспитания, организует и педагогические курсы и, как естественное последствие их, настоящий съезд. Значит, нам позволяется в своих мечтах расширить обычные рамки школьной деятельности.

Прежде всего позволю себе изложить мою собственную грубую схему жизни духа, составленную мною применительно к схеме жизни тела; мой язык, мои определения будут очень ненаучны, но, мне кажется, я в них не буду все-таки в противоречить с общепринятым объяснением психических явлений, а между тем при их помощи мне легче перейти к желательными для меня аналогиями.

Все впечатленья, воспринимаемые нами из внешнего мира и вошедшие в состав нашей апперципирующей массы -  вырабатываемое душою тепло для развития психической энергии. Для нашего воспитанника в это тепло входят: и его воспоминания о своей жизни дома, и впечатление, воспринимаемое в кругу товарищей, в классе во время лекции, в задушевной беседе с отделенными воспитателем, от всего корпусного режима. Часть этого тепла в виде психической энергии расходуется человеком в обычном кругу его занятий, а другая держится в скрытом состоянии и тратится только в те моменты, когда обстоятельства требуют экстраординарного напряжение.

Размер этой скрытой энергии у людей далеко не одинаково трудно поддается наблюдению, а ею только и можно объяснить, почему с виду скромный, заурядный человек проявляет иногда истинный героизм. По моему мнению, весь секрет воспитания духа и заключается в умении накапливать психическую энергию и целесообразно тратить ее; эта трата должна, конечно, непрерывно увеличиваться, так как жизнь предъявляет к старшим большие требования, чем к младшими; но увеличение ее не должно уменьшать запаса скрытой энергии, а, наоборот, его тоже необходимо увеличивать пропорционально увеличению траты.

Заведение старается привить своему воспитаннику целую массу привычек, которые должны, войдя в кровь и плоть воспитанника, выработать из него гармонически развитого человека, способного разумно поставить свою жизнь. Но эти привычки обыкновенно, в большинстве случаев, идут вразрез с привычками, усвоенными с детства, а нередко и с природными наклонностями детей; следовательно, для прививки их приходится поневоле затрачивать много психической энергии воспитанника. В этом деле очень легко, что называется, пересолить: кому из нас не приходилось встречать отделение, которое в младших классах, благодаря ежеминутному контролю и воздействие своего воспитателя, давало удивительные результаты, а затем непрерывно, не смотря на все принимаемые этим же воспитателем меры, все опускалось и опускалось, пока, наконец, ему не дали отдыха, т.е. на некоторое время вовсе освободили от всякого контроля. На этом пути можно неумелыми руками прямо загубить человека и выпустить его из заведения тем „плоскостным“, о котором я говорил выше. Чтобы этого не случилось, необходимо, по-моему разумению, соблюдать три педагогических правила:

во-первых, поставить минимум необходимых требований;

во-вторых, облегчить выполнение их, связав их, согласно взглядами современной психологии, с основным миросозерцанием воспитанника;

в-третьих, внимательно присматриваться к тем явлениям жизни воспитанника, где можно подметить, до некоторой степени, размер запаса психической энергии.

Если воспитанники скромны, послушны, выполняют всё наши гигиенические, классные и строевые требования, но неспособны возмутиться грязным поступком одного товарища, горячо заступиться за другого, неспособны увлечься никаким художественным произведением, всей душой сочувствовать страданиям и радостям литературных и исторических героев, неспособны содрогнуться от горя при вести о наших поражениях, скажу даже, неспособны закричать ура в полном самозабвении.., то я утверждаю, что они не воспитаны, потому что у них нет достаточного запаса скрытой энергии, их не хватить на героическое исполнение своего долга. В таком случае надо серьезно реформировать господствующий режим в заведении.

Перейдя теперь к первому из вышеуказанных мною педагогических правил, я должен сказать, что минимум требований заведения устанавливается жизнью.

Конечно, и школа должна, в свою очередь, влиять на общество, распространяя через своих питомцев здравые гигиенические, этические и прочие взгляды. Следовательно, от многого, что она старается привить, она отказаться не может, но несомненно также, что от много несущественного отказаться следует, если хотим иметь запас скрытой энергии. Как больно видеть бывшего питомца, у которого нет теперь и следа от многих тех привычек, которые ему старалось привить заведение, иногда и с большой тратой его душевных сил.

Вот почему я думаю, что при насаждении привычек мы должны все чаще и чаще оглядываться на жизнь вне заведения. Здесь особенно необходимо считаться и с режимом военных училищ, и с жизнью офицерского общества, потому что взгляды юнкеров и офицеров от старших воспитанников передаются младшим, и, если они идут в противоречие с требованиями заведения, то последнему часто приходится нецелесообразно тратить запас психической энергии своих питомцев. Возьму грубый пример: кто из нас не сознается, что большим тормозом для успешной постановки строевого дела служить мнение кадет, со слов юнкеров, что в корпусе только играют в солдатики, что, будто бы, училищные офицеры говорят юнкерам о необходимости основательно забыть все то, чему их учили в корпусе. Значит,  нет уважения кадет к корпусному фронтовому обучению, нет интереса - могучего пособника в деле обучения. Юнкер часто говорит кадетам при рассказах последних о корпусных порядках: „вот это нужно, потому что у нас на этот счет строго..., а вот это глупости, так сами воспитатели забавляются! “. И там, где „воспитатели забавляются“, успех, конечно, покупается дорогой ценой. Чтобы преодолеть неправильный взгляд на существенные требования заведения, навиваемые кадетам со стороны, надо,

во-первых, покрепче связать их и с понятием об умственно и нравственно воспитанном человеке вообще и с понятием о высоком долге офицера в частности, в то же время усиленно оттеняя на уроках, беседах, чтениях, сообщениях, при посещении начальствующих лиц, эти идеалы и руководящие принципы: а,

во-вторых, военные училища, по возможности, более согласовать с режимом и направлением корпусов. Но и этого, пожалуй, мало: необходимо следить за жизнью наших питомцев на действительной службе и при этом как тем, кто дает нам свод требований, так и нам, кто предъявлять их своим воспитанникам. Литературы на эту тему очень мало, и она стала появляться лишь в последнее время, да и то в мало удовлетворительном виде: то она слишком тенденциозна, преследует свои цели, не имеющая ничего общего с задачами корпусов (каковы сочинение Куприна), то иногда слишком легка, как некоторые фельетоны „Разведчика" - в ней нет той вдумчивости, какая необходима серьезному и любящему свое дело воспитателю. Затем, большинство нападок обрушивается в литературе на представителей пехотных полков, где % питомцев кадетских корпусов прямо ничтожен, и мы, воспитатели, этих обвинений не приемлем.

Но нам все-таки нужно знать правду, чтобы проверить себя и более уверенно ставить свои требования.

Всякая катастрофа в жизни нашего питомца, конечно, бросает в нас обвинение в несостоятельности. Здесь приходится разобраться: что выпадает на долю недостатков школы, а что на долю совершенно особых обстоятельств. Я считаю необходимым, чтобы заведение знало и своих героев, и своих неудачников, почему обстоятельное исследование причин самоубийства или служебного краха питомца кадетского корпуса должно быть непременно сообщено как в центральное управление, так и в его alma mater. Тут не преследуется никакой фискальной цели, потому что в цепи обстоятельств, приведших человека к гибели, встречаются часто такие обстоятельства, которых раньше и предвидеть было очень трудно. Но тем не менее в каждом таком деле вдумчивый воспитатель найдет для себя много поучительного: он познакомится с тем, что также может встретиться на пути его воспитанников; он проверит, правильно ли он делает оценку добра и зла в своих воспитанниках.

Для той же цели надо открыть широкий доступ на лагерные сборы в строевые части всем желающим воспитателям. Пусть это прикомандирование не дает им никаких преимуществ: если служба воспитателя обеспечена в будущем, имеет широкий ход и не заставляет завидовать сверстникам, оставшимся в строю, он не уйдет из военно-учебного ведомства и поедет на лето в часть не для себя, а опять же для школы. Он теперь станет изучать то, что ему полезно не вне корпуса, а в стенах его: не только пополнить свои строевые сведения, но вдумчиво вглядится в условия офицерской службы, а особенно в жизнь питомцев кадетских корпусов, и многое проверит в своих взглядах.

Человек же, тяготящийся педагогической деятельностью, уйдет в строй и при самом лучшем обеспечений воспитателя; значит, в строю он будет и более полезен.

Может быть, мое сообщение носить характер излишних мечтаний, но оно все-таки вытекло из искреннего желанья пользы средней военной школе, которой мною отдано двадцать лет.