ПЯТОЕ ЗАСЕДАНИЕ

(29 декабря).

Председательствовал ген.-лейт. М.Е. Попруженко.

По предложенью председателя офицер - воспитатель 2-го Московского КК капитан Гринев сделал доклад на тему:

,,Национальное самосознание в деле воспитания“.

 Национальное воспитание должно преследовать две жизненный задачи:

1) заботу о национальном самосохранении и

2) достижение общечеловеческих идеалов.

По мнению Вл. Соловьева, вникая в отличительные черты каждой нации, всякий должен прийти к заключению, что каждая из них для достижения известной цели идет своими собственными путями и каждая из них, может быть, совсем того не ведая, вкладывает в сокровищницу общего блага плоды своей жизни и трудов. Народы живут, опять, может быть, того не ведая, и действуют не для себя или своих материальных интересов, но для той цели, посредством которой они могут послужить всему миру. Из этого выходит необходимость:

1) самой прочной связи настоящего поколения с прежними,

2) передачи нравственной обязанности от одного поколения другому,

3) передачи всех результатов его исторического сбережения.

Как каждый человек, так и каждый народ сумел составить себе свой собственный идеал человека, вполне соответствующей его характеру и жизни. С естественным ростом народа, растет и развивается и его идеал, выяснению которого способствует национальная литература. Этот то идеал и ложится в основу идеи воспитания каждого народа в известный период его национального развитая, на основании исторического опыта и своих национальных потребностей. Поэтому, воспитание должно быть непременно национальным. Это воспитание действует, прежде всего, на характер, на котором основывается народность; действует оно, пользуясь науками, как средством для достижение известных и желаемых целей. Каждый народ дорожит своей национальностью, своими национальными побуждениями, своею историческою ролью, хотя, может быть, и смутно ими сознаваемой, между тем как нигде так не вооружалась известная часть литературы против национальных побуждений, как у нас, и это литература, постоянно заявляющая о своей беспристрастности и уважении к народными мнениям.

А между теми не надо забывать, что русская жизнь со всем своим хорошим и дурным, всем своим внутренним содержанием, определившим характер нашей государственности, есть создание народа, создание истории. Это и нами, и нашими питомцами надо часто вспоминать. Эта беспочвенная литература, служащая идеями космополитизма и обслуживающая не только периодические журналы и газеты, но проникающая даже в наши учебники, основывает свой успехи на необыкновенной восприимчивости русской натуры, на нашей непоследовательности и на нашем удивительном легковерии к печатному слову.

Индифферентизм ко всему национальному, родному, которым, за редкими исключением, отличалось наше общество вообще, а за последние годы особенно, и который имеет столь яркое отражение и в современной ходячей литературе, и в значительной степени в искусстве, без сомнения находит некоторые причины для своего оправдания именно в педагогическом деле. Где, например, искать причину той удивительной путаницы понятий, когда цель смешивают со средствами к ее достижению, когда частности ставят выше целого, когда, наконец, само понятие национальности делают синонимом чего-то грубого, угнетающего и мешающего всеобщему братству?

Где же искать причины всего этого, как не в постановке дела воспитания детей и, главными образом, молодежи, когда именно можно и должно развивать у них истинное понятие о национальном чувстве, об их принадлежности к великой нации, об их перед ней долге и о том, что истинная любовь и служение нации переходят в любовь и служение всему человечеству. Именно тогда-то надо готовить людей, у которых явилось бы сознание своего собственного „я“ и которые чувствовали бы кровную связь с своей нацией, основавшей и развившей великое государство, которое явилось, конечно, для какой-либо цели в истории человечества. Попытка, по возможности, слегка коснуться некоторых из причин этого индифферентизма, имеющих отношение к нашему делу, именно причин, способствующих проявлению нашей беспочвенности, нашей оторванности от действительно окружающей нас жизни, а также указание наших национальных положительных и отрицательных качеств, играющих роль в деле воспитания, и возможности укрепления одних из них и ослабления других, все это и составляет предмет моего доклада.

Никому, а тем более нам – педагогам - нельзя забывать той органической связи, которая существовала почти с начала нашей государственности между церковью и нашим государством. С распространением у нас христианства, под влиянием сильно говорящей сердцу народа проповеди наших первых проповедников и нравственно высокой жизни подвижников, христианские элементы прочно привились к душе русского человека, найдя в ней благодарную почву для своего развитая. В богослужении, в проповеди, в идеальном монашестве наших древних монастырей произошло совершенно органическое соединенье веры и народного духа, и носителем этой веры явился всецело народ, создавший и отстаивавший свое государство и все время зорко следивший за охранением своих религиозных и политических убеждений. Христианские же истины, христианские правила жизни прибрели у нас патриархальный характер, имевший огромное значение в созидании  нашей государственности, шедшей на своем пути неразлучно с церковью. Недаром спокон веков говорили наши предки, что Христос родился в Вифлееме, а живет на Руси. Повторяю, этот патриархальный, семейный характер наложил свой отпечаток не только на религиозные понятая, но и на понятия о государственном строительстве, участие в котором принимали наши национальные святые, т.е. лучшие люди народного сознания, часто сами из простого народа, отлично понимавшие его нужды и характер его потребностей. Мало быть только советчиком и иногда руководителем, надо было сознавать и быть убежденным, что в своих действиях не расходишься с явными и тайными, вернее инстинктивными, желаниями народа. Эти лучшие люди были руководителями, воспитателями народа. И в этом отношении наши государственные строители действовали умело, идя по предназначенному пути. Народ вырос, государство окрепло, в сознании народа прочно залегло убеждение, чему он обязан своим политическим существованием. Но это к слову, вернемся теперь к ближайшему нашему вопросу.

 Вспомним, что основой младенческой безотчетной религиозности служит почти исключительно чувство; вспомним, что это чувство питается, главным образом, любовью и религиозной настроенностью самых близких людей (у детей -  матери, няни), интимной домашней обстановкой еще встречающейся религиозной русской семьи. И у восприимчивых детей, и у впечатлительных взрослых что может более действовать на чувство, производить большее впечатление, может захватить человека всего, как не христианство, а в частности православная вера, с ее поэзией, с ее богослужением, столь отвечающая духовному миру русского человека. Воспоминания детства почти у каждого из нас соединяются с воспоминанием о детской религиозной настроенности, часто о посещений в детстве храма, о праздниках, церковных молитвах. А в нашей церкви идея отечества нашла себе выражение в таких молитвах, которым одинаково понятны чувству и взрослого, и ребенка. Вот где первый источник развивающегося у нас понятая об отечестве, зародыш того национального чувства, которое коренится в религиозных воззрениях наших детей (если случайно не пользовались для этого иными средствами).

Нечего и говорить, как важны все меры, ведущие к тому, чтобы это понятие проникло в сознание ребенка, чтобы вместе с остыванием детского религиозного чувства не остывало связанное с ним в детской душе и чувство к отечеству, ибо на него все действует более своими формами, чем высоким своим содержанием, и хотя и бываете сильно прочувствовано, но часто бывает мало сознаваемо и переходит лишь в привычку, не переходя через сознание. Многое вследствие такого рода восприятия является в будущем пищей для юношеской критики и для путаницы в переоценке истинных ценностей. Старшие мало обращают внимания на складывающееся мировоззрение ребенка, а тот находится чаще под влиянием передней и кухни, нежели своих близких руководителей. Но, к слову сказать, иногда это бывает и к лучшему. Все же та сфера, из которой мы получаем наших будущих питомцев, наименее случайна в своих понятиях, а если мы видим в них иногда заглохнувшими соответственно возрасту начала религиозного и связанного с ним национального сознания, которые должны бы уже быть у них при посредстве привычно близкой для ребенка церковно религиозной и семейной атмосферы, то в этом надо винить тех, кто не хотел или не сумел вовремя направить ребенка в должную сторону. При этом надо заметить, что, говоря о зачатках национализма в религиозных воззрениях русского ребенка, непременно надо помнить, что русский человек христианин по убеждение, что хотя он и ставит выше всего свою веру, но он, как говорит Вл. Соловьев, полон благоволенья ко всему человеческому и является искателем правды Божьей во всех людях. По мнению народа, воин - христианин, христианское войско - являются защитниками правды и слабых, защитниками веры и связанной с ней государственности, и умереть за отечество земное - значить быть верным наследником отечества вечного. Полное отожествление идеи веры и отечества. И до сих пор народ верил в это последнее непоколебимо. Вполне понятными являются та злоба и непримиримость к военному и духовному сословиям в настоящее время той части общества, которая в борьбе с ними старается провести и утвердить любезные ее сердцу нравственно-политические основы.

Итак, согласимся в том, что с самых ранних лет у русского ребенка в нормально сложившейся семье с развитаем его религиозных чувств и понятий, попутно развиваются и чувства и понятия национальные, так что при переходе его в руки школы у него уже есть, хотя и небольшой, запас этих чувств. Посмотрим, что будет далее содействовать национальному развитию юноши, и как этим воспользуется наша школа.

Понять духовный мир ребенка, постараться смотреть на окружающие условия жизни его глазами, дело. конечно, трудное; но чтобы судить о нашем питомце справедливо, чтобы вернее понять его, нам именно нужно переселиться в его духовный мир, стараясь понять гармонию этого детского мира и стараясь не нарушать этой гармонии своими насильственными вмешательством. И вот, знакомясь с пробуждением детской души, приглядываясь к питомцу и его настроениям, постепенно узнаешь, что в его духовной жизни преобладает субъективный элемент над объективным, что по его более ранними взглядами то истинно и справедливо, что приятно. Все детские симпатии лежат безусловно на стороне всего героического, привлекательного для глаз и чувств, на стороне всего безусловно действующего на впечатлительность.

С любопытством и неудержимым тяготением тянется он в это время (до 12 лет) ко всему военному, блестящему.  Но было бы заблуждением думать, что с внешностью он не соединяет и известного содержания. Его войска, это русские войска, поражение которых в его представлении совершенно немыслимо. Это то настроение, которому вполне соответствует наивное: „гром победы раздавайся“. В умственном развитии в описываемом мною направлении идет часто незаметная работа. Нужно согласиться, что для того, чтобы сочувствовать какому-либо народному герою или писателю, нужно уже в самом себе носить зерно народности. А чем особенно близки герои народных сказок, воспринятых еще в детстве, и герои Крылова своими юными читателями? Помимо красот и образности слога, помимо прелести содержания, Крылов сделали всех своих героев - и косолапого Мишку, и флегматичного слона, и проказницу мартышку - всех их сделали каким-то чудом близкими нам существами. И это чудо заключается в придании им наших черт; в них юные читатели видят очень хорошо знакомых им окружающих их людей со всеми их способностями и недостатками; видят самих себя. И юные читатели это понимают, и это делает описываемых героев для них еще более близкими. И не одни указанные герои им близки, им близка описываемая природа и сама жизнь. Наши дети восхищаются перед народными героями в лице ли сказочных богатырей, или в лице исторических лиц - Суворова или Скобелева - не только по одному тому, что они герои, но и потому, что они герои - родные им, русские герои, воодушевленные теми же чувствами и побуждениями, что и их юные почитатели.

Опытные преподаватели русского языка утверждаюсь, что вкус к выбору книг для чтения у юного читателя развивается аналогично с развитием вкуса к чтению у развивающегося сознательного общества.  И вот постепенно, с годами, книги героического содержания из чисто фантастических начинают заменяться героическими же, но с непременным требованием исторической, правдивой подкладки; при этом герои русских авторов - Загоскина, Лажечникова - играют далеко не последнюю роль. Все это нисколько, конечно, не исключает у детей и юношей любви к чтению иностранных авторов, особенно путешествий, но во 1-х, мы будем говорить об авторах русских, а во 2-х, если можно так выразиться, от героев иностранных авторов несколько веет на наших читателей холодом, и они не столько импонируют своею личностью, сколько трудными положением и замысловатостью обстановки, содействующими, конечно, более развитию фантазия, нежели чувства. Это интересный период развития детского национального самосознания; требования исторической достоверности здесь борются с не всегда удовлетворенным национальным чувством. Искушение для слабого духа великое. И в это же время начинает себя давать знать сознание государственной необходимости.

Но вот пробуждающееся половое чувство окрашивает настроение юноши в особый цвет, эгоистическое чувство смягчается, появляется сочувствие ко всем страждущим и угнетенным. В это время юноша знакомится с началами наук и искусств; трудно представить себе, как его кругозор расширяется в это время, как усиливается переработка полученных впечатлений.

Его идеал соответствует его характеру, определяется его жизнью, развивается вместе с его развитием, и вот выяснение этого идеала в это время и должно составлять нашу существенную заботу. Что из него собирается выйти? Что может помочь нам разобраться в этом и принести существенную пользу? Наша национальная литература дает богатейшую пищу для развитая истинного национального понимания окружающего, согласованного с полными уважением и терпимостью ко взглядам, несогласным с нашим. Это одна из наших национальных черти. Русские классики остаются национальными даже тогда, когда живут в совершенно постороннем мире и описывают его, потому что глядят на него глазами своей нации.

И вот у юноши с возрастом являются новые, овладевшие им, герои. У читающего, развитого юноши в этот период является ряд героев, ряд наших национальных типов, соответствующих различным периодам русской литературы: фатальный, позирующий и демонический Печорин, затем новый герой - идеалист и народник Белинский; ему на смену Рудин с орлиным сердцем, орлиным умом, но крохотными крыльями; наконец, Обломов. Чувство национализма окрашивается в этот период в новый цвет, повышенная чувствительность требует жертв, требует отдания себя на служение ближним, родине, служению даже самому скромному. Перечень этих героев дает обширную тему для наших размышлений, ведь это все герои русской жизни; они живут в нашем сознании; в большинстве случаев это люди добрые, благожелательные, с отзывчивой душой, с натурой способной, широкой и щедрой, с пытливыми умом, склонным к созерцательному, отвлеченному мышлению, с мягким, деликатным характером, способными, однако, в иных случаях к резкому противодействию; с мечтательным, идеалистическим настроением, со склонностью к хорошим и высоким порывам. Чего бы еще, кажется, желать, если бы основные черты характера русского человека ограничивались только этими. Но рядом с этими - и природная, унаследованная, и воспитанная безалаберным семейным режимом вялость, дряблость, мягкотелость, отсутствие воли, непривычка к труду, беспечность, распущенность, лень, халатность. Да прибавьте ко всему этому наше „авось“. Короче говоря, слабость личности, да при том ранняя расшатанность нервов - вот наш национальный недуг, с которым надо бороться всеми зависящими от нас средствами. И это в значительном большинстве наши будущие питомцы. В этой то сфере и должно изыскать воспитательные меры, способствующие укреплению положительных природных качеств и искоренению отрицательных.

Удивительнее всего то, что все мы сознаем те недостатки, бороться против которых составляет одну из наших обязанностей, и все же результаты получаются скорее отрицательные. Не лежит ли причина неуспеха в нас самих, выражающаяся в принадлежности нашей к одной плоти и крови с нашими воспитанниками? Тогда нам предстоит двойная работа.

Итак, религиозное чувство, вынесенное юношей с детства и органически соединенное с чувством привязанности к своему родному, а также и последующее общение с национальной литературой служат фундаментом для развитая в юноше сознательного национального чувства. Нечего и говорить о необходимости при этом руководительства лица, принимающего все это близко к сердцу. До сих пор мы разбирали развитие юноши само по себе.

Вернемся теперь несколько назад и посмотрим, что сопутствует развитию юноши в окружающей его обстановке?

До 12-13 лет подросток обычно охвачен фантастическими или воинственными затеями. Но с этого времени у него является застенчивость, он часто мечтает, часто бывает душевно одинок и очень часто без нравственной поддержки. В последующее годы является пора перелома: психические силы просыпаются, открывшаяся жажда подвига в жизни не довольствуется мечтами и индивидуальной сферой деятельности, замкнутое миросозерцание соединяется с отзывчивой преданностью общественным идеалам. А какие общественные и национальные идеалы в наше время? Чем живут и во что верят близкие и окружающие юношу? Насколько искренни кругом в своих суждениях? А может быть окружающие просто немы, как стены. Счастлив юноша, если он живет среди более или менее искренних людей. Но вот юношей начинает замечаться несогласие между словом и делом старших; он начинает замечать, что на первом плане у многих из его живых авторитетов стоит личная воля, а не служение долгу, что над мечтами юноши не прочь посмеяться; является юный критицизм, часто перерождающейся в полнейший индифферентизм к тому, чему учат и во что по наружности верят старшее. Типичная черта - этот юный критицизм часто сплетается с атеизмом: настолько в юной душе вера во все высокое и вечное соединена с религией. И вот на место высоких мечтаний о героическом служении обществу, хотя и с примесью личного эгоистического чувства и известной рисовки, являются мечтания более низкого характера, а то и совсем низменного, являются грубость, удаль низкого пошиба, цинизм, упрямое и легкомысленное отношение к вопросам высшего порядка; вот неизбежные спутники такого юноши. Легко представить себе, во что обещает развернуться без призора духовный мир такого юноши и какая ему будет цена при служении своему отечеству. Но этого мало, такой юноша с пробуждающимся, но неверно направленным критическим чувством, в силу юношеской беспочвенной логики и его соответственного возрасту умственного развитая, имеет неотразимое влияние на других товарищей. Что же делают старшие руководители? Обыкновенно устраняются от общения в этих вопросах со своими питомцами, предоставляя им идти своими дорогами. А дороги эти обыкновенно приводят или к полному отрицанию всего того, что дорого человечеству, или впоследствии к полнейшему индифферентизму ко всему высокому, или к заимствованию понятий от массы. А известно, какие понятия могут заимствоваться от массы, начиная с веры: Бог - понятие слишком глубокое, требующее основательной вдумчивости, чтобы благородно его усвоить. Масса опошлила религию до идолопоклонства, а беспочвенная молодежь, блуждающая во мраке своего сознания, возмущается идолопоклонством, но отвергает вместе с ним и всякое поклонение. Отсюда знаменитое „нет Бога“, ставшее азбукой отрицания. Власть государственная - понятие, воспитанное всей историей человеческого рода. Но понимание государственности требует познания природы и общества. Масса, не умея рассуждать, встала в ложное отношение к власти и из свободного подчинения установила низкопоклонство. Беспочвенная молодежь возмутилась подобным отношением и вместе с низкопоклонством отвергает и благородное подчинение. Так же красота и знание: они требуют высокого вкуса, души, способной себя совершенствовать, а у беспочвенной молодежи красота сводится к чувственности, а знание к предрассудкам.

Между тем, при внимательном отношении к делу видно, что у юноши слагается известная личность, развивается характер, основу которого, как известно, составляет во 1-х, природный элемент, коренящийся в телесном организме человека и во 2-х - духовный, вырабатывающиеся в жизни под влиянием воспитания и некоторых выдающихся обстоятельств, имевших влияние на личность юноши. Оба эти элемента действуют взаимно, причем гармония между ними возможна, конечно, лишь тогда, когда воспитание ведется соответственно природной организации юноши, когда его духовный мир расширяется без ломки тех положительных начал, которые вложены в него его природою и связаны с его национальностью. И только при нормальном развитии юноши наша прирожденная национальная разносторонность и широта склада, составляющая одну из положительных черт нашего характера, обеспечивают цельность личности воспитанника. Крупнейший грех руководителей юношества заключается в том, что они забывают главнейшую цель воспитания - развитие сознания вообще и национального в частности, которые поведут за собою, и придание себе цены и признание в себе известной личности. На практике обыкновенно бывает наоборот: личность совершенно подавлена, что является следствием того, что, может быть, сознавая трудность изучаемого материала, заботятся не только о том, чтобы воспитанник имел знание и пришел сам к известным результатам, но постоянно вбивают ему в голову, как именно прийти к этим результатам, не оставляя на долю его самостоятельности никакой работы, часто упуская из вида, что у воспитанника самой его природой уже заложено соответственное его понятиями и национальным, семейным взглядам миросозерцание, с которыми необходимо считаться. Забывают, что он все же представляет собою от природы нечто целое, не стараются понять его всего, как он есть, со всеми его природными особенностями и его характером; а между тем это и есть почва, на которой зиждется народность, почва, которую нельзя заменить новою, хотя бы этого и захотели, но зато которую можно улучшить или, по крайней мере, поставить в лучшие условия для ее развития. У нас же природные наши свойства не берутся совершенно в расчет, наше воспитание совершенно безлично, оно к тому же космополитично, и результат конечно, получается совершенно ожидаемый; игнорируя национальное воспитание юноши, не считаясь с его национальной личностью, не воспитывая его в духе нации, ее языка, истории, получают впоследствии человека, чуждого культурным и экономическим интересам своего отечества. Пройдя школу воспитания одинаково годную для человека всякой национальности, да к тому же еще очень редко имея нравственную поддержку в самый критический период своей молодости, ибо нельзя же в самом деле считать за нравственную поддержку угодливое, или же шутливо фамильярное, или официальное отношение, каким часто характеризуются отношения старших к юношам, наш питомец, не сумев найти вкуса к интересам более высокого свойства, хотя бы и соответственным его возрасту и понятиям, начинает сперва присматриваться, а иногда и сразу приноравливаться ко взглядам и понятиям окружающих его, часто весьма разнообразным. В результате - недостойная покладистость. За отсутствием высших интересов, у юноши являются на первом плане интересы эгоистические, хотя восприимчивость и впечатлительность остаются те же. При таком условии личные невзгоды дают себя знать сильнее, чем прежде, когда у него было стремление к высшим делам, (если, конечно, оно было), является менее энергии для жизни; и вот слабость личности и ранняя расшатанность нервов влекут за собою слабость воли и, как следствие, совершенную безличность.

При ненормальном нашем воспитания (т.е. не считающимся с нашими природными данными и не ставящем себе определенных задач), наши типичные особенности - широта и разносторонность склада - получают уродливое развитие. Мы все любим широкое, но что из этого выходит: мысли схватываются кое-как, на лету, без поверки и точного, строгого анализа; мысли эти идут навстречу с одинаковой готовностью служить и тому, что их достойно, и тому, что недостойно; увлечение распространяются без всякого разбора и на благородное, и на низкое. В обществе - совершенная непривычка вникать в причины явлений, уклонение от добросовестного труда, ложь, часто ничем не вынуждаемая, примирение со злом; самое небрежное отношение к делу и науськивание толпы на истинных работников. „Как-нибудь“, „ кое - как“ -  составляют неотъемлемую принадлежность всякой деятельности у нас, а об отсутствии инициативы, проявляющемся на каждом шагу, можно было бы и не упоминать. А откуда же может взяться эта инициатива, когда мальчику и юноше постоянно вкладывали и вбивали в голову чужие и чуждые ему понятия? Для него они действительно чужие, ибо до них он дошел, не пользуясь лишь разумным и постепенным руководством, не в силу своей умственной работы и размышлений, хотя бы и направляемых; он должен был взять их готовыми и воспринять часто без понимания и уж, конечно, без убеждения. Ведь у нас детей большею частью, не воспитывают, а готовят. Понятие „национализм“ (не наше) само в себе заключает мысль о чем-то самостоятельно мыслящем, неизменно деятельном, а эта-то самая черта инициативы, упорной и самостоятельной деятельности, почина, не только не поддерживается в русском воспитании, а совершенно игнорируется. Вот причина, по которой у нас многие искрение и развитые русские люди являются, по крайней мере, равнодушными к своей национальности или сторонниками космополитизма. Причина лежит часто в их искусственно сложившемся характере, в их привычках пассивно уступать и признавать в других то, что сами у себя они отрицают. Этим то и пользуется часть нашей прессы, понимающая, что за отсутствием собственной самостоятельности мысли, многие члены общества готовы, не утруждая себя размышлением и под влиянием неудачно сложившейся, не энергичной их жизни, воспринимать и чужие мысли, и плоды чужой деятельности, совершено отожествляя их со своими собственными.

Как отстоять нам нашу национальную самобытность в школе? Что же нам делать, чтобы, наконец, сознали мы и наши питомцы, что школа наша должна быть национальной? Обратимся к нашему языку. в нем выражается вся история духовной жизни народа; язык, как сказал Ушинский, есть живая связь, соединяющая поколения народа в одно целое. Изучая свой язык, ребенок учится не только звукам, он впитывает в себя духовную жизнь, духовную силу от самого народного источника. Недаром все национальности так борются за свой язык в школе: инстинкт самосохранения говорить им, что только в сохранении языка заключается гарантия существования их на земле, как нации; наш же язык и наша национальная литература сумели быть выразителями народного духа и воплощением национальных идеалов. Великая заслуга нашей литературы, это - художественное учительство, реальное влияние на историю своего народа.

Вспомним „Бежин луг“, „Антона горемыку“; ведь наши национальные великие писатели дали возможность России понять самоё себя. Литература есть вторая, высшая душа народа. В изображении великих мастеров обыкновенные люди видят жизнь глазами гениев, они заставляют жить своих героев в нашем сознании, населяют наше воображение точными представлениями о людях: заслуга в воспитательном отношений неоценимая. Не относятся ли в нашей школе слишком формально к тому, что хотел автор выразить именно в национальном отношении? Нам нечего стыдиться своей истории: народ, который сумел при самых тяжких условиях создать великое христианское государство, сумел силою своей выносливости и терпение стать во главе многоразличных племен, такой народ может смело поднять свою голову и смело глядеть на окружающих. В истории нашей церкви и государства мы имеем образцы великого национального духа и примеры геройского самопожертвования на пользу отечеству. Многим из нас известно, как подобным превосходным средством для развития и поддержания сознательного национального чувства пользуются немцы и американцы. Конечно, случайно, но как бы нарочно, у нас все делается как бы с обратной целью. Учебники заменяются один водянистее другого, рассуждение ведутся точно о борьбе Ормузда и Аримана; беспристрастного отношения к фактам и не ищи: как будто дело идет не о живом организме. При изучены всемирной истории, родная история не занимает центральна места, не служит мерилом, с которым постоянно надо сравнивать ход событий и развитие культуры и сопровождающих обстоятельств в других государствах. Ведь это дало бы многому надлежащее освещение. Надо только сразу взять за основание говорить исключительно правду и в преподавании истории, и в преподавании литературы, и в оценке сопутствующих обстоятельств, избегать тенденциозных подчеркиваний и замалчиваний. Правда всегда будет говорить сама за себя; заблуждение одних, злая воля других не могут изменить беспристрастного взгляда на общий ход жизни и создаваемой ею истории.

Как мало обращается у нас внимания при изучены географии (хотя бы в старших классах) на влияние естественных географических условий на жизнь народонаселения страны, на его быт, на психологию, на выработку того или иного характера и на государственное устройство. Вернее, все это совсем не затрагивается. В таком же положении находится дело и относительно сведений не только о лицах исторического значения, но и об исторических памятниках -  церквах, общественных зданиях, монументах, остатках древностей, могилах, о сохранившихся жилищах исторических лиц. А ведь все это должно много говорить не только лицам, могущим видеть указанное лично, но и слышащим обо всем этом из уст других. Территория нашего государства представляет большой интерес и в геологическом отношении, существуют богатейшие музеи, но насколько все это доступно непосредственному или посредственному изучению наших детей? А ведь это может возбудить интерес к изучению своей родины.

Несмотря на скудость у нас подходящих учебных пособий по географии и геологии, все же, как на вполне отвечающее своей цели, можно указать на небольшие по размеру книжки А. П. Нечаева: „Картины родины“ и „Почва“. В них ярко выражено то, как и с какими планами нужно приниматься за изучение родины в том или ином отношении: указание или разъяснение красот родных ландшафтов, не только грандиозных, но и простых, хотя все же не мало действующих на чувство, заботы о культурном подъеме производительности сил и воздаяние должного труженикам на пользу родины, так или иначе поработавшим на пользу ее благосостояния. И все это проникнуто любовью. Суть этих книи не в фактах, а в освещении, которое ими придает автор. С любовью он старался набросить и истолковать родные ландшафты, и, быть может, эти книжки заложат в юных сердцах зерно любви к нашей стране, к ее природе, на первый взгляд невзрачной и унылой, но проникнутой глубокой поэзией.

Между прочими, мы совершенно упускаем из виду биографии наших национальных деятелей. А в них мы имеем образцы горячей и деятельной любви к своему родному. И помимо деятельности военной, боевой, где безропотно и с полными сознанием своего долга умирали верные сыны родины за русское или славянское дело, мы имеем на иных поприщах деятельности наших братьев, всецело отдавших себя служению или родной литературе, или родному искусству, или прославивших русское имя на поприще науки. Вспомним художника Иванова, задавшегося целью показать, что русское искусство стоит не ниже западного и работавшего для этой цели над одной картиной более 20 лет; вспомним Гоголя, плакавшего невидимыми миру слезами над действительно темными сторонами русской жизни и так горячо верившего в Россию и нажившего за свою любовь столько насмешек и стольких врагов; вспомним недавно умершего нашего ученого Менделеева, цифрами и математическими выкладками, оживленными той же любовью, доказывавшего, что настоящая жизнь России еще впереди. А наш ярый западник - Тургенев. Он вместе с одним из своих героев мог бы сказать: „Я люблю и ненавижу Россию, свою странную, милую, скверную, дорогую родину“. Что нашим питомцам известно из этой области жизни наших великих соотечественников? А их так много, этих любящих сынов родины, отдавших себя ей всецело и почти ничего не получивших взамен и в утешение. Здесь есть над чем поработать и с увлечением и с сознанием верной пользы. Знакомство с русскими искусством, хотя бы в самых общих чертах, должно составлять неотъемлемую часть нашего национального воспитания. Здесь речь идет, главным образом, о воплощении народного духа и его духовных стремлений в художественных произведениях. В настоящее время можно смело назвать нашими высокими национальными выразителями художников Васнецова и Нестерова. Ведь картина „Святая Русь“ - это целая поэма; наша родина своим чудным ландшафтом глядите с картины и, глядя на нее, действительно верится, что Христос живет на Руси. Нельзя пренебрегать и менее существенными поводами для проявления известных целей. Какими, например, пьесами пользуются наши любительские, домашние сцены? в значительной части самыми бессодержательными. Интересно проследить программы лекций и особенно литературных и музыкальных вечеров за последние годы, устраивавшихся в общественных местах. Содержание их обыкновенно тенденциозно, бесталанно и всегда сопровождается большими успехом. Нам, проводящим национальные принципы, нечего прибегать к тенденции, у нас столько действительно художественных образцов, могущих постоять сами за себя, что приходится только удивляться, что же нас удерживает от подобного средства, могущего способствовать достижению известной цели?

То же и по части музыки. Наша русская музыка (пение) вся основана на мелодии, здесь нет повторяющихся бесконечных ритмов западной песни. Она исключительно действует на душу. А мы имеем таких композиторов, как Балакирев, Гречанинов, Римский-Корсаков, которые воспроизвели чистейшую русскую мелодию, приспособив, но не исказив ее, для концертного исполнения. Иметь вкус к русской музыке, хотя несколько понимать ее - это значит понимать душу народа. У названных авторов есть произведения для всякого школьного возраста, вести молодежь в область национальной музыки  -  это значит приобщить ее к своей нации. Надо не только обучать русской музыке и пению (я говорю про музыку композиторов, понимавших идею народной мелодии), но даже необходимо давать возможность почаще слушать, хотя бы у себя, свою родную музыку. Мы уже извлекли из этого рода искусства часть антихудожественную - балалайку, да и на той часто играем громовые вещицы.

В беседах со своими питомцами нечего стесняться, что иногда темы очень шаблонны; не надо забывать, что говоришь с человеком, еще чрезвычайно неопытным, которому, не насилуя его личности и природных данных, нужно давать определенное направление, без которого он не будет знать, куда устремить свои силы.

Многое из сказанного покажется давно известным, знакомым, может быть, испробованным, и скажут - безрезультатно. Но ведь мысли ценны не только сами по себе, а зависят и от чувства и веры, с которыми они высказываются. Наши питомцы с удивительной чуткостью распознают искренность наших слов, и заранее надо поставить крест над делом, за которое приходится приниматься по причинам только формальным. Пусть у каждого будут свои взгляды на проведение дела, но цель у всех должна быть ясна: наша школа должна выпускать в жизнь не беспочвенников, а твердых русских людей, безгранично преданных своему национальному делу. Я окончу словами одного нашего мыслителя (Грот): „Все честные и серьезные люди, хотя бы и различных миросозерцаний, должны соединиться в виду общего врага - тех паразитов мысли и общественного дела, которые думают запугать общество призраками прошлых ошибок и увлечены, чтобы получить право на отрицание самых святых заветов прошедших поколений“.

Прения.

Действительный статский советник Петров Петр Васильевич, преподаватель Павловского ВУ (кр. биогр. здесь)

С большим вниманием выслушал я живой, искренний и интересный доклад референта. Идея доклада представлена очень выпукло, и много верных, хотя и горьких истин пришлось всем нам выслушать из уст докладчика. В самом деле, не повинны ли мы все в том индифферентизме, который существует и в жизни, и в обществе, и в литературе. Разве не верен упрек в том „ложном стыде“, которым нередко болеет русский человек? Разве не правы те, которые винят нас в старом грехе нашем: в наклонности к самооплевыванию?

Но при всей верности общего тона, мне представляется, что краски несколько сгущены. Не могу поставить в особый упрек докладчику, что из желания представить идею своего доклада более светлою и выпуклою, он не пожалел теней, но не могу не заметить, что докладчик, вероятно, ни разу еще не провел своего классного отделения от момента его получения до выпуска. Если бы ему пришлось завершить 7-летний цикл своих воспитательских обязанностей и наблюдений, он, думается мне, не стал бы утверждать, что кадеты наши обучаются родному языку только формально, что им не сообщают нужных сведений о Гоголе, о Тургеневе, что они слыхом не слыхали о Менделееве или о художнике Иванове. Допускаю, что сведения наших кадет в общем скудны, что с недочетами в учебном деле надо бороться, что знания кадет надо расширять, но смею уверить - по личному 22-летнему опыту преподавания в одном из военных училищ, куда стекались кадеты из разных корпусов империи - что большинство кадет знало и понимало, каким смехом смеялся Гоголь, знало, что это был смех сквозь неведомые миру слезы, знало о Тургеневе, если и не все, что им знать было надо, но „Записки охотника" ими были читаны и поняты, слыхали они и об Иванове, а некоторые, без сомнения, знали и о Менделееве и о других, как выразился докладчик, „богатырях мысли и дела".

Не могу не связать доклада кап. Гринева с докладом подполк. Зотова о внеклассном чтении и именно о том чтении, которое должно быть свободно, не принудительно, которому юноша предается добровольно, сообразно своим склонностям и вкусам. Поощряя такое чтение, мы, конечно, в значительной степени, приблизим наших кадет к тому идеалу самопознания, который начертан референтом. В заключение, не могу не высказать пожелания, что приохотить к этому чтению мы должны так, чтобы каждый юный читатель мог всегда гордиться тем, что он русский что он принадлежит к нации, давшей миру писателей, к голосу которых прислушивались и прислушиваются до сих пор не только на континенте Европы, но и за океаном.

Полковник Полторацкий, инспектор классов Пажеского корпуса (кр. биогр. здесь)

Я с удовольствием выслушал капит. Гринева: превосходно сказанный доклад убежденного человека. Но искреннее убеждение не исключает возможности ошибок и преувеличений, которые я считаю своим долгом отметить.

Большая ошибка думать, что указанная в докладе склонность русских к самообличению, к критике своей родины, доказывает отсутствие патриотизма. Что представляет собою самый доклад кап. Гринева, как не очень резкое осуждение русской действительности?

Я хотел указать на наших великих писателей - Грибоедова, Гоголя, Тургенева и многих других - горячо любивших родину и горячо обличавших ее недостатки, но это указание уже сделано и лучше, чем мог бы сделать я, специалистом (П.В.Петровым). Мы все служим России. Но слуги бывают разные. Старый крепостной дядька Савельич (из „Капитанской дочки"), горячо любивший своего барина и готовый в любую минуту душу положить за него, в то же время вечно на него ворчал и даже бранил в глаза, и это был именно верный слуга, а не наемник.

Затем, докладчик с большим осуждением отозвался о преподавании истории и географии; здесь будто бы только забивают память именами и числами и не выдвигают национальных особенностей русского народа. Не знаю, может быть и есть такие преподаватели, ограничивающееся зубреньем какого-нибудь плохого учебника.

Но не думаю, чтобы порядочный преподаватель, проходя русскую историю, не останавливался на именах, олицетворяющих лучшие стороны русского характера. Точно так же и относительно географии. Конечно, учебники наши плохи, но еще хуже тот преподаватель, который слепо их держится, не пользуясь, где понадобится, „отсебятиной“. Говоря о Кавказе, как не сказать ничего о Ермолове и Барятинском? Изучая Сибирь, умолчать о Невельском? Проходя Туркестан, не сказать о Черняеве и Скобелеве?

Но в особенности опасно становиться на точку зрения референта - усиленно превозносить достоинства только русского народа.

Мы должны всегда помнить, перед какой аудиторией мы говорим, чтобы, возвышая одних, не унижать бесцельно других; и в классах, и в строевых частях вместе с русскими нас слушают и инородцы.

Наша задача - сделать из них надежных товарищей; впредь в бой мы поведем всех одинаково. Поэтому, надо развивать национальное чувство в широком смысле, в смысле принадлежности к русскому государству.

В Риме права римских граждан давались с большим разбором, но независимо от национальности. И высшей гордостью римского подданного было право сказать: civis rоssicus sum! 

Мы должны и в школе, и в жизни стремиться к тому, чтобы все pyccKиe подданные с такой же гордостью говорили: civis rоssicus sum !

Полковник Салатко-Петрище, преподаватель Алексеевского ВУ (кр. биогр. здесь).

В прекрасном докладе главное указано: воспитание должно быть национальным. Национальное чувство несомненно следует развивать. Не достаточно считаться русским подданным, следует по духу быть русскими. Слабые личности, конечно, среди нас имеются, но ведь они существуют и в других странах, на что указывает иностранная литература. Наши военно-учебные заведения упрекают в том, что они не развивают в питомцах инициативы, ибо как бы не развивают воли. Подавляют своеволье, а проявлению хороших сторон у воспитанников не мешают. Разве мало художников, поэтов и различных деятелей из военной среды? Если бы подавлялась инициатива, то этого не было бы.

М. А. Ратманов. (данных не удалось найти)

Докладчик, указывая на развивающейся в настоящее время индифферентизм к национальному самосознанию упомянул, что этим индифферентизмом стала проникаться и наука (если я ослышался, то, конечно, беру свои слова обратно). Мне кажется, что в данном случае г. докладчик смешивает понятия „наука“ и „образование“. Наука должна быть индифферентной и иной она быть не может, а образование и воспитание не только может, но и должно быть национальным.

Причину резвившегося индифферентизма г. докладчик видит в строе нашей школы, проникнутой, по его мнению, полным индифферентизмом. Хотя он, может быть, и прав, но в развитии индифферентизма, мне кажется, более всего виновата необразованность нашего общества. Эта необразованность лишает общество возможности разобраться в происходящих событиях и ведет к преклонению, совершенно безотчетному, перед авторитетами, часто весьма сомнительными. Преклоняясь и повторяя взгляды и мысли „авторитета“, большинство не в силах их понять и уяснить себе, каким путем создалось то или другое „теперь общепризнанное“ положение или выводы.

Если бы наше общество было хоть несколько более образованным, оно узнало бы, напр., из брошюрки С.А.Венгерова, что наша русская литература во второй половине XIX столетия заняла в Западной Европе выдающееся место и, по словам г. Венгерова, наоборот, западноевропейская литература теперь совершенно упала и широко пользуется мыслями и выводами наших великих писателей - Тургенева. Гончарова, Достоевского и других. Наше общество с удивлением узнало бы, при более близком знакомстве с отечественными авторами, что это в действительности их мысли и выводы, появившиеся за последнее время под ярлыками Гауптмана, Нитше и др. О том, что г. докладчик не упомянул, как на причину нашего индифферентизма, о русском ложном стыде и присущей нам склонности к самооплеванию, было указано первыми оппонентом, П.В.Петровым, равно как и о чрезмерном сгущении красок при описании „безотрадного“ преподавания в наших корпусах русской литературы.

Положение, что необходимо у нас в России проходить главным образом отечественную историю, далеко не ново и всеми прекрасно сознается. Лет двадцать тому назад, если память мне не изменяете, в „Русской Старине“, проф. Иловайский поместил статью „о преподавай истории в средне-учебных заведениях“. В этой статье г. Иловайский говорит, между прочим, о посещении им одного из парижских лицеев и указывает на то, что во Франции проходят исключительно историю Франции, a истории других стран лишь настолько, насколько это необходимо при изучений истории родной страны. Когда преподаватель из любезности к известному русскому ученому, задал лучшим ученикам вопросы по истории России, то ответы этих, очевидно лучших, учеников, могли лишь вызвать невольную улыбку посетителя.

Такими образом, ясно, что идея о национализации школы давно уже назрела и сознается лучшей частью нашего общества, но провести ее в жизнь можно будет лишь тогда, когда удастся и широкую публику сделать более образованной и прекратить рабское преклонение перед западно-европейскими „авторитетами“. Только тогда можно будете говорить об истинно русской школе и патриотизме.

Подполковник Бахтин, офицер-воспитатель Орловского Бахтина КК (кр. биогр. здесь)

Реферат кап. Гринева способен доставить слушателю самое полное нравственное удовлетворение. Я хочу только сказать несколько слов о том, как провести на практике некоторые его указания. Для младшего возраста кап. Гринев рекомендует следовать Суворовскому выражение „заманивай“. Легче всего достигается это путем эстетических переживаний. Что касается последних, то они достигают своей цели наилучшим образом не тогда, когда преследуют патриотические тенденции, но тогда, когда заботятся не о тенденции, но о художественности.

Романы Сенкевича из польской истории рисуют поляков образцами доблести, а малороссийских казаков - бунтовщиками и пьяницами. Обратное мы видим в повести Гоголя „Тарас Бульба“, но Гоголю художественное чутье подсказало большее чувство меры, чем Сенкевичу, и несомненно, что Гоголь способен в большей степени вызвать у читателей чувство патриотизма, чем Сенкевич.

Дети младшего возраста не могут ознакомиться с биографиями великих людей во всем их объеме. Их надо знакомить постепенно и при том таким образом, чтобы в детях проснулось и не умирало желание узнать их жизнь во всей подробности. Лучшим средством для этого, имеющимся всегда в распоряжении учебного заведения, являются чтение с гуманными картинами, сопровождаемое пением и музыкой. За чтение должен браться тот, кто лучше других может это выполнить; спеть кадеты могут всегда так, что доставят слушателям удовольствие, если предварительно добросовестно разучат требуемый материал. Таким путем можно вселить в детей любовь к родной песне и мелодиям Глинки, уважение к русским путешественникам и ученым, к русским военным героям, солдатам и вождям. Впоследствии они сами будут искать, чтобы прочесть о жизни великих русских людей. Тут наиболее пригодны повести биографического характера, вроде повестей Авенариуса из жизни Пушкина, Гоголя и Глинки, или повести Дмитриева о Суворове; последняя повесть мало известна, она не высока в художественном отношении, но может, за неимением лучшей, познакомить с жизнью Суворова в изложении, интересном для подростков. С нашим русским солдатом, не говоря о таких произведениях, как „Севастопольские рассказы“ Л. Толстого, знакомит книжка Н. Бутовского „Наши солдаты“, на которую стоить обратить внимание. В общем, должно признать, к сожалению, что наша биографическая литература, доступная для детей, весьма не велика.

Ответ капитана Гринев.

Из речи одного из оппонентов для меня стало ясно, что я неправильно выразился и этим вызвал недоумение. Конечно, в корпусах, в старших классах, изучая теорию словесности, затрагивают и характеристики типов из произведений некоторых наших классиков. Но мне хотелось себе уяснить, достаточно ли у нас обращают внимания при этом на отношение самого автора к описываемым им типам. Почему, например, у Гончарова, изобразившего все недостатки своего Обломова, в то же время все же сквозит теплое чувство к своему неудачному герою; то же иногда у Гоголя и особенно у Тургенева.

Вполне справедливо было указано сореферентом на значение музыки и искусства в деле развития национального самосознания. Римский-Корсаков, Балакирев, Гречанинов, а также художники Виктор Васнецов и Нестеров - великие учителя в этом деле.

И.И. Долгов. (данных найти не удалось)

Капитан Гринев сказал, что кадеты, выходя из корпуса, должны знать, „что в Рудине есть русского? “ Здесь есть недоразумение. О Тургеневе и его романах и героях можно ознакомиться, проходя курс русской литературы, а в кадетских корпусах ее нет; у нас проходится курс теории словесности. Поэтому, чтобы выполнить условие капитана Гринева, преподавателю необходимо сделать экскурсы в область русской литературы. Чтобы показать, что в Рудине русского, для этого кадет необходимо ознакомить с „людьми 40-х годов“, Шеллингом, Гегелем, кружком Станкевича. Едва ли на это у преподавателя найдется время. Что касается упрека, брошенного капитаном Гриневым преподавателям русского языка, что они недостаточно способствую развитою национального самосознания в кадетах, то едва ли он справедлив. По нашему мнению, весь курс русского языка, начиная с младших классов, служит этому самосознанию, и едва ли найдется хотя один преподаватель, который при прохождении произведений Пушкина, Кольцова, Гоголя не обратили бы внимание кадет на то, что „здесь русский дух, здесь Русью пахнет“.

Генерал-лейтенант М.Е.Попруженко резюмировал прение в следующим заявлением:

Вопрос об индивидуализации воспитания в одном из своих разветвлений приводит к национальному воспитанию.

Идея национального воспитания имеет большую важность вообще, а военно-учебные заведения заинтересованы ею особенно. Имевшие место на съезде прения выдвинули следующие средства национального воспитания:

1) Религиозное обоснование воспитания.

2) Чтение национальных авторов.

3) Надлежащим образом поставленное изученье отечественной истории.

4) Знакомство с родной географией.

5) Знакомство с русским искусством.

6) Правильное влияние воспитателя в смысле разъяснение отрицательных явлений русской жизни.

7) Общее повышение развитая и образования, которое несомненно повысит и национальное самосознание.

8) Подъем идеи воина, как защитника родины и проводника культуры в народную массу.