Глава I.

Возникновение Артиллерийской и Инженерной школ при Петре Великом в связи с общим направлением времени. - Московская Инженерная школа. - Состояние школ в царствования ближайших преемников Петра Великого. - Реформы их при императрице Анне Иоанновне.

 

Судьба военно-учебных заведений в нашем отечестве представляет такой интерес, какого не может представлять она ни в одном другом государстве. В западных государствах все многочисленные стороны культурной жизни народов развивались одновременно, и развитие военного дела никогда не заслоняло собою других отраслей знания. Не так было в нашем отечестве: благодаря неблагоприятным историческим условиям, умственное развитие его было надолго задержано, и на необходимость учиться у соседей указала борьба за существование. По меткому выражению проф. В. О. Ключевского, мы начали учиться у наших западных соседей с пушки, а затем уже перешли к другим отраслям знания. Этим объясняется, что история военной школы в первое время возникновения ее у нас почти сливалась с историей русского просвещения вообще.

Насадителем этой школы был тот великий государь, про которого умный современник - Иван Иванович Неплюев - сказал: «одним словом, на что в России ни взгляни - все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось - от сего источника черпать будут». Начавшись при Петре Великом, наша военная школа в ХVIII столетии является лучшим зеркалом господствовавших течений в народном просвещении вообще: при Петре она является главной и безраздельно владычествующей. Все народное образование того времени обусловливалось военными нуждами, которые безраздельно занимали как государя, так и общество. По мере того, как гуманитарные идеи в XVIII столетии проникали в школу, и военная школа получала все более и более общеобразовательный характер. Во времена Бецкого она была военной только по имени; были сделаны совершенно неестественные попытки сделать ее типом среднего общеобразовательного учебного заведения.

Поэтому история 2-го кадетского корпуса, которому суждено было перенести на себе все перипетии истории нашей военной школы, имеет не только юбилейный интерес. Такие факты из истории корпуса, как знаменитый доклад графа П. И. Шувалова, о котором будет говориться в своем месте, не могут быть обойдены молчанием в истории русского образования вообще. Не должна быть вырвана из русской истории, подражая выражению Пушкина, страничка, где встречаются бессмертные имена Брюса, Миниха, Ломоносова.

 

Московская Инженерная школа, происхождение от которой 2-го кадетского корпуса признал еще император Николай Павлович, вела свое начало от Артиллерийской, так как была сначала только старшим классом последней. Затем она пережила ее и вместе с другой Артиллерийской школой, возникшей позже в С.-Петербурге, слилась в одну школу, преобразованную затем в Артиллерийский и Инженерный Шляхетный корпус, ныне 2-й кадетский корпус. Нам и придется проследить судьбу этих двух учреждений.

 

Первая Артиллерийская (Пушкарская) школа возникает в самом начале великого царствования Петра І. В делах Артиллерийского приказа имеется запись, что в 1701 году "велено на новом пушечном дворе построить деревянные школы и в тех школах учить пушкарских и иных посторонних чинов людей детей их словесной и письменной грамоте и цыфири и иной инженерной наукам, и будучи им в тех школах, учиться вышеписанным наукам с прилежанием, а выучись без указу с Москвы не съехать, также в иной чин, кроме артиллерии, не отлучаться, и кормить и поить их в вышеписанных же школах, а на корм положено им по 2 деньги человеку на день, и из тех денег из половины покупая хлеб и харч: в постные дни рыбу, а в скоромные мясо и варить кашу или щи, а по другой деньге - на обуви и на кафтанишки и на рубашенки. И учащим и переимчивым будет государево особливое жалованье и дача, смотря по учению “.

Уже из этой лаконической записи мы составляем известное представление о внутренних распорядках школы. Можно судить, как скудно было содержание учеников, если на пищу и одежду их не могло быть истрачено более двух денег в день. Две деньги составляли около 10 копеек на нынешние деньги - сумма, во всяком случае более, чем недостаточная для содержания воспитанника. Можно себе представить, как бедствовали ученики, если мы примем во внимание, что между ними было не мало женатых, и только в 1723 году было опубликовано что "по 77 артикулу школьникам во всех науках, как артиллерийских, так и инженерных, без указу Главной Артиллерии отнюдь не жениться, под штрафом бытия трех лет в каторжной работе". Однако государство нуждалось в материальных средствах для войны, а поэтому и не могло должным образом обеспечивать учащихся.

 

Главный надзор за школой принадлежал знаменитому Петровскому артиллеристу Н. В. Брюсу.

Граф Яков Вилимович Брюс

 

По словам Н. Е. Бранденбурга, школа в 1710 году была переведена с Пушкарского на Конюшенный двор. В Артиллерийской школе были три части: школа "верхняя", она же инженерная,  две школы нижних - "цыфирная" и "словесная". Эти части имели значение нынешних классов; словесная школа -низший класс, цыфирная - средний, а верхняя или инженерная - старший.

Не нужно смущаться тем, что в списках нижней школы встречаются воспитанники 23-х лет, а в верхней - 17-ти, 16-ти лет 2). Вспомним, как в то переходное время иногда поздно начинали молодые люди учиться!

В этом отношении особенно интересна история некоего ученика Якова Назарова. Он поступил в Московскую Артиллерийскую школу в 1703 году, а окончил в 1722, при чем комиссия, смотревшая учеников при поступлении на службу, сделала о нем заключение, что оный Яков Назаров "в службе быть не годен, понеже глух и глазами худо видит". Так тяжело далась ему наука!

 

Словесная школа несомненно была начальной, так как в ней проходился часослов, с которого тогда обыкновенно начиналось обучение, а окончившие верхнюю, как обыкновенно громко говорится в табелях школы, "приняли науку цыфирь. геометрию, тригонометрию, праксию, пушечным и мортирным чертежам" - значит, учились военным наукам. Из этой фразы можно достаточно уяснит себе программу верхней школы; в средней проходили цыфирь, а в словесной сначала учили читать часослов, потом псалтирь и наконец письму.

Многие ученики уходили из Артиллерийской школы, не окончив ее. Так в табели за 1706 год мы читаем: "в нынешнем году по почтовым письмам из военного походу за рукою Генерала-Поручика Якова Вилимовича Брюса, отдано для наук нотному пению, которым быть в гобоистах, из цыфирной школы: Иван Леонтьев 14 (лет), Михаило Учюзной 15, Антип Тимофеев 17, Василий Лукин 16... Из верхней школы к капитану к Шпарейтеру отданы в учение: Никита Харитонов 20, Яким Прокофьев 18, Антип Полуектов 19, Петр Иванов 18, Дмитрий Иванов 19, Степан Ширяй 20; итого 6 человек. Пушечному мастеру Михелю Арнолту отданы в ученье ж: Борис Гаврилов сын Баранов 28, Кузьма Иванов сын Мамин 23“ и т. д. Как отчасти видно из приведенной выписки, ученики уходили не по своей воле, а по распоряжению начальства, которое, должно думать, руководилось их способностями (как несомненно при выборе в музыканты). Негодные и ленивые отдавались, как обыкновенно в то время, в солдаты. Общее число учеников в верхней школе не превышало 15 - 20, а в нижней 72 - 80. Из этого можно заключить, что в верхнюю или Инженерную школу допускались только особенно преуспевавшие.

 

Доношения школьного начальства рисуют нам положение школы обыкновенно довольно печальным. Так, в 1706 году Я. В. Брюс получил доношение про одного учителя Печурина, что "оный де Печурин учинился во пьянстве и за то ему было поученье - бит батоги, но по се число он, Спиридон, от пьянства не лишился и в школу приходит изредка, и в ученьи тех учеников есть не малая остановка, и о том, как воля милости твоей“. Это бледнеет в сравнении со следующим донесением заведовавшего инженерной школой, учителя-иноземца Грана: "по его великого государя указу велено мне, инженеру Петру Грану, учить артиллерийских наук пушкарских детей, и те все ученики от школы отбыли нынешняго 1709 году с генваря месяца июня по вышеписанное число. И от меня. Петра Грана, по многия числа по тех вышеписанных учеников посыланы были сыскныя памяти, и они по тем памятям учинилися ослудшы и в школу на учение не идут. И в той их науке чтоб мне, Петру Грану, от великого государя не быть в опале, и о том, что великий государь укажет".

Подобными донесениями наполнены дела Артиллерийского приказа. Вообще в промежуток времени от 1706 до 1710 года Артиллерийская школа в Москве, по-видимому, находилась в довольно жалком положении. Причиной этого кроме материального недостатка являлось несомненно то, что Брюс был постоянно с государем в походах и не мог обращать достаточно внимания на Артиллерийскую школу. Иностранцы-наставники и их воспитанники русские дурно понимали друг друга. Как видно из документов, иностранцы не знали русского языка и нуждались в переводчиках. Так, в одном донесении говорится: "фейерверкеру шведу, которой в школе учит учеников, для переводу с его слов по-русски, иноземец дан Ефим Креер, которой был в толмачах у пушечнаго мастера Шпекла". Вообще чувствовался недостаток в учителях, вследствие чего приходилось возлагать самые разнообразные предметы на одного. Так, например, в 1706 году Брюс возложил преподавание науки "нотнаго пения" ученикам, выбранным в гобоисты, на преподавателя словесной науки, хотя тот и сам заявлял, что "он нотнаго пения знает петь только русское, да киевское, а партеснаго (многоголоснаго) пения он не знает"

 

Между тем, Прутский поход (1711 г.) доказал, как нельзя более, необходимость в русских артиллеристах и инженерах, что и было, без сомнения, поводом к выделению верхней школы из Артиллерийской в особую и переводу ее на новое место, именно к Сухаревой башне.

Эта реформа совершилась 16-го января 1712 года и положила начало учреждению, которое, соединенное с возникшей позже другой Артиллерийской школой, сделалось родоначальником нынешняго 2-го кадетского корпуса. Указ, сюда относящийся, гласил: "школу инженерную умножить, а именно, сыскать мастера из русских, который бы учил цыфири или на башню (Сухареву) для сего учения посылать; и когда арифметику окончат, учить геометрию столько, сколько до инженерства надлежит, а потом отдавать инженеру учить фортификацию и держать всегда полное число сто человек или полтораста, из которых чтоб две трети или по нужде было дворянских детей".

Старший класс прежней Артиллерийской школы превратился теперь в совершенно самостоятельную Инженерную школу.

Как видно из этого указа, первоначально школа функционировала в Москве, у Сухаревой башни. Сначала Военная коллегия набрала учеников очень незначительное число, как видно из следующего указа 1713 года: "В Инженерную школу для обучения инженерной науке в прибавок к прежним ученикам, к 23 человекам, которые в той науке обретаются, набрать в военной канцелярии из всяких чинов людей, также из царедворцовых детей, за которыми есть до 50 дворов, 77 человек, чтоб всех их было 100 человек, а набрав велеть, как прежних, так и новоприбывших учить прилежно инженерной науке, чтоб они могли восприять учение; а сколько и из какого чина будет набрано, о том в канцелярию Правительствующаго Сената подать доношение и о том в военную канцелярию послать ведение".

Вновь основанная школа находилась в Немецкой слободе и заведовал ею учитель из пленных, "свейской майор" инженер Рейтар.

К сожалению, мы не имеем никаких данных, относящихся к быту школы в изучаемое время. Ученики делились по окладам, т. е. по количеству денег, выдававшихся им на руки - на пищу и на одежду, в противоположность Артиллерийской школе, где, как мы видели, пища и одежда полагалась натурой. Окладов было три: первый - по 3 алтына и 2 деньги в день, второй -по 2 алтына и 2 деньги, а третий - по 10 ден. Нельзя не заметить, что оклад был очень значителен сравнительно с тем, что выдавалось раньше в Артиллерийской школе.

Предметами обучения были: арифметика, геометрия, тригонометрия и фортификация. Фортификация проходилась по господствовавшим тогда системам Кегорна и Вобана. Можно думать, что проходилась и гидравлика; по крайней мере, в указе Петра, 20-го января 1724 года, говорится: "обучать при инженерстве гидройке и отчасти мурверк". Петр Великий приказывал генерал-фельдцейхмейстеру Брюсу: "для учения инженеров и минеров надлежит, кроме бумаги, на земле практиковать, перво малыми модельми, а потом обыкновенно, как следует: часть апрошев, також сапы и галлереи чрез водяные и сухие рвы, также и мины, для чего удобна старая крепость Канецкая (Ниеншанц), которой еще один бастион целой, а и прочих остатки есть".

С успехом окончившие курс наук получали звание кондукторов в инженерной команде или переходили сержантами и капралами в минерную роту. 27-го января 1721 года Канцелярия Главной Артиллерии указала: "ежели инженерные ученики и кондукторы обучатся практикам и совершенно оныя практики обучат и будут знать, то повышением в чин, из учеников в кондукторы и из кондукторов в прапорщики инженерные не будут оставлены; а ежели не изучаться и знать не будут, то они, особливо кондукторы, повышены в чинах не будут".

В марте 1719 года состоялось распоряжение об учреждении Инженерной школы в С.-Петербурге; в состав этой школы велено было перевести всех учеников Московской Инженерной школы.

8-го апреля 1719 года в Московской Инженерной школе был получен следующий указ: "сего апреля 7 дня по Его Великого Государя Указу и по приговору Военной коллегии президентов воинских, тайных и прочих советников и ассесоров велено Инженерной школы учеников и всех сколько их в той школе ныне обретается с надлежащими их инструменты и со всем, что при них есть, выслать в С-Петербург всех немедленно, росписав их по десяткам, и из них для отводу их в С.-Петербург выбрать добраго и искустнаго человека, а подводы им от Москвы до С.-Петербурга дать ямския, дву человекам подводу, да под инструменты две подводы и прогонныя деньги на те подводы выдать на Москве из военной канцелярии из наличных денег, а учителя Инженера Майора Рейтера в С.-Петербург не высылать, а оных учеников отправить без всякаго мочтания и с кем отправлены будут велеть ему поставить их в С.-Петербург на срок, а именно к 30 числу сего ж апреля месяца, и в том взять у них сказки под опасением жестокаго наказания, а в котором числе и кто имяны и с кем отправлены и что с ними каких инструментов порознь послано будет и жалованье по которое число в Москве им выдано, чтоб о том в военную коллегию прислать ведение". Все находившиеся налицо ученики школы были перевезены в С.-Петербург. Их было 74 человек. Несомненно причиной перевода было то, что государь хотел взять школу под свое непосредственное наблюдение. Где помещалась в указанное время данная школа, точно неизвестно.

Во главе Петербургской Инженерной школы был поставлен инженер-полковник Декулон, впоследствии генерал-лейтенант, один из тех иностранцев, которые оставили добрую память в своем новом отечестве.

О состоянии школы в конце великого царствования свидетельствует следующий сенатский указ 11-го сентября 1724 года: "понеже по Его Императорского Величества указам с 1712 году содержалась в Москве Инженерная школа, в которой определено быть ученикам сту человекам, а на жалованье учителю и ученикам и на дрова и свечи отпускалось с денежных дворов по 3087 рублев по 86 копеек медными деньгами; а с 1719 году учинена при Санкт-Петербурге Инженерная рота под ведением Генерала-майора Декулона, и выслана в тое роту из Москвы из помянутой школы 74 человека, а на их место набраны вновь 100 человек; а в нынешнем 1724 году и те 100 человек взяты в оную ж Инженерную роту; а Его Императорского Величества жалованье, по приговорам из Правительствующаго Сената 1720 февраля 1 и сего 1724 генваря 21 чисел, определено давать из Штатс-Конторы 73 человекам, по предложению Военной Коллегии, по удостоинству в их науках; а ныне поданными в Сенат доношениями из Военной Коллегии требовано о определении такова ж жалованья другим Инженерной роты ученикам 49 человекам; а понеже Его Императорского Величества указом определено с сего 1724 года в Артиллерию на содержание Артиллерии и на жалованье, провиант и фураж отпускать по 300000 рублей на год и отпускать те деньги из подушнаго сбору, который положен на купечество из остаточных 4-х гривенных, кои положены на Государственных крестьян и остались за расположением Лейб - Гвардии, того ради вышеозначенной Инженерной школы ученикам, по удостоинству в их науках, на заслуженные месяцы, кому сколько надлежит, выдать из Штатс-Конторы, в зачет недосылки на прошлые годы на оную Инженерную школу и в Артиллерийской оклад положенных денег, а сего 1724 г. содержать тое школу и роту из положенной на артиллерию суммы". Как видно из этого указа, только в конце великого царствования Инженерная школа переселилась окончательно в С.-Петербург.

 

Между тем Московская Артиллерийская школа приходила все более и более в упадок. В 1719 году вот какие доношения приходили из нее в Артиллерийский приказ: "ученики ныне нам о жалованьи бьют челом слезно, непрестанно и неотступно и приносят жалобу, что весьма одолжали, а паче школьники словесной школы, понеже есть самые бедные, а иные многие есть больные и приходят иные и просят слезно, что пить и есть нечего".

Едва ли причиной упадка Московской Артиллерийской школы было не то, что Брюс был завален множеством дел, так как он кроме своих военных обязанностей нес еще множество других, как президент Мануфактур и Берг-коллегии, то есть, иначе говоря, лицо, заведующее всей обрабатывающей промышленностью Империи. Даже при его талантах и работоспособности это было трудно. В Петербурге он имел хорошего помощника, в лице Декулона, но в Москве чувствовался полный недостаток в людях. Уже в конце своего царствования император Петр Великий задумал основать новую Артиллерийскую школу в Петербурге, но, по-видимому, смерть пресекла его начинания.

 

К сожалению, относительно внутреннего быта Инженерной школы мы знаем гораздо меньше, чем относительно Артиллерийской, так как мы не имеем о ней таких донесений, как о последней. Причиной этого является, вероятно то, что донесения того времени вызывались почти исключительно различными ненормальными явлениями школьной жизни. Инженерная школа находилась под непосредственным наблюдением государя и Брюса, а поэтому в ней, должно полагать, такие явления были исключительными. Отметим некоторые особенные командировки учеников Инженерной школы. В 1718 году ученик Стуклов был назначен в посольство в Бухару, а в 1722 г. ученики Рыкачев и Огалин - в Швецию; в том же году, по распоряжению Берг-Коллегии, были отправлены в Швецию еще 22 человека. В 1725 году выбрано было 15 человек в пажи, для участия в церемониальном погребении Петра Великого.

Императрица Екатерина I во многих отношениях продолжала начинания своего великого супруга, - обратила она внимание и на инженерную часть: именной указ, объявленный из Верховного Тайного совета 3-го июня 1728 года, выделил инженерную часть из ведения Канцелярии Главной Артиллерии и подчинил эту важную отрасль военного дела особой Инженерной конторе. Этой конторе была теперь подчинена и Инженерная школа, получившая новый штат. Такая реформа была чрезвычайно полезна, так как генерал-фельдцейхмейстер не имел возможности обращать достаточно внимания на инженерное дело.

Во главе вновь основанной конторы встал талантливый ученик Великого Преобразователя, обер-директор над фортециями, граф фон-Миних, талантливый инженер, выказавший много энергии при проведении Ладожского канала. По этому поводу император Петр Великий сказал однажды после болезни: "работы моего Миниха заставили меня выздороветь". Выбор был очень удачен, и можно было ожидать, что между прочим и школа будет хорошо поставлена. Однако смерть императрицы остановила доброе начинание. Вот как характеризует сам Миних наступивший тогда образ правления: "Управление империею в это время заключалось в неограниченном произволе князя Меншикова. Он скоро стал злоупотреблять своею властью... Меншиков надменно обращался со всеми сановниками империи... Он сопротивлялся окончанию Ладожскаго канала и другого, при устье Невы, который Петр Великий приказал мне прорыть, и действовал вообще только в собственных интересах".

Меньшиков пал, но дела не улучшились. Молодой государь Петр II предавался удовольствиям, несмотря на слезы и просьбы своего наставника Остермана; создания Петра Великого, в том числе и Инженерная школа, все более и более приходили в упадок.

 

Дело изменилось к лучшему в следующее царствование.

Царствование императрицы Анны Иоанновны привыкли считать обыкновенно одной из самых печальных эпох в русской истории, временем позорного хозяйничанья иностранцев, когда всякие государственные интересы пренебрегались. Такой взгляд далеко не справедлив. Ненавистный временщик Бирон сравнительно мало вмешивался в дела государства. Последними распоряжался Кабинет Министров, в котором заседал, как первый министр, граф Остерман, настоящий ученик и продолжатель Петра Великого. Очень осведомленный иностранец пишет: "Действительно, он (Бирон) и не нарушает бездействия со времени образования нового совета - кабинета царицы, в котором он не присутствует и не играет никакой роли“.

Миних не был членом Кабинета, но он постоянно приглашался туда, как скоро обсуждались военные дела, и имел в последних решающий голос.

Деятельность этого замечательного полководца подвергалась в нашей литературе нареканиям. Покойный проф. Д. О. Масловский выставляет его прямо бездарным генералом, игравшим в свое время совершенно незаслуженную роль. В таком взгляде несомненно сказалась ненависть русских историков к деятелям времени, так называемой, Бироновщины.

После материалов, обнародованных проф. Байовым, этот взгляд приходится безусловно оставить. Миних привел в порядок армию, в значительной степени деморализованную в предшествовавшее царствование, и своими победами над турками загладил Прутскую неудачу. Из его школы вышли герои Семилетней войны, которым удивлялся сам Фридрих Великий. Деятельность Миниха сказалась и на судьбе занимающих нас Артиллерийской и Инженерной школ.

Царствование Анны Иоанновны ознаменовалось у нас учреждением в 1731 г. Шляхетного кадетского корпуса (в 1748 г. наименованного сухопутным для отличия от морского). Факт этот является вообще очень крупным в истории нашего просвещения, так как в основу вновь учрежденного училища был положен совершенно новый принцип: "понеже не каждаго человека природа к одному воинскому склонна, також и в Государстве неменьше нужно политическое и гражданское обучение..., дабы видя природную склонность, по тому-б и к учению определять".

Петр Великий по своему усмотрению устанавливал число состоящих в гражданской и военной службе, причем обыкновенно число гражданских чиновников должно было относиться к числу военных чинов, как 1 к 2; теперь правительство хотело считаться с индивидуальными наклонностями подданных и предоставляло им самим выбирать гражданскую или военную службу. Только ничему не научившиеся отдавались по-прежнему без выслуги в солдаты. Следовательно, корпус был заведением не исключительно военным.

Тем более необходимо было обратить внимание на специальные военные школы, что и сделало правительство императрицы; Миних получил 7-го марта 1731 г. сенатский указ: "на строение Инженерной школы коликое число надобно каких материалов и припасов, и во что то строение ценою станет, смету и тому строению обрис ему, графу фон Миниху, учиня, подать в Сенат".

В 1733 году Инженерная школа помещалась на Петербургском острове, на Инженерном дворе, где теперь находится здание 2-го кадетского корпуса (на этом месте ранее находились строения, принадлежавшие графу Миниху и поступившие в 1733 г. в собственность инженерного ведомства).

 

В 1731 году было исполнено желание Великого государя: основана Артиллерийская школа в С.-Петербурге, на Литейном дворе. Георги сохранил нам описание здания нового учреждения: оно состояло в 1733 году из двухэтажного каменного дома, с высокою над ним башнею и с двумя подъездами, из коих один выходил на Неву, а другой на Литейную улицу. В нижнем этаже устроены были "отвесныя, колодцам подобныя ямы для кожухов", а в главном - три литейные печи, из коих в каждую входило по 1000 пудов меди для трех пушек. "Вылитыя пушки в свирельном доме, что на Охте, отачиваются, сверлятся и потом пробуются в артилллерийском лагере сильными зарядами".

 

Что касается до Инженерной школы, то штат ее в 1738 году был значительно увеличен. Число учеников ее простиралось до 150. Правда, из них 50 были скоро переведены в Москву, во вновь учрежденную там Инженерную школу.

 

Главное внимание правительства было все-таки обращено на Артиллерийскую школу. Большинство учеников последней, равно как и Инженерной, составляли, как указывает историк Артиллерийской школы, Глебов, незнатные дворяне и офицерские дети, что подтверждается и официальными документами, - именно списками недорослей, напечатанными между другими делами Кабинета министров проф. Филипповым. Артиллерийская школа была окончательно сформирована в 1785 году. Г. Глебов, пользовавшийся ныне утраченными делами архива 2-го кадетского корпуса, утверждает, что учеников было сначала 60, а затем число их увеличилось до 90. Школа была оборудована для своего времени очень хорошо. К сожалению, мы имеем очень мало сведений о лице, стоявшем во главе ее - капитане Гинтере. Можно привести только чрезвычайно выгодный отзыв о нем Данилова (Данилов учился сначала в Москов. Артиллер. школе, продолжавшей еще существовать, а затем в последний год царствования Анны Иоанновны перешел в Петербург, в чертежную школу), очень скупого на похвалы: "над оною школою был директором капитан Гинтер, человек прилежный, тихий и в тогдашнее время первый знанием своим, который всю артиллерию привел в хорошую препорцию" .

Школа делилась на две части: на арифметическую и других наук школу и на чертежную.

Первая школа разделялась на три класса: словесной науки, арифметический и геометрический. В этой школе жалованье ученикам не платилось, но зато они находились на полном казенном содержании.

Что касается до чертежной школы, то она также разделялась на три класса, ученики которых получали жалованье: в первом (старшем) классе по 24 рубля, во втором классе - по 18 и в третьем - по 12 рублей в год. Для практических упражнений учеников посылали в артиллерийскую лабораторию, помещавшуюся на левом берегу Невы, недалеко от Смольного дворца царевны Елисаветы. Наконец в распоряжение школы был предоставлен пороховой погреб, устроенный еще Петром Великим на Аптекарском острове.

Сделана была попытка знакомить учеников Артиллерийской школы и с горным делом: 12 марта 1734 г. именной указ о командировании действительного статского советника Василия Татищева в Сибирскую губернию для надзора за казенными и местными рудными заводами; о выдаче ему, Татищеву, денег в счет жалованья вперед и на проезд и об отправлении с ним, из адмиралтейской и артиллерийской школ, по 6 чел. учеников, для обучения в шихмейстеры.

Правительство Анны Иоанновны старалось установить самый бдительный контроль во всех отраслях государственной жизни. Это испытали на себе и военно-учебные заведения того времени.

Указ 11-го февраля 1787 года установил в Артиллерийской и Инженерной школах в определенные сроки экзамены, чего в них не было раньше. Указ этот был подтвержден 24 апреля того же года (Первого указа мы не могли найти в делах Кабинета министров, через который шли в то время все Высочайшие повеления. Вероятно, это было изустное Высочайшее повеление Миниху, которые он продолжал получать, несмотря на знаменитый указ 1735 года, объявлявший недействительными все Высочайшие повеления, которые не исходят из Кабинета министров. В этом отношении государыня сама нарушала собственные законы). Вообще указы об экзаменах повторялись неоднократно.

Любопытно между прочим отметить, что в публичных экзаменах, ежегодно производившихся кадетам Шляхетного кадетского корпуса "в присутствии одного из сенаторов и Де-Сианс и Адмиралтейской академии", в качестве экзаменаторов, принимали участие и учителя Инженерной школы, как это видно, напр., из указа императрицы Анны Иоанновны 24 сентября 1740 года.

Первоначально государыня хотела возлагать председательство в этих комиссиях, по очереди, на одного из сенаторов, но когда дело дошло до генерал-аншефа Чернышева, то он объявил, что будет бесполезен на экзамене "подобно прочим сенаторам за не обучением другим наукам, кроме военной экзерциции". На высоте своего призвания оказался один сенатор Нарышкин, да и тот на беду был занят гражданскими делами. Пришлось возложить экзамены все на того же фельдмаршала Миниха. Во всяком случае с этого времени такие экзамены и смотры становятся постоянным явлением. Нельзя не признать в этом громадной заслуги правительства императрицы Анны Иоанновны.

В заключение нашего повествования о судьбе Артиллерийской и Инженерной школ в царствование императрицы Анны мы постараемся собрать воедино те немногие бытовые черты, отрывочные сведения о которых сохранились до нашего времени.

Судя по запискам Данилова, ученики Артиллерийской школы жили в ней, тогда как в Инженерной часть их жила на вольных квартирах.

В 1788 году все ученики Инженерной школы были помещены на жительство на Инженерном дворе, где на них готовилась и пища. Одежда в Артиллерийской чертежной и Инженерной школах была почти одинаковая: те же кафтаны красного сукна, с черными триповыми воротниками и обшлагами, те же красные суконные камзолы и штаны; башмаки, холщевые штиблеты, те же треугольные шляпы, только в Инженерной школе с серебряным позументом, а в Артиллерийской чертежной - без позумента; пуговицы на кафтане и камзоле у учеников Артиллерийской школы полагались одинаковые со штиблетными - медные, а у учеников Инженерной школы на кафтане и камзоле - оловянные, а на штиблетах - медные. В Арифметической и других наук школе форма одежды была почти такая же, как и в Артиллерийской чертежной школе, но вместо шляп - красные суконные картузы; притом приклад кафтанов и околыши картузов отличались по наукам: школьники, учившиеся геометрии, носили кафтаны с черными триповыми воротниками и обшлагами и черным каразейным подбоем, картузы с черным триповым околышем. Обучавшиеся арифметике и письму - имели воротник и обшлага и подбой на кафтане и околыши у картузов зеленые суконные, а находившиеся в словесной науке - красные.

Одним из распространенных развлечений в Артиллерийской школе было пускание фейерверков, которыми ознаменовывался обыкновенно каждый праздник. Нужно заметить, что занятие это имело педагогическое значение для будущих военных XVIII столетия. Вот как его определил сам Петр в разговоре с Прусским министром, бароном Мардефельдом: "Я довольно знаю, что меня в разсуждении частых моих фейерверков почитают расточительным; известно мне также, что они стоят мне, в сравнении издержек на фейерверки при чужестранном дворе, весьма дешево, и теперешний, который вы ценили в 20000 рублей, не стоит 5000; а хотя бы и стоил гораздо дороже, однакож оный почитаю я у себя весьма нужным, ибо чрез увеселительные огни могу приучить своих подданных к военному пламени, и их в оном упражнять; поелику я приметил из опыта, что тем менее страшимся военного пламени, чем более привыкнем обходиться с увеселительными огнями". Известно, что самый большой и блестящий фейерверк был сделан и сожжен в день празднования коронации императрицы Анны Иоанновны, 28 апреля 1787 года, одними учениками школы.

Относительно внутренней жизни школ в указанное время мы поставлены не совсем благоприятно, так как в настоящее время дела архива корпуса начинаются только со времени императрицы Екатерины ІІ, между тем ими имел возможность еще пользоваться автор "Исторического обозрения 2-го кадетского корпуса", составленного в 1862 г. Дела эти такого характера, с которыми историку приходится обращаться осторожно. Дело в том, что в архивах учебных заведений обыкновенно попадаются, главным образом, выдающиеся нарушения порядков школы, но возводить их в общее правило невозможно. Из этих дел можно сделать один вывод: ученики школ содержались скорее как солдаты в казармах, чем как воспитанники в учебных заведениях. Это не была бурса, как утверждает историк Артиллерийской школы Глебов: бурса, хорошо ли, дурно ли, воспитывала, в ней была установлена строгая регламентация жизни воспитанников. Воспитанники в конце каждого дня должны были исповедоваться своим наставникам, каждый шаг их был заранее определен. Словом, в ней все напоминало ее бессмертный прототип, иезуитскую школу.

Напротив, в Артиллерийской и Инженерной школах начальство требовало от воспитанников добросовестного отношения к учебным обязанностям, как к службе, но затем нисколько не интересовалось их нравственным образом, совсем не обращая внимания на то, как они проводят свободное от занятий время; должно было только избегать скандалов, а затем можно было пить и вести компанию с кем угодно. Воспитание учеников не входило в программу.

В этом отношении очень характерен следующий случай, рассказанный составителем указанной нами книги: "в 1737 году, 4-го августа, к инженерному ученику, Фридриху Гербергу, проживавшему на квартире с лекарским учеником Измайловского полка, Молдавкиным, пришел в гости часов в 7 вечера, кондуктор инженерного корпуса, Иван Минау. Не мешкая долго, они отправились в кабак купца Обухова, где пили вино и пиво. По возвращении в квартиру Герберга, кто-то из них хватился своей трости; тогда Молдавкин высказал предположение, что она осталась в кабаке. И вот они, все трое, пошли за оною тростию паки в оный кабак". Должно быть, тогда час был уже поздний, потому что целовальник, не отворяя дверей, с пришедшими переговаривался в окошко. Он утверждал, что не видал их трости, и, вероятно, уже не в первый раз имея дело с своими соседями, инженерными учениками, кричал, что "они пришли выставку грабить и разорять". Неизвестно как, но Молдавкин, Минау и Герберг очутились в кабаке. На шум явился с пикета солдат Ямбургскаго полка, и высылал вон поздних посетителей. Ученик Молдавкин его вытолкал, говоря, что дела ему до них нет. Затем Минау, встреченный в сенях другим солдатом, оттолкнул его от себя, и на вопрос часового, стоявшего близ крыльца, для чего он толкал его товарища, вместо ответа, "ударил его (часового) рукою в щеку и разбил (ему) нос до крови, а сам с того крыльца побежал". Между тем, Герберг и Молдавкин, вышедши из кабака, направились домой, но были остановлены несколькими солдатами, сбежавшимися на крик часового. Ученики были взяты под караул и отведены на полковой двор Ямбургского полка. Завязалось дело, тянувшееся несколько месяцев, в продолжение которых все трое содержались под арестом. Наряженный над ними военный суд приговорил, по силе 43-го и 88-го артикулов, кондуктору Минау учинить наказание: "прогнать шпицрутен, чрез полк шесть раз, и написать в инженерные ученики до выслуги, а ученика Герберга, по силе военного артикула 88-го пункта: бить при собрании инженерных учеников розгами". Это решение военного суда было представлено, для конфирмации, в Военную Коллегию. Она, рассмотрев все обстоятельства дела, нашла, что "понеже сие от его, кондуктора, не из намерения, по более из скорости и в шумстве учинено, к тому же он не знал, что стоящий у крыльца солдат был часовой, а ученик Герберг, в бытность в оном кабаке, никаких непристойных поступков и караульным солдатам препятствия не учинил", а потому, вменив тому и другому арест в наказание, освободить их из-под караула, "ибо вины их не важныя". Следовательно, Военная Коллегия не слишком смущалась фактом пьянства среди учеников.