Глава V.

Война со Швецией. - Услуги корпуса. - Князь Г. А. Потемкин - Новые штаты корпуса 1792 г. -  Князь П. Л. Зубов. - Пастораль, разыгранная кадетами в честь Зубова в первый приезд его в корпус. - Закладка каменного здания корпуса. - Заботы П. И. Меллисино о судьбе своих воспитанников. - Помощники учителей. - Случай во время стрельбы кадет. - Увольнение Зубовым офицеров и кадет. - Письмо Г. Р. Державина к П. И. Меллисино. - Прошения о приеме в корпус. - Формы обмундирования кадет в царствование Императрицы Екатерины II. 

 

Во время войны с Швециею, в 1788 и 1789 годах. Артиллерийский и Инженерный кадетский корпус оказал отечеству особенные услуги: в продолжение этих двух лет из корпуса было выпущено в сухопутную и морскую артиллерию 90 офицеров. Всем кадетам, выпущенным из корпуса во время войны, Императрица жаловала на обмундирование по 100 рублей из Кабинета. В то же время директору корпуса, генералу Меллисино, который был также начальником артиллерии в С.-Петербурге и в крепостях Финляндского департамента, поручено было сформировать три артиллерийские батальона. При помощи одних только корпусных офицеров, батальоны эти были сформированы, один за другим, в самое короткое время, из рекрут и вольноопределяющихся, обучены артиллерийской экзерциции, снабжены выпущенными из корпуса офицерами и отправлены в действующую, финляндскую армию. Сверх того, при корпусе было обучено 1800 морских и 200 гвардейских артиллеристов, а в мае 1790 года корпусные офицеры были употреблены при постройке укреплений в Систербеке.

В 1789 и 1790 годах командиром гренадерской команды был подпоручик Аракчеев; ротами командовали тогда: 1-ю - капитан Ушаков, 2-ю - капитан Тучков (Алексей) и 3-ю - капитан Клейнмихель.

В Солдатскую роту принимали в это время, согласно плана Меллисино. уже весьма мало солдатских детей, и в нее определялись, по большей части, обер-офицерские, а иногда и дворянские дети, по неимению вакансий в кадетских ротах. Воспитанников Солдатской роты, если замечали в них особенные способности к наукам, прикомандировывали к кадетским ротам, и они жили и ходили в классы с кадетами. Некоторые из них были впоследствии корпусными офицерами.

В конце 1790 года скончался в Бендерах барон Меллер-Закомельский, и главным начальником корпуса сделался генерал - фельдмаршал, светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, который был Президентом Военной коллегии.

Корпус пользовался расположением Потемкина, но занятый всецело восточной политикой, "великолепный князь Тавриды“ не мог уделить много внимания на внутренние дела корпуса.

Вот почему, вероятно, доклады Меллисино в это время идут через состоявшего "у собственных Ее Величества дел“, графа А.А. Безбородко.

14 августа 1791 г., через князя Безбородко, Меллисино просил Государыню об ассигновании суммы на постройку нового каменного здания и об уравнении Артиллерийского и Инженерного кадетского корпуса содержанием с Сухопутным Шляхетным, который получал по 200,000 рублей в год. Вследствие этого доклада Императрица Высочайшим указом, данным 27 ноября 1791 г., на имя адмирала И. Л. Кутузова (Директор Морского корпуса), генерал-поручиков Меллисино, графа Ангальта (Директор Сухопутного Шляхетного корпуса), генерал-майора Болтина (Иван Никитич, историк, член Российской академии, автор „Примечаний на историю древния и нынешния России г. Леклерка" и проч.) и действительного статского советника графа Мусина-Пушкина (Алексей Иванович, директор Греческой гимназии (бывший воспитанник Артиллерийской и Инженерной школы, выпущенный в 1761 г. в артиллерию штык-юнкером), известный археолог, впоследствии тайный советник и обер-прокурор Св. Синода, президент Академии художеств и сенатор. Великая заслуга Мусина-Пушкина пред русской историографией заключается в издании первостепенных по значению памятников: "Русской Правды" (1799 г.), "Слова о полку Игореве" (1800 г.) и др.), повелела им войти в подробности рассмотрения потребностей корпуса и составить сообразно с ними новое для него положение, "не вводя никаких излишностей, которые долгие вредны, нежели полезны для юношества. приготовляемаго и образуемаго для военного ремесла"

Меллисино был во многом не согласен с мнением других членов комиссии и особенно восставал против предположенной отмены репетиторов, в пользе которых он был убежден восьмилетним опытом (Таковыми были: Аракчеев, Гольтгойер (впоследствии директор Царскосельского лицея), Бухмейер, Федор Евстафьевич (впоследствии артиллерии генерал-лейтенант) и другие.); но, основываясь на том, что в других учебных заведениях не было репетиторов, комиссия настояла на их отмене, и Меллисино должен был подчиниться большинству голосов.

Число офицеров и воспитанников как в кадетском корпусе, так и в Солдатской роте, равно как разделение корпуса на три роты и программу преподавания решено было оставить на прежнем основании. Однако жалованье учителей и суммы на обмундирование и столовое содержание кадет были значительно увеличены. Теперь на стол кадетам полагалось по 20 коп., а мушкетерам и мастеровым Солдатской роты по 10 коп. в день. На все содержание кадетского корпуса было определено 124360 рублей, а на содержание Солдатской роты 20407 руб. Сверх этой суммы Высочайше повелено было отпускать ежегодно по 9130 руб. на наем квартир офицерам и учителям и на поддержание деревянного строения до сооружения каменного, и, наконец, по 10000 руб. в год на постройку нового каменного корпуса, пока пополнится вся нужная для этого по смете сумма.

12 июня 1792 года эти штаты Артиллерийского и Инженерного кадетского корпуса и Солдатской его роты, вместе со штатами корпуса Чужестранных Единоверцев (Греческой гимназии), были Высочайше конфирмованы.

В том же году при корпусе был учрежден хозяйственный комитет, состоящий, кроме директора, из двух корпусных штаб-офицеров, инспектора классов и ротных командиров; инструкция ему была утверждена 12 июня 1792 года.

Из распоряжений, сделанных около этого времени, относительно обучения и надзора за воспитанниками, особенно замечательны предписания генерала Меллисино: "чтобы кадетам стараться успевать не в однех только математических, но и в словесных науках; а особенно в языках, без чего ни один кадет не будет впредь произведен в унтер-офицеры и не получит медали; чтоб для лучшаго наблюдения за успешным ходом преподавания, учители подавали инспектору классов, 1-го числа каждаго месяца, именные списки своих классов, с означением успехов каждаго кадета, и чтобы, без ведома директора, никто не наказывал воспитанников корпуса телесно".

Несмотря на краткое пребывание Потемкина в роли главного начальника корпуса и на массу лежавших на нем дел, в памяти кадет того времени сохранились воспоминания о смотре, произведенном князем Потемкиным летом 1791 г., перед выступлением кадет из лагеря. Смотр этот закончился великолепным празднеством, о котором также долго потом вспоминали с восторгом питомцы корпуса.

 

После Потемкина некоторое время у корпуса не было главного начальника (Потемкин умер 5 октября 1791 года) и только в 1798 году корпус стал в подчинение знаменитому графу (впоследствии князю) Платону Александровичу Зубову. Обязанный своей карьерой случаю, Зубов был человек бездарный, и в то же время грубый и высокомерный. Он никому не доверял, кроме своих секретарей, и свысока обращался с наиболее достойными сотрудниками Государыни. Он начал свое управление корпусом с того, что сильно стеснил права директора корпуса, заведя в то же время совершенно ненужную и крайне стеснительную бумажную переписку и отчетность: директор должен был ежемесячно представлять ему табели "о находящихся в артиллерийском и инженерном шляхетном кадетском корпусе штаб, обер и унтер-офицерах, кадетах, учителях и прочих чинах, служителях и лошадях со списком, прибылью и убылью за минувшей... месяц “, а кроме того сведения об успехах кадет по третям года. Теперь все распоряжения по корпусу делались не иначе, как по "ордерам“, получавшимся Меллисино от Зубова. Даже расписания кушаний кадет шли на утверждение Зубова.

Между прочим к этому времени относится и неудовольствие Императрицы Екатерины II на Меллисино. Дело в том, что имя его фигурировало в процессе Новикова вместе с другими видными масонами того времени. Хотя Императрица и не отставляла его от дела, для которого он был так полезен, тем не менее Меллисино неоднократно получал от нее знаки недоверия и предписания строго руководствоваться тем, что приказывалось свыше.

Первое прибытие Зубова в корпус было ознаменовано пасторалью на французском языке по обычаю восемнадцатого века.

Сцена в корпусе представляла "веселую местность" на ней, несколько егерей заняты постройкой деревенского памятника. Слышится следующий хор:

"Этим деревенским памятником ознаменуем этот славный день;

Если бы он мог сто раз возвращаться,

То это сто раз было бы исполнением наших желаний."

В это время являются, танцуя, другие егеря с гирляндами цветов, которыми собираются убрать памятник. Эта музыка и эти танцы привлекают гренадер, которые в молчании долго смотрят на занятия своих маленьких товарищей.

Один из гренадер - Что значат это пение и эти танцы? И что вы тут делаете?

Егерь - Разве вы не видите? Мы веселимся.

Тот же гренадер - Отлично! Вы веселитесь. Но что вы делаете еще?

Другой егерь - Мы воздвигаем памятник.

Тот же гренадер - Вы! памятник! ха! ха! ха!

Егерь - Да; да. Памятник, смейтесь!

Другой гренадер - Как они важно работают! ха, ха, ха!..

Старший егерь - Эти насмешки немного некстати, господин гренадер!..  Разве мы не имеем таких же причин, как и вы, радоваться?

Другой егерь - О, это сущая правда. Этот день - день радости для нас.

Первый гренадер - Но объясните нам эту загадку!..

Тот же егерь - Как? Вам это нужно объяснять? Вот вам, друзья, проницательность гренадер!.. Они не догадываются о причине этого праздника.

Второй старший егерь - Они, без сомнения, думают, что наш новый покровитель прибыл только для них, и что он не удостоит внимания этих детей. Вы ошибаетесь, гренадеры!

Другой гренадер (в сторону) - Будем знать.

Старший егерь - Да, эти дети имеют такие же способные к благодарности сердца, как и вы.

Первый гренадер - Ради Бога, скажите, друзья, нам, что вы выдумали и что за праздник вы готовите?

Третий старший егерь - Так как этот день есть наиболее счастливый день для корпуса, эти дети хотят увековечить его память; они собираются по этой причине воздвигнуть памятник на этом лугу, куда они будут приходить каждый день приносить клятву верности великодушному благодетелю, который улыбается их юности. Но, мои друзья, давайте, будем продолжать нашу работу.

Егеря продолжают свою работу; гренадеры остаются одни на авансцене.

Третий гренадер - Не стыдно ли для нас, что эти дети оказываются впереди нас. Разве мы, которые исполнены такой живой благодарности, мы не можем ее выразить?

Второй гренадер - Есть средство: прогоним этих молокососов, завладеем этим местом и устроим праздник, который сами приготовим.

Третий гренадер - Нет, насилие было бы для нас вредно, и преданность этих ребят так чиста, так невинна, что она должна быть приятна тому, к кому относится.

Первый гренадер - Я согласен, нам остается присоединиться к ним, чтобы дополнить праздник; наши пожелания соединятся с их, и мы разделим их радость.

Второй гренадер - Если они согласятся -это самое лучшее, что мы можем сделать.

Третий гренадер - Как они откажутся? разве мы все не преследуем одну цель! Итак я буду их просить принять нас в их общество.

Вдруг раздается мелодичная музыка. Группа егерей выступает и торжественно несет Шифр Его Сиятельства главного начальника, который помещают на памятник. Гренадеры смотрят с удивлением на эту церемонию. Когда Шифр поставлен, раздается пушечный салют с литаврами и трубами.

Второй старший егерь - Друзья! Вот имя, которое отныне должно быть нам самым дорогим. Будем каждый день приходить сюда, чтобы выражать ему свою благодарность; поклянемся употребить все наши усилия на то, чтобы заслужить те благодеяния, которыми осыпана наша юность. Это имя, которое будет возбуждать наше соревнование и воспламенит наше мужество, когда мы будем под его славным знаменем побеждать врагов нашей бессмертной благодетельницы - Императрицы.

Первый гренадер - Мы присоединим наши обеты к вашим; ваши чувства те же, которые написаны в наших сердцах. Этому имени мы приносим клятву верности.

Егеря и гренадеры исполняют воинственный танец, при аккомпанементе хора.

Хор:

Предадимся радости и будем праздновать наше счастье.

Этот день показал нашей юности нового Благодетеля.

Запечатлеем в нашей памяти то, что он ныне нам делает;

Будем все работать для его славы,

Мы когда-нибудь будем с ним побеждать.

Мы привели целиком эту довольно неискусно составленную пастораль. Такие представления были в большом ходу в ХVIII столетии и очень характерны для того времени, а поэтому для бытовой истории корпуса очень интересен этот памятник!

 

Нельзя отрицать, что управление Зубова имело и свои хорошие стороны: при нем было расширено и заново ремонтировано здание корпуса, до того времени чрезвычайно ветхое. Сначала предполагалось перевести корпус на новое место, на Васильевский остров, но затем перевод этот ограничился одной Греческой гимназией или корпусом Чужестранных Единоверцев , как он стал называться в конце царствования. Екатерины. ( В прежний дом Морского кадетского корпуса. Вскоре же. по вступлении на престол Императора Павла I, корпус Чужестранных Единоверцев был расформирован (8 декабря 1796 г.). Прежние строения этого корпуса отошли к Артиллерийскому и Инженерному корпусу).

Самый корпус остался на прежнем месте, где ныне он благополучно празднует свой юбилей. В 1794 году был утвержден проект архитектора Демерцова, а 22 мая следующего года совершена торжественная закладка части его, предназначенной для классов. На заложенной в стене металлической доске была вырезана следующая надпись:

В 1796 году новые классы были уже готовы, и в начале октября, за месяц до кончины Императрицы, происходило торжественное их освящение и началось в них преподавание. В одной связи с классами помещены были Католическая и Лютеранская церкви, конференц-зал, и под ним танцевальный зал. Все строение, окончательно отделанное к 1797 году, обошлось в 51,676 рублей.

 

В заботах о воспитанниках и желая дать им места по способностям, Меллисино ходатайствовал, чтобы не успевавшие в математике воспитанники, если они были в других отношениях исправны, производились в прапорщики армии.

Вот, например, рапорт Меллисино Зубову 6-го Марта 1794 года:

"...покорнейше вашему сиятельству имею честь представить список, состоящим в артиллерийском и инженерном шляхетном кадетском корпусе двенадцати человекам кадетам, таким, которые, состоя долговремянно и не имея природнаго дара и склонности к математическим наукам, при всем старании не могли дойтить далее геометрии, а некоторые и арифметики, и впредь ко обучению артиллерийской, фортификационной наук, также и вышьшей математике совсем ненадежны и неспособны; а по знанию грамоте, арифметики, а особливо оружейной и пушечной эксерциции также доброму поведению и совершенным летам могут быть хорошими фронтовыми армейскими офицерами: посему и осмеливаюсь ваше сиятельство всепокорнейше просить, не благоугодно ли будет оных милостиво наградить армии прапорщичьими чинами и, по выключке из корпуса, повелеть для распределения в полки представить в государственную военную коллегию, дабы на них более напрасно казенный кошт не издерживался, а мог обращен быть в пользу сверх комплектным в корпусе воспитывающимся“.

Особенно заботился Меллисино о том, чтобы корпус по возможности обслуживался лучшими из бывших своих воспитанников. Так 9 марта 1795 г. Меллисино рапортует Зубову:

"Вашего сиятельства ордер о выключке из артиллерийского и инженерного шляхетнаго кадетского корпуса салдатской роты сержантов - Ивана Милашевича и Алексее Лошкарева ко определению в инженерной корпус во второй класс кандукторами имел я честь получить, на которой покорнейше осмеливаюсь донести: означенныя сержанты в корпусе состоят - Милашевич при обучении кадет арифметическаго класса, а Лошкарев при инспекторе и в фортификационном классе помощниками; к которым должностям приучаемы они уже слишком по два года, и есть ли теперь отлучить их от классов, то на места их должно приучать вновь других, отчего, пока новые не приучатся, не таков успех будет происходить в учении кадет; сверх сего из таковых приученых помощников поступают обыкновенно в учители, так как и все прочия математики учители в корпусе состоят из своих воспитанников; посему не благоугодно ли будет реченных сержантов оставить для вышеписанной надобности при классах в корпусе, а на их места солдатской же роты из достойных и науку знающих фурира Петра Деириарта и капрала Василья Богданова для определения в кандукторы повелеть отправить, ибо сверх оных состоит еще в солдатской роте окончавших науку двенадцать человек “.

Вообще в это время исключение из корпуса было явлением, по-видимому, довольно редким. Даже такой проступок, как воровство, вел к исключению только в том случае, если он повторялся. 8-го октября 1795 года Меллисино пишет Зубову: "с крайним сожалением принужден я вашему сиятельству представить, что артиллерийскаго и инженерного шляхетнаго кадетского корпуса комплектной кадет Степан Стошко, состоя в корпусе с 793 года, вел себя всегда дурно, делая разныя и многократныя воровствы а имянно однажды у кадета украв из каморы крытую шубу продал, за что был наказан и отослан в салдатскую роту на три месяца, где будучи, не помышляя нимало о поправлении поведения, украл из офицерскаго дому отодрав ночью от дверей восемь медных замков, отдал их продать, за сие вторично был наказан и содержан в солдатской же роте. Но ни мало не чувствует сих наказаний как и минувшаго сентября 30-го числа по полуночи во втором часу ушел из каморы зашол в корпусную швалню, украл у портных салдат муки оржаной с четверик, с которою пойман и приведен, и хотя все способы истощены на отвращение ево от воровства, только по закоренелой привычке оттого не отстает, да и других товарищей приучает, и поелику таковой порок в благоустроенном военном училище между благородными воспитанниками терпим быть не может, то о сем покорнейше донеся, осмеливаюсь вашему сиятельству представить не благоугодно ли будет повелеть означеннаго кадета Стошко ему в наказание, протчим же в пример, определить из корпуса в артиллериския полк или гарнизон рядовым“.

 

Интересно в бытовом отношении следующее дело: 25 августа 1794 года, на обычном занятии стрельбой, кадет Евграф Шульгин нечаянно поранил двух лиц, хотя кадеты стреляли обыкновенно холостыми зарядами. Виновному был учинен формальный допрос, при котором присутствовали: артиллерии майор Андрей Клейнмихель и два капитана. Виновный показал: "...сего августа 25-го числа зжевал я из свинцу, которым обкладываютца у ружей кремни четыре пулички. из оных одну перед строем потерял, а три во время строю в разсыпной палбе клал в ружье, которыми и поранил инженер-подпоручика Игнатьева в ногу, а иноземца купеческаго сына Фому Гепнера ниже поясницы; намерения моего, чтоб ново ранить не было, да таво и не знал, могу ли повредить, а думал я, что ружье от сего будет крепче стрелять, по тому что я и прежде во время такой же пальбы ружье прибивал землею, и оное стреляло крепче; сообщников в оном ис товарищей никаво не было, в чем и показал сущую правду; отроду мне десять лет, состою в корпусе 792 году генваря с 8-го числа, уроженец курскаго наместничества из дворян майорской сын. К сему допросу кадет Евграф Шульгин руку приложил“.

По справке мальчик оказался: "нраву хорошаго и к наукам склонность имеет". Так как Меллисино не мог ничего делать сам, то о происшедшем было доложено Зубову. Последовал суровый ордер временщика: "Артиллерийского и Инженерного Шляхетного кадетского корпуса кадета Евграфа Шульгина за заряжение во время пальбы в строю ружья изготовленными им маленькими свинцовыми пуличками, коими поранены инженер-подпоручик Игнатьев и купеческой сын Гепнер, хотя им сие учинено без намерения чтоб кого поранить, а из желания чтобы выстрел был громче, изволите ваше прев, наказать, дабы другия подобных шалостей делать не отваживались, написать его в солдатскую роту мушкетером". Однако этот ордер не был исполнен, так как вскоре Меллисино рапортовал Зубову, что вакансий в солдатской роте нет, и кадет остался в корпусе.

Может быть, вследствие снисходительности Меллисино в это время в корпусе наблюдается значительное число нетчиков. Офицеры нередко опаздывали из отпусков, и только, когда вступил в управление Зубов, стало в этом отношении строже. Любопытен, напр., такой документ. 6 марта 1794 года последовал ордер графа директору корпуса: "по представлению вашего превосходительства подпорутчиков втораго канонирскаго полку Дрентельна и артиллерийского и инженерного шляхетнаго кадетского корпуса Занковскаго, по притчине, что первой, отправясь из Риги минувшаго 793 года октября с 25 числа, а последней из домового отпуска с минования оному термина тогож года ноября с 1-го, к командам доныне в четыре месяца не прибыли и о притчине сего их промедления, также и где находятся никаких сведений нет, предписываю вашему превосходительству по основанию указов Правительствующаго Сената 783 года генваря 23-го и Государственной военной коллегии сего года февраля 27-го числа из полку и корпуса выключить ".

В начале деятельности Зубова за просрочки были уволены 41 кадет. Из них один был отпущен 1-го апреля 1793 года на два месяца и не явился до 18-го июля следующего года; другой, будучи отпущен 29-го марта 1789 года на один год, не явился до 18-го июля 1794 года, а один - со дня своего причисления в корпус (8-го февраля 1787 года).

 

Несмотря на эти отрицательные явления, нельзя не признать колоссальных заслуг Меллисино. Вот что писал, например, ему Гавриил Романович Державин после посещения корпуса в марте 1792 г.: 

" По истинне я почти нс видал никогда толь приятнаго позорища для сердца и разума, и особенно любя отечество. Вы ему приуготовляете достойнейших сынов для споспешествования к его благоденствию и для его защиты. Я, кажется, видел и Спарту и Афины. У меня и теперь в голове порядок везде предуготовленной; исполнение везде с пристойностью и расторопностью. Хотя я не достойный ценитель дел похвалы достойных и не мое это дело, однако от чистаго сердца справедливость непременным образом должна везде наружу изливаться.

Я ничего не могу другаго говорить, как превозносить вас, сотрудников ваших и самое толь любезное, вами управляемое юношество, на которое и благоволение Монаршее и ваше попечение не тщетно простираются. Это такой разсадник, на который не даром падают семяпа“...

А между тем "певец Фелицы“, как известно, был скуп на похвалы.

 

Любопытно, что прошения о приеме в корпус подавались иногда родителями кадет, а иногда самими детьми от своего имени. Встречаются, например, прошения десятилетних мальчиков.

Благоволение Императрицы к корпусу было ознаменовано еще в самый год ее кончины награждением многих из корпусных чинов. Между прочим, полковники Верещагин и Корсаков были произведены в генерал-майоры, второй с оставлением на вакансии корпусного подполковника, а первый с утверждением в звании инспектора классов. Уже в 1792 году прежний инспектор классов, Вебер, был переведен из корпуса директором училищ в Екатеринославское наместничество, и место его заступил премьер-майор Массон, который, незадолго до производства Верещагина в генерал-майоры, также выбыл из корпуса.

 

Форма одежды кадет во все время царствования Императрицы Екатерины II изменялась весьма мало. По положению 1762 года парадное обмундирование было: кафтан красный суконный; воротник, лацканы и разрезные обшлага черные триповые, с золотым галуном, подкладка черная стамедовая, пуговицы медные; на одном плече эполет шелковый с золотом; камзол суконный лосинного цвета; полурубашки с батистовыми манжетами; штаны короткие с шлифованными пряжками, зимою суконные лосинного цвета, а летом полотняные или коломянковые, белые; чулки белые; летом башмаки с полотняными штиблетами или с пряжками из композитной меди, зимою короткие сапоги с штибель - манжетами, стянутые композитными пряжками. Волосы напудренные (только при парадных мундирах); коса обвита черной шелковою лентою с волосяным на конце бантом. Шляпа полупуховая, обшитая золотым позументом и связанная золотыми шнурками; кисти на шляпе шелковые с золотом; бант белый волосяной; султан, красный с белою верхушкою. Впоследствии по именному Высочайшему Указу, данному генерал- поручику Меллисино 19 марта 1786 года, повелено было парадные офицерские и кадетские мундиры делать без позумента, определенныя же на него деньги употреблять на другое, к пользе корпуса служащее. С того же времени и шляпы стали обшивать, вместо золотого галуна, черною бархатною лентою, а эполеты делать с медными бляхами.

Во время пребывания в лагере кадеты носили колеты палевые суконные, с плисовыми воротниками и обшлагами: вначале красными, а впоследствии черными. Погоны на колетах были желтые суконные, обшитые у кадет черною бархатною лентою, а у унтер-офицеров узким золотым позументом. Тесаки были с медными грифами и белыми ножнами; темляки вначале шелковые с золотом, а впоследствии из красного, черного и желтого гаруса. У гренадер или бомбардиров, по штату 1762 г., шапки были из толстой лакированной черной кожи с такими же козырьками и затыльниками, на них гербы вызолоченные, а вензель Императрицы Екатерины II в воинской арматуре, и султаны из разноцветных страусовых перьев. Впоследствии, эти шапки были заменены черными плисовыми с красными суконными околышами; по швам они были обшиты золотою тесьмою, на верхушке были кисти у кадет черная, шелковые, а у унтер-офицеров с золотою канителью. Егеря в строю носили полупуховые картузики, с белыми полотняными бантами и султанами, такими же как на шляпах. В ненастную погоду и ночью во время стояния на часах в лагере кадеты надевали красные суконные плащи без рукавов. Ружья были с медным прибором и со штыками; погонные ремни и чехлы на полках из черной кожи.

Вседневное кадетское платье, по штатам 1762 г., было; длинные, ниже икр, сюртуки красные суконные, с черными полу плисовыми воротниками и обшлагами; камзолы и штаны лосинные; шляпы с волосяными бантами без галуна; башмаки и штиблеты черные кожаные. По положению 1784 г., определение формы вседневного платья было предоставлено директору, и с этого времени кадеты носили серые суконные фраки с отложным воротником и разрезными, с клапанами, обшлагами, из черного плиса, серые же панталоны и красные суконные жилеты.

Корпусные офицеры в строю и в праздничные дни носили красные мундиры, а в будние дни дежурили в серых фраках, одинаковой формы с кадетскими, и в знаках. Знаки, против полагавшихся в Сухопутном корпусе, у них были несколько менее, с золотым вензелем Императрицы в груди орла, наложенным на красном бархате. Дежурные офицеры отличались от не должностных лишь этими знакам.