Глава VIII.

(1816-1825 гг.).

Штаты корпуса 1816 г. - Инструкция генерала Маркевича дежурным и прочим штаб и обер-офицерам корпуса. - Руководящие правила о нравственном воспитании кадет. - Новый курс учения. - Награды и наказания. - Занятия кадет в каникулярное время. - Постройка зданий на экономические суммы корпуса. - Перевод Солдатской роты в Императорский Военно- Сиротский дом. - Упразднение Солдатской роты. - Высочайший смотр. - Назначение Главным Директором Пажеского и всех кадетских корпусов генерал-адъютанта графа П. П. Коновницына. Его заботы об улучшении учебно-воспитательной части в корпусах. - Назначение Главным Директором генерал-адъютанта П. В. Голенищева-Кутузова. - Вступление Великого Князя Михаила Павловича в заведывание корпусами "по фронтовой части". - Его распоряжения по строевому обучению кадет. - Учебныя команды. - Командировки кадет на инженерные работы. - Наводнение 7-го ноября 1824 г. - Кончина Императора Александра І-го и участие кадет в погребении его. - Перемены в форме обмундирования кадет и офицеров. - Черты внутреннего быта корпуса но воспоминаниям бывшего кадета.

 

 Почти непрерывные войны царствования Императора Александра I послужили причиною усиленных выпусков из кадетских корпусов молодых людей и, вместе с тем, способствовали и наплыву в них большого числа желающих поступить в кадеты. Отказа в приеме детей дворян в корпуса почти не было.

Из большевозрастных кандидатов образовался, как уже говорилось выше, Дворянский полк, а менее возрастные, не имевшие 16 лет, распределялись по корпусам даже сверх штата и произвели в них переполнение, поставя начальство заведений в затруднительное положение, относительно изыскания денежных средств на содержание сверхштатных воспитанников. Переполнение это. не столь заметное во время войн и усиленных выпусков, стало особенно ощутительным в 1814 г. когда войны прекратились и в усиленных выпусках не было уже надобности.

В смысле переполнения и крайней тесноты помещения, 2-й кадетский корпус был в наиболее неблагоприятных условиях, так как один батальон Дворянского полка, а также Дворянский кавалерийский эскадрон были расположены в здании корпуса.

"Во 2-м корпусе, с величайшею уже теснотою и крайним неудобством едва помещаются и, вообще, все места, какия только можно занять, наполнены до невозможности“, - писал Цесаревич Константин Павлович в одном из своих повелений.

В 1816 г. Император Александр I повелел учредить особый комитет из директоров С.-Петербургских кадетских корпусов, для приведения в известность всех потребностей этих заведений и составления единообразного для них положения (еще в 1815 г., в виду поднявшихся цен на съестные припасы в Петербурге, была вновь увеличена, против определенной в 1811 г., сумма на столовое содержание воспитанников 2-го кадетского корпуса, причем кадетам было прибавлено но 8 коп., а воспитанникам Солдатской роты по 5 коп. в день). Членами этого комитета были: директор морского кадетского корпуса, вице-адмирал Карцов, директор 1-го кадетского корпуса, генерал-лейтенант Клингер, директор Горного корпуса, обер-берггауптман 4-го класса Дерябин, директор Военно-Сиротского дома, генерал-майор Арсеньев и управлявший 2-м кадетским корпусом, генерал-майор Маркевич. По изготовлении в корпусах ведомостей о суммах, необходимых на их содержание, комитет был открыт 29-го июля 1816 г. в доме Морского кадетского корпуса.

Между прочим, перед открытием заседаний комитета, А. И. Маркевич 23-го июля 1816 г. писал генерал-лейтенанту Клингеру: "поелику же я еженедельно обязан по должности моей быть при Его Императорском Высочестве Великом Князе Михаиле Павловиче по вторникам целый день и по средам до 2-х часов пополудни, а потому прошу Ваше Превосходительство не возможно ли будет расположить время заседаний того комитета таким образом, чтобы и я мог в оном присутствовать, не упуская моей должности при Его Императорском Высочестве Великом Князе Михаиле Павловиче“.

В первом же заседании комитета составлено было положение о столовом содержании и обмундировании кадет. Занятия комитета продолжались до 20-го октября того же года, и составленное им новое общее положение и штаты, рассмотренные 12-го декабря 1816 г. комитетом министров, повелено было привести в исполнение с 1-го января 1817 г., хотя они и не были Высочайше конфирмованы.

По новым штатам во 2-м кадетском корпусе положены были: директор из генералитета, 1 полковник, 5 подполковников (в том числе корпусный полицмейстер, ведавший зданиями корпуса, планами, строительными материалами, дровами, свечами и пожарными инструментами), 3 капитана, 2 штабс-капитана, 6 поручиков (в том числе один за казначея), 5 подпоручиков и 5 прапорщиков; кроме того, адъютант поручичьяго чина. В Солдатской роте, сверх того: 1 штаб-офицер, 1 капитан, 1 поручик, 1 подпоручик и 1 прапорщик.

Для надзора за преподаванием наук, кроме инспектора классов, положен был помощник инспектора, который в то же время был библиотекарем и смотрителем музее. В эту должность сперва был определен надворный советник Фогель, а затем надворный советник Стефан, который, по смерти в 1820 г., в преклонных уже летах, инспектора классов, действительного статского советника И. В. Вебера, был, спустя некоторое время, утвержден в должности инспектора классов.

Кадет по новому штату полагалось 700, из них 5 фельдфебелей и 70 унтер-офицеров, а воспитанников Солдатской роты 250. Кадеты были разделены на пять рот: гренадерскую, три мушкетерские и резервную. При кадетском батальоне положен был хор музыки.

Таким образом в каждой роте, по штату, полагался 1 штаб-офицер (подполковник), ротный командир (капитан или штабс-капитан), и 3 обер-офицера, при составе роты в 140 человек. Если исключить штаб-офицеров и ротных командиров, то каждому отделенному офицеру роты приходилось заведовать 45-ю кадетами. Кроме того, обращает на себя внимание то обстоятельство, что во главе каждой роты был поставлен над ротным командиром штаб-офицер, являвшийся посредствующим звеном между директором и ротным командиром. Эти штаб-офицеры являлись как бы помощниками директора по воспитательной части.

Сумма на все содержание корпуса была во всех частях значительно увеличена и составляла, вместе с жалованьем личному составу, собственно для корпуса 458,016 руб. На содержание Солдатской роты отпускалось сверх того 96,250 руб. На столовое содержание для кадет положено было по 45 коп., а для воспитанников Солдатской роты по 35 коп. в день.

При разделении кадет на пять рот, штаб и обер-офицеры были распределены по ротам следующим образом:

В Гренадерскую роту - подполковник Кениг 1-й, капитан Ваксмут, поручик Киприанов, подпоручик Есипов, прапорщик Жеребцов, адъютант Ярошевский.

В 1-ю Мушкетерскую роту - подполковник Кениг 2-й, штабс-капитан Инглис, поручик Реймерс, подпоручик Лемке.

Во 2-ю Мушкетерскую роту - полковник Баркгаузен, капитан Обольянинов, поручик Главацкий, подпоручик Струмилло.

В 3-ю Мушкетерскую роту - подполковник Миллер, штабс-капитан Вебер, поручик Жданович, подпоручик Стрешнев.

В Резервную роту - подполковник Дружинин, капитан Дюшен, поручик Кульмаметьев и подпоручик Огарев.

Кадеты и прикомандированные к корпусу дворяне и юнкера были разделены, как уже сказано, на пять рот, полагая в каждой роте унтер-офицеров с фельдфебелем по 12 человек, а кадет

в Гренадерской роте -128 и 2 дворянина (воспитанников Дворянского полка),

в 1-й Мушкетерской роте - кадет - 118, дворян - 10 и юнкеров - 2;

во 2-й Мушкетерской - кадет - 110, дворян - 18 и юнкеров - 2;

в 3-й Мушкетерской - кадет - 110, дворян - 19 и юнкеров - 2;

в Резервной - кадет, считая с неприбывшими, - 176.

Для доставления большей возможности директорам корпусов избирать достойных офицеров, в 1816 г. было Высочайше разрешено: офицеров, предназначавшихся для пополнения некомплекта в кадетских корпусах, требовать, из артиллерии, всегда в двойном числе против имевшихся вакансий, поименно из бывших воспитанников кадетских корпусов, с тем, чтобы оставлять в заведениях только способнейших из прикомандированных офицеров. С тою же целью корпусные офицеры сравнены были жалованьем с офицерами армейской артиллерии. Кроме того батальонному командиру (в 1818 г., батальонным командиром 2-го кадетского корпуса, за слабостью здоровья полковника Баркгаузена, был назначен подполковник Кениг 1-й) были определены столовые деньги, по 1000 руб. в год.

 

В 1817 г., генерал-майор Маркевич дал инструкцию дежурным и прочим штаб и обер-офицерам корпуса, для руководства в исполнении их обязанностей. К сожалению, самой инструкции не удалось найти ни в корпусном архиве, ни в архиве Главного Управления военно-учебных заведений. О содержании ее можно судить лишь по отдельным приказам по корпусу, которые отдавались в развитие и дополнение к этой инструкции.  

Появление новой инструкции было вызвано, как некоторыми изменениями в порядках корпуса, так и недочетами в службе корпусных офицеров, что можно объяснить лишь недостатком времени у генерала Маркевича, часто занятого исполнением различных специальных поручений артиллерийского ведомства, бдительно следить за внутренней жизнью корпуса. Как ученый техник и артиллерист, он заседал в различных комитетах и комиссиях или присутствовал при разного рода артиллерийских опытах, не говоря уже о том, что и преподавание артиллерии Великим Князьям Николаю Павловичу и Михаилу Павловичу также отнимало довольно много времени.

Надо полагать эти обстоятельства и были причиной тому, что корпусные офицеры стали позволять себе некоторые послабления в несении службы.

Так, генералом Маркевичем было замечено, что "гг. дежурные по ротам офицеры по ночам не всегда находятся при своих ротах".

Спустя лишь три дня после этого, в 9 часов вечера, после ужина, кадеты Гренадерской и 1-й Мушкетерской роты произвели в своих камерах "столь большой шум и крик, что даже у моего дома был оный слышен, - писал в приказе генерал Маркевич, - и заставил меня немедленно идти в корпус, где я тотчас открыл и причину таковому безпорядку”. Причиной этой оказалось отсутствие в трех ротах дежурных офицеров, за что последние и были арестованы на трое суток, при чем дежурному по корпусу, подполковнику Дружинину, был объявлен выговор в приказе. Такие случаи были далеко не единичные.

Новую инструкцию было предписано генералом Маркевичем принять дежурным штаб и обер-офицерам, по экземпляру, от адъютанта и в точности соблюдать ее, передавая экземпляр инструкции ежедневно, при смене, новым дежурным. Вместе с этим дежурному по корпусу штаб-офицеру предлагалось принять от адъютанта же три шнуровые книги, скрепленные генералом Маркевичем:

одну - для записи тех из учителей, которые в назначенные для них дни и часы не приходят в классы или опаздывают на уроки,

другую - для записи кадет, наказываемых за лень и нерадение к наукам и за разные другие проступки,

и третью - для записывания словесных приказаний, отдаваемых генералом Маркевичем.

Все эти книги надлежало также сдавать ежедневно новому дежурному по корпусу.

Инструкцией требовалось, чтобы никто из дежурных офицеров, как по кадетскому корпусу, так и по Дворянскому полку, эскадрону и Солдатской роте, "ни на самое даже малейшее время от своего места не отлучался и обращал бы безпрестанное внимание на все то, что воспитывающиеся делают и в чем они упражняются, стараясь, чтобы во всякое время был соблюдаем ими совершенный порядок, тишина и благоустройство, и чтобы упражнения их, игры и разныя занятия, были во всем благопристойны и соответствовали бы цели хорошаго воспитания".

В развитие инструкции генералом Маркевичем впоследствии были отданы следующие распоряжения: дежурным по ротам офицерам предписывалось впредь ежедневно, когда они приведут свои роты в классы утром, в 7 час., и после обеда, в 2 часа, делать во всех классах перекличку кадетам по классным спискам, наблюдая при этом, чтобы все кадеты, кроме находящихся в госпитале и стоящих на часах, были непременно в своих классах, и "если кого не окажется, то тотчас того отыскать". По исполнении всего этого, дежурные офицеры должны были рапортовать дежурному по корпусу штаб-офицеру.

Равным образом, предписывалось ежедневно же делать перекличку кадет в ротах пред обеденным и перед ужинным столом, в то время, когда ударят повестку к столу, с тем чтобы до пробития сбора перекличка была окончена и роту тотчас по сигналу можно было вести к столу. В праздничные же дни, кроме этих перекличек, полагалось делать, по заведенному порядку, еще и особую, после обеда, в 5 часов, для чего дежурный штаб-офицер приказывал бить в барабан сбор.

"При сем случае, - говорилось далее, - за необходимо нужное еще нахожу подтвердить гг. дежурным офицерам, как вновь ежедневно по утру в 6 часов на дежурство вступающим, так и старым дежурным до 7 часов утра в ротах оставаться долженствующим, чтобы они непременно осматривали всех в ротах кадет, дабы они были одеты чисто и опрятно и, по пробитии на молитву, молились бы по камерам Богу, и брали бы в классы с собой все классныя вещи, какия кому нужны, при чем также поверяли бы, имеют ли кадеты у себя все те, вообще, классныя вещи, какия у них находиться долженствуют. Для сего каждый офицер должен непременно иметь у себя список всем классным вещам, какия у кадет его отделения быть должны. Господам же дежурным по корпусу штаб-офицерам строжайше наблюдать за выполнением всего, в сем приказе означеннаго“.

Узнав, что вечерняя молитва читается в ротах тотчас после ужина и кадеты, по прочтении молитвы, раздеваются и ложатся спать, до пробития вечерней зари, что было противно правилам, предписанным в инструкции, генерал Маркевич приказал дежурным офицерам впредь наблюдать, чтобы вечерняя молитва читалась лишь по пробитии повестки к заре. По прочтении молитвы и по пробитии вечерней зари кадетам разрешалось раздеваться и ложиться в постели.

Смена дежурных офицеров производилась ежедневно в 6 часов утра. Так как новые дежурные должны были присутствовать у развода караулов после 12 часов дня, то в это время кадеты оставались в ротах без присмотра, а потому генерал Маркевич распорядился, чтобы смена дежурных офицеров производилась после развода, причем старые дежурные должны были оставаться в ротах до тех пор, пока новые дежурные не придут, после развода, их сменить. Если же случалось, что старый дежурный офицер был наряжен в тот же день в караул, то перед разводом приходил его сменить новый дежурный офицер, который и оставался уже в роте, не присутствуя у развода.

В начале 1825 г. инструкция была дополнена новыми правилами, требовавшими строгого наблюдения за сбережением кадетами казенных вещей.

Дело в том, что, несмотря на многократные подтверждения генерала Маркевича, чтобы офицеры возможно чаще осматривали книги и прочие классные и другие вещи у кадет их отделений, проверяя, в целости ли все они и в надлежащей ли исправности, в продолжение 1824 года кадетами было утрачено классных учебных книг на тысячу семьсот двадцать один рубль пятнадцать копеек, не считая аспидных досок, математических инструментов и прочих классных вещей, которых также не было сдано на весьма значительную сумму. Приписывая таковую большую утрату "шалости кадет и нерадению их к сбережению казенных вещей", генерал Маркевич по этому поводу писал в приказе по корпусу: "ежели бы гг. офицеры исполняли надлежащим образом свой долг и чаще поверяли бы у кадет своих отделений их книги, тетради и прочия вещи и при неявке чего-либо, тотчас, не упуская нимало времени, изследовали бы, куда пропавшая вещь девалась, то не могло бы произойти такой большой потери к ущербу казны“.

Всем кадетам, потерявшим казенные книги и вещи, генерал Маркевич объявил в приказе строгий выговор, поставив это на вид и всем офицерам, при чем предписывал впредь для непременного исполнения следующие пять пунктов, которые и были внесены в инструкцию.

"1-е. Каждый кадет, у кого пропала какая-либо вещь в каморе, должен непременно тотчас объявить о том старшему своей каморы и дежурному по роте офицеру, а также и офицеру своего отделения. Если же в классах пропажа сделалась, то, не выходя из оных, объявить о том тотчас дежурному офицеру, в классном коридоре находящемуся, и, пришедши в роту, немедленно доносить об ней старшему своей каморы, дежурному по роте офицеру, а также и офицеру своего отделения, и они немедленно изследуют, где и в какое время оная вещь пропала, и стараются тотчас ее отыскать. Буде же кадет не объявит тотчас о сделанной у него пропаже, и потом откроется, что у него не все вещи в целости, таковой строго должен быть наказан и, сверх того, потерянную вещь с него взыскать посажением за черный стол.

2-е. Старший унтер-офицер в каморе, у которого находится ключ от шкафа с книгами, должен весьма рачительно наблюдать, чтобы каждый кадет клал свои книги, тетради и прочия классныя вещи в гнездо своего номера и брал бы оныя только из него, а не из другого. Для сего при каждом открытий шкафа он должен сам у него стоять и потом его запереть, а если по каким-либо необходимым причинам он сам во все оное время при шкафе оставаться не может, то поручал бы его своему подстаршему, дабы ни в каком случае без старшаго каморы, или без подстаршаго, в шкаф не ходили, за что он строго будет ответствовать.

3-е. Каждому офицеру поставляется в обязанность осматривать у кадет своего отделения, два раза в неделю, все книги, инструменты, тетради и все прочия классныя и другия вещи, все ли оне в целости и в надлежащей чистоте и исправности, для чего и иметь ему список, что у какого кадета должно находиться, и если окажется что-либо в неисправности, за то строго с кадета взыскивать и приучать его содержать все свои вещи в надлежащей чистоте и исправности, а что окажется пропавшим, то строго изследовать, где и когда пропало, и стараться пропавшую вещь немедленно отыскать и виновнаго представить к наказанию. А если она не отыщется, о том немедленно доносить ротному командиру и дежурному по корпусу штаб-офицеру, кои и должны со своей стороны приложить всевозможное старание, чтобы ее немедленно отыскать и открыть виновнаго. При чем каждую неделю должны все те гг. офицеры, в чьих отделениях сделалась у кадет какая-либо пропажа, доносить о том письменно ротным своим командирам с показанием, у какого кадета, что, где и когда пропало, и сделаны ли были тогда же надлежащия изследования о пропаже; а ротный командир подает таковой же рапорт о своей роте своему ротному штаб-офицеру, который и делает со своей стороны новыя изследования о всех пропажах и старается, по возможности, все пропавшее отыскать и каждаго месяца 1-го числа, при подаче ко мне кондуитных о кадетах списков, прилагает особый список о всех потерях, в его роте в прошедшем месяце последовавших, с показанием, у кого, что, где и когда пропало и какия взяты были меры к отысканию онаго и открытию виновнаго.

4-е. Если кто-нибудь из гг. офицеров не будет еженедельно осматривать свое отделение и доносить о пропаже ротному своему командиру, и потом окажется, что какая-либо пропажа давно уже в его отделении воспоследовала, и он о том не знал и не доносил, то за всякую таковую пропажу взыщется с его жалованья; а кадет, не донесший ему о том, не избежит ни в каком случае строгаго за то наказания.

5-е. Поелику нередко случается, что кадеты, будучи отпускаемы в праздничные дни со двора к своим родственникам, уносят с собою книги и прочия классныя вещи и там их теряют, то в отвращение сего, в обыкновенные праздничные дни, когда они отпускаются только на одне или на двое суток, не позволять им уносить с собою никаких классных вещей. Когда же отпуск бывает на несколько дней или на неделю, тогда можно позволить некоторым лучшим и прилежнейшим кадетам взять с собою несколько книг или тетрадей, но не иначе, как с ведома ротнаго командира, и чтобы непременно было записано все, что он с собою взял, и по возвращении его из дому должно тотчас непременно свидетельствовать, все ли взятое принес он в исправности назад, и ежели чего не окажется, то его наказать и сделать за потерянную вещь взыскание, и впредь не позволять ему ни в каком случае брать с собою в дом классныя вещи".

Все эти правила касаются, главным образом, установления внутреннего порядка заведения, но не меньше этого заботился генерал Маркевич и о нравственном воспитании вверенного ему юношества. В приказах по корпусу встречаются нередко и руководящие правила отделенным офицерам и ротным командирам и наставления самим кадетам.

 

Так генерал Маркевич рекомендовал отделенным офицерам "с рачительностью заняться смотрением за своими отделениями и стараться поселять в кадетах добрую нравственность и прилежание к наукам, учить их как они должны в обществах с благопристойностью стоять, кланяться и разговаривать; приучать их к чистоте, к опрятности и к сбережению находящихся у них вещей". Штаб-офицеры каждой роты и ротные командиры должны были смотреть за выполнением всего этого и руководить отделенных офицеров, на обязанности которых было "стараться в точности узнать своих кадет и, вникая в их нравы и способности, прилагать всевозможныя средства довести свои отделения по всем частям до самаго лучшаго состояния". Отделенные офицеры,  говорится в другом месте, должны подавать собою кадетам пример ревностного и усердного исполнения своей должности.

В одном из своих приказов генерал Маркевич обращается к кадетам с наставлением, чтобы они, "прилагая особенное внимание к изучению всех тех наук и языков, кои им преподаются, содержали бы все свои книги, тетради и прочия классныя вещи, в надлежащем порядке, чистоте и исправности и чтобы каждый из них непременно имел у себя, кроме книг, все тетради, какия только в его классах употребляются, не уничтожая и тех, которые он имел в прежних своих классах".

 

Обращаясь далее к фельдфебелям и унтер-офицерам, он напоминает им, что они не только сами должны вести себя отличнейшим образом, "благовоспитанным молодым людям приличным", но и смотрели бы за своими младшими кадетами, подавая им собою пример, как в прилежании к наукам, так и в хорошем поведении, в послушании и в ревностном исполнении своей должности; наблюдали бы за тишиною, порядком и чистотою своих камор и за опрятностью самих кадет и не позволяли бы им предпринимать "никаких дурных замыслов или делать какия-либо шалости и неблагопристойности, но тотчас все таковое отвращали бы, доведя немедленно каждый дурной поступок или неблагопристойныя затеи до сведения дежурнаго офицера. Сделавшись унтер-офицерами, они должны приучаться ответствовать своим начальникам не только за самих себя, но и за младших своих кадет, ибо сего требует военная дисциплина. А посему на первых на них взыщется всякая неисправность и всякое дурное дело, кадетами их камер учиненное, ибо они ближе к кадетам, нежели гг. офицеры, и для того за всем должны наблюдать и все знать, что у них делается, а чего они сами своими увещаниями и остережениями своих кадет отвратить не могут, о том тотчас должны донести дежурному офицеру, который всегда при них находится; господам же кадетам строжайше подтверждается уважать и почитать своих унтер-офицеров, как старших себя, и быть им послушными. Чинопочитание и повиновение старшим себя есть душа военной службы, а потому и должно быть соблюдаемо во всей точности и без всяких и малейших отговорок или извинений".

Таким образом, на фельдфебелей и унтер-офицеров возлагались до некоторой степени и воспитательские обязанности.

 

Вообще же следует заметить, что, по-видимому, управление корпусом генерал Маркевич вел из кабинета, путем приказов, и в непосредственное сношение с кадетами входил редко.

Грубость нравов, царивших в кадетской среде того времени, нередко проявлялась в "буйственных происшествиях", как официально назывались тогда массовые беспорядки, известные впоследствии под именем "бенефисов", обычно выражавшихся в тушении ламп, диком крике и визге, битье стекол, посуды, если дело происходило в столовом зале, и даже ломанье мебели. Бывало, что участниками в беспорядках и попустителями их являлись и сами унтер-офицеры, которые в таких случаях лишались унтер-офицерского звания и разбаловались из гренадер в мушкетеры. Большею частью, "буйственные происшествия" происходили в столовой зале, из чего можно заключить, что недовольство кадет нередко вызывалось неудовлетворительным столом.

Случались, однако, и более серьезные проступки кадет. Был, напр., такой случай, когда кадет С. нанес удар кулаком в плечо поручику Карлгофу, с произнесением непристойно бранного слова, при всех кадетах, за что кадет С. был подвергнут военному суду. Принимая во внимание его несовершеннолетие, Государь повелел разжаловать кадета С. в рядовые, без лишения дворянства, определив его в полк Литовского отдельного корпуса и не представляя его к повышению чином в течение шести лет. Справедливость, однако, требует сказать, что, судя по приведенным ниже воспоминаниям одного из бывших кадет, и обращение с кадетами некоторых корпусных офицеров и учителей не отличалось особой деликатностью.

Решительные меры принял генерал Маркевич и против битья кадетами стекол и столовой посуды "от небрежения". Виновных в этом он приказал сажать в столовой зале за "черный стол" и давать им в обед и ужин лишь одно кушанье до тех пор, пока остаток от положенных на столовое содержание этих кадет денег не покроет расхода за вставку стекол или на покупку новой посуды.

Из других распоряжений генерала Маркевича отметим категорическое запрещение кадетам посещать каморы расположенного в здании корпуса Дворянского полка, во избежание дурного влияния на кадет великовозрастных "недорослей из дворян", а также запрещение фельдфебелям и унтер-офицерам посещать квартиры штаб и обер-офицеров, что нередко подавало им повод отлучаться из корпуса. Если же кому-либо из штаб-офицеров или ротных командиров, живущих в самом корпусе, зачем-нибудь понадобится фельдфебель или унтер-офицер, то они должны были посылать за ним, с запискою, своего человека, который и сопровождал кадета как на квартиру офицера, так и обратно, в корпус.

 

Еще в 1816 г. было сделано новое распределение учебных предметов по классам. Приводим его здесь полностью, чтобы дать понятие о полном объеме курса корпуса того времени:

 

ЧИСТАЯ МАТЕМАТИКА:

Арифметика.

В 3-м и 4-м нижних классах. - Четыре первых правила простых чисел.

В 1-м и 2-м нижних классах. - Повторение прежнего, именованные числа; значение и свойство дробей, сокращение и приведение к одинаковому знаменателю; сложение, вычитание, умножение и деление простых дробей.

В 5-м и 6-м средних классах. - Десятичные дроби, раздробление и превращение дробей; квадраты и кубы, содержание и пропорции, тройное правило - простое и сложное, окончание арифметики.

Геометрия.

В 3-м и 4-м средних классах. - Лонгиометрия.

В 1-м и 2-м средних классах. - Планиметрия.

В 5-м и 6-м верхних классах. - Штереометрия и тригонометрия.

В 3-м и 4-м верхних классах. - Геодезия.

Алгебра.

В 1-м и 2-м средних классах. - До квадратных уравнений.

В 5-м и 6-м верхних классах. - Окончание алгебры, с показанием употреблений оной в геометрии и тригонометрии.

В 8-м и 4-м верхних классах. - Дифференциальные и интегральные вычисления.

В 1-м и 2-м верхних классах. - Механика и гидравлика, начальные основания статики, динамики, гидростатики и гидродинамики.

Артиллерия.

В 3-м и 4-м верхних классах. - Арсенальная и лабораторная часть артиллерии.

В 1-м и 2-м верхних классах. - Военная часть артиллерии.

Фортификация.

В 5-м и 6-м верхних классах. - Полевая фортификация.

В 3-м, в 4-м, в 1-м и во 2-м верхних классах - Долговременная фортификация, атака и оборона крепостей.

Тактика.

В 1-м, 2-м, 3-м и 4-м верхних классах. - Разные роды войск, вооружение оных, разделение, построение и маневры, о боевых порядках, о лагерях, о маршах армии, о квартирах.

Гражданская архитектура.

В 3-м и 4-м верхних классах. - Об архитектурных орденах и начальные понятия о зданиях вообще.

В 1-м и 2-м верхних классах. - О строительных материалах, о зданиях вообще и в особенности о военных, о построении оных.

Российская словесность.

В 5-м и 6-м нижних классах. - Познание букв, склады, чтение по складам, чистописание.

В 3-м и 4-м нижних классах. - Чтение без складов и чистописание.

В 1-м и 2-м нижних классах. - Начало грамматики, о словах вообще, о частях речи, о именах, родах, числах и склонении имен и далее чистописание.

В 5-м и 6-м средних классах. - Повторение прежнего и о местоимениях и склонениях оных, о глаголах и спряжении оных, о причастиях, наречиях, предлогах, союзах и междометиях и далее чистописание.

В 3-м и 4-м средних классах. - Повторение прежнего и сочинение слов, правописание и грамматический разбор речей, чистописание.

В 1-м и 2-м средних классах. - Повторение всей грамматики и грамматические разборы речей.

В 5-м и 6-м верхних классах. - Риторика, о периодах, фигурах, хриях, о письмах и о расположении больших слов.

В 3-м и 4-м верхних классах. - О стопосложении и поэзии, вообще о слоге и произношении, а также и небольшие сочинения.

В 1-м и 2-м. - Разные сочинения прозою и стихами.

Французская словесность.

В 5-м и 6-м нижних классах. - Познание букв, склады, чтение по складам и чистописание.

В 3-м и 4-м нижних классах. - Чтение без складов. Чистописание.

В 1-м и 2-м нижних классах. - Чтение оканчивается. Чистописание.

В 5-м и 6-м средних классах. - Начало грамматики. О словах вообще, о частях речи, о именах, о членах, родах, числах и склонении оных, вокабулы и чистописание.

В 3-м и 4-м средних классах. - Повторение прежнего и о местоимениях и склонении оных; о глаголах и спряжении оных, о наречиях, о предлогах, о союзах и междометии. Разговоры и небольшие переводы с французского языка на российский. Чистописание.

В 1-м и 2-м средних классах. - Повторение прежнего и о сочинении слов и правописании, а также грамматический разбор речей, разговоры и переводы с французского языка на российский.

В 5-м и 6-м верхних классах. - Повторение всей грамматики, грамматический разбор речей, разговоры, переводы с российского на французский язык и с французского на российский.

В 3-м и 4-м верхних классах. - Переводы с российского на французский и с французского на российский язык, разговоры.

В 1-м и 2-м верхних классах. - Переводы с российского на французский язык, французский штиль.

Немецкая словесность

располагается точно так же, как и французская.

Статистика и география.

В 5-м и 6-м средних классах. - Математическая и физическая география.

В 3-м и 4-м средних классах. - Общее обозрение Европы.

В 1-м и 2-м средних классах. - Российская география.

В 5-м и 6-м верхних классах. - География других частей света.

В 3-м и 4-м верхних классах. - Российская статистика с повторением российской географии.

В 1-м и 2-м верхних классах. - Статистика смежных с Россиею государств и других знатнейших европейских держав, с повторением общей Европейской географии.

История.

В 5-м и 6-м средних классах.- Общие понятия об истории и ее разделение. История древних государств, кроме римской.

В 3-м, и 4-м средних классах. - Римская история до падения западной империи и повторение всей древней истории.

В 1-м и 2-м средних классах. - Плутарховы жизнеописания великих мужей.

В 5-м и 6-м верхних классах. - Основания нынешних Европейских государств и дух происшествий средних веков до открытия Америки. Российская история от первых известий о народах в России обитавших до нашествия татар.

В 3-м и 4-м верхних классах. - Происшествия от открытия Америки до Вестфальского мира, Российская история от нашествия татар до вступления Романова дома на Всероссийский престол.

В 1-м и 2-м верхних классах.- Важнейшие происшествия от Вестфальского мира до наших времен. Российская история от восшествия Романова дома на Всероссийский престол до наших времен.

 

Закон Божий, не показанный в числе учебных предметов, сверх молитв и заповедей Господних, содержал в себе Священную историю и христианскую нравственность. Кадеты тех же классов, римско-католического и лютеранского исповедания, собирались еженедельно по четвергам в свои церкви, "для слушания (от 9 до 11 час. утра) Закона Божия.

 

Рассматривая это распределение учебных предметов по классам, можно прийти к заключению, что полный курс корпуса в это время продолжался 9 лет и состоял из трех верхних, трех средних и трех нижних классов, каждый из которых делился на два параллельных отделения. Всех классных отделений было 18. В 1823 г. это число возросло до 23: 7 верхних, 9 средних и 7 нижних классов.

 

Новый курс учения был введен с конца 1816 г.

"С завтрашняго числа, - писал генерал Маркевич в приказе по корпусу от 30-го октября, - начать новый курс ученья в классах. А потому в 8 часов утра собраться наперед всем кадетам в церковь для слушания молебствия, из оной идти в классы, где и садиться по новосоставленным спискам. При сем я за необходимо нужное нахожу подтвердить всем гг. кадетам, чтобы они сколько можно старались при новом курсе учения показать новое прилежание и рачительность к изучению всего того, что им преподаваемо будет, и отнюдь не думали бы, что одни только математическия познания для военного человека нужны, а прилагали бы также свое старание и к изучению преподаваемых в классах языков и прочих наук, ибо чем более кто обогащен разными познаниями, тем лучшим может быть офицером и тем скорее и достойнее может вступить на высшия степени званий и продолжать с пользою и честью свою службу, как по воинской, так и по гражданской части; при чем особенно предлагаю каждому стараться об изучении основательнейшим образом российского языка и наипаче об утверждении себя в христианской нравственности, как в таком предмете, на коем должны основываться все наши дела, поступки и даже вся наша жизнь".

Вообще следует отметить заботы генерала Маркевича об улучшении постановки учебной части в корпусе, и желание поднять умственное образование кадет. Так, между прочим, при нем заведен был опять класс тактики, которая с некоторого времени не преподавалась, составлены были при корпусе книги для обучения иностранным языкам и проч.

После экзаменов, кадетам, отличившимся благонравием и успехами в науках, стали раздаваться, "в присутствии всех своих начальников, учителей и сотоварищей" награды, состоящие из книг и чертежных инструментов.

 Интересно привести здесь, какие это были книги и по какой цене приобретались они в то время. В общем корпус тратил на покупку подарков от 400 до 600 руб. ассигнациями. В числе русских книг были: "Артиллерия" Гогеля (20 руб.), "Руководство к артиллерийскому искусству" Маркевича (первый том—30 руб.), "Фортификация" Гиди (10 руб.), или Сент-Поля (10 руб.), или Баженова (8 руб.), "Механика Боссю“ .(10 руб.), "Геометрия" Гурьева (7 руб.), или Фуса (1 руб. 90 коп.), "География" Пятунина (4 руб. 50 коп.) и друг. На французском языке: "Фортификация" Фолклонда (25 руб.), "Начальное разсуждение о военном искусстве и фортификации", сочинение Вернова, в 2-х частях, (50 руб.), "Дух французских нравоучителей или собрание отрывков литературы" (4 руб.), "Похождение Телемака" (3 руб. 50 коп.), "Школа света" (3 р.) и др. На немецком языке: "Грамматика" Голтергофа (3 руб. 50 коп.), "Прозаические примеры" (3 руб. 50 коп.) и др.

"Я остаюсь в лестной для меня надежде, - писал в приказе генерал Маркевич после одной из раздач кадетам подарков, - что все те гг. кадеты, кои удостоились получить сии небольшия награды, потщатся, одни из них, еще здесь остающиеся, усовершать себя во всех тех предметах, кои им преподаются, и хорошими в науках успехами и отличным своим поведением утвердят себя во всем добром и полезном, а другие, кои, окончивши уже курс своего учения, назначены ко вступлению на службу, отличною ревностью и усердием своим к оной, точным выполнением возложенных на них должностей, повиновением к начальству, расторопностью и соблюдением во всем порядка и благоустройства, сделаются со временем достойными больших уже наград, безпрестанно от щедрот Всемилостивейшаго нашего Монарха изливающихся на всех тех, кои с отличною ревностью и усердием исполняют свою должность, и ведут себя во всем прилично своему званию".

За благонравие, прилежание и "усердное старание по службе" кадет генерал Маркевич кроме того объявлял им в приказах по корпусу "свою совершенную благодарность".

Для исправления ленивых кадет кроме сокращения и лишения отпуска предпринимались следующие меры: из них составлялся "ленивый класс", занятия в котором производились и в каникулярное время. Они повторяли те учебные предметы, в которых отстали. "За ленивость и нерадение к наукам" кадет Гренадерской роты переводили, в виде наказания, в Мушкетерские роты, а также из высших в низшие классы (напр.: из 4-го верхнего в 6-й верхний класс). Сверх того неисправимых лентяев одевали в "мужичье платье". Наконец великовозрастных кадет, не подававших уже никаких надежд к дальнейшему продолжению наук, "по причине большого их роста и нахождению низко в классах" переводили в Дворянский полк.

Хотя кадеты в лагерь и не ходили, оставаясь все время в Петербурге, однако в отпуск на каникулярное время увольнялись лишь только те кадеты, которые, по малолетству или по болезни не могли участвовать в военных экзерцициях, и то только в том случае, если корпус был уверен, что отпущенные к родителям или родственникам кадеты не останутся без надзора.

Во время каникул у кадет оставалось от военных экзерциций много свободного времени, которое они проводили большею частью в праздности. Генерал Маркевич обратил внимание и на это обстоятельство. Для того, чтобы кадеты могли с лучшею для них пользою провести каникулярное время, он назначил им ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней, два часа времени, по утрам от 8 до 10 час., когда кадеты должны были заниматься учебными предметами и повторением всего пройденного в классах. Для этого кадетские каморы по утрам, от 7 до 8 час., убирались "деньщиками", и в продолжение этого часа в хорошую погоду кадеты гуляли на дворе. В 8 час. дежурный по корпусу штаб-офицер приказывал бить в барабан сбор, по которому кадеты шли в свои каморы и под надзором дежурных офицеров занимались до 10 час. учебными предметами. В 10 час. давался знак колокольчиком об окончании занятий. "Но я надеюсь - писал генерал Маркевич в приказе, - что и после сего знака не все остальное время проведут они без учебных занятий, и что я часто буду иметь удовольствие видеть многих из них занимающимися классными предметами и не в назначенное для таковых занятий время".

Кадетам же первых двух верхних классов кроме того разрешалось четыре раза в неделю, поочередно, заниматься в корпусной библиотеке "чтением разных книг, деланием выписок из оных, переводами с разных языков и сочинениями", получая для этого книги от смотрителя за библиотекою, штабс-капитана Вебера. Для тех же кадет были открыты и корпусный музеум, куда они водились по распоряжению и под присмотром дежурного по корпусу штаб-офицера, при чем генерал Маркевич просил кадет, чтобы они, как благовоспитанные юноши, пользовались корпусною библиотекою и музеумом с осторожностью и с благоразумием, не теряя и не портя книг и разных вещей, "для пользы и обогащения их разными познаниями корпусом им предоставляемых".

К этому же времени относится значительное увеличение корпусной библиотеки, которая получила теперь особое помещение, была приведена в порядок и возросла до 5000 томов. Вся корпусная библиотека помещалась до этого в двух шкапах, в одном из кадетских классов. Физический кабинет и небольшое число моделей также хранились в классах. Не менее значительны были приобретения, сделанные корпусным музеумом, особенно по отделу артиллерийских моделей, из коих большая часть была заказываема в С.-Петербургском арсенале по чертежам, составленным в корпусе. В 1820 году музеум, по тесноте прежнего помещения, был перенесен на место упраздненной нижней корпусной церкви. Музеум продолжал обогащаться, на что тратилось довольно много денег. Так, напр., в 1821 г. была куплена за 2,000 р. "паровая машина с котлом и со всем прибором", а в 1823 г. за 200 руб. "фантасмагория" для показывания картин.

 

Суммы, определенной по новому штату на содержание 2-го кадетского корпуса, было, по-видимому, не только достаточно для удовлетворения всех его потребностей, но из остатков ее, благодаря бережливости генерала Маркевича, образовался, с течением времени, значительный экономический капитал.

Из этого капитала, с Высочайшаго соизволения, в 1819 г. было употреблено свыше 250,000 руб. на постройку каменного двухэтажного флигеля для жительства учителей и на перестройку верхней корпусной церкви.

Кроме этого, в 1820 г. из экономического же капитала было положено в Государственный Заемный банк 100,000 руб., с тем, чтобы из процентов с этого капитала, по примеру 1-го кадетского корпуса, выдавать вспомоществование беднейшим и наиболее отличившимся благонравием и успехами в науках кадетам, при выпуске их в офицеры. Наконец на экономическую же сумму корпуса была построена в 1823 г. каменная трехэтажная казарма для нижних служителей корпуса, стоившая до 200,000 рублей.

Верхняя церковь, при ее перестройке, была сделана теплою; взамен бывших в ней деревянных колонн, поставлены каменные, а деревянные перенесены в столовый зал, где над ними устроены хоры. В 1822 и 1823 г., Маркевич, сверх того, соединил арками каждые две соседняя каморы в кадетских ротах и устроил в Гренадерской роте особую рекреационную залу, которые предположено тогда же устроить и в других ротах.

---

Для того, чтобы доставить помещение положенной по штату 1816 г. Резервной кадетской роте, Солдатскую роту повелено было перевести в здание Императорского Военно-Сиротского дома, оставив ее, впрочем, в ведении 2-го кадетского корпуса.

Мысль об этом перемещении Солдатской роты возникла еще в конце 1815 г., в виду чрезвычайной тесноты во 2-м кадетском корпусе, когда Цесаревич Константин Павлович поручил директору 1-го кадетского корпуса, генерал-лейтенанту Клингеру, осмотреть с этой целью здание Императорского Военно-Сиротского дома. Донесение генерала Клингера, видимо, не удовлетворило Цесаревича, так как он предписал генералу Маркевичу, по сношению с генерал-лейтенантом Клингером и директором Военно-Сиротского дома, полковником Арсеньевым, вновь совместно обсудить, каким образом удобнее и выгоднее будет поместить Солдатскую роту в Военно-Сиротском доме.

Общим рапортом от 5-го января 1816 г., Клингер, Маркевич и Арсеньев донесли Цесаревичу, что ими, по общему соглашению, предположено поместить Солдатскую роту в главном строении Императорского Военно-Сиротского дома, заняв под спальни экзерцир-зал и две смежные с ним комнаты. Четыре же класса Солдатской роты могут быть расположены в верхнем этаже, занятом офицерскими квартирами. Для состоящих же при Солдатской роте одного штаб-офицера и трех обер-офицеров и служителей, а также и для офицеров, не имеющих квартир, и служителей Военно-Сиротского дома, директора находили весьма удобным казенный каменный дом, стоявший на набережной Фонтанки, почти рядом с директорским домом, и принадлежавший ведомству Удельного Департамента. В этом доме прежде помещалась Удельная экспедиция, а теперь за переводом ее в Департаментский дом, на Большую Миллионную, в нем жили департаментские чиновники. Донося об этом, Клингер, Маркевич и Арсеньев ходатайствовали перед Цесаревичем об отдаче этого дома в ведение Императорского Военно-Сиротского дома. Ходатайство это было удовлетворено.

Уже в исходе февраля 1816 г. принадлежавший Департаменту Уделов каменный двухэтажный дом был присоединен к Императорскому Военно-Сиротскому дому. Кроме того Государь пожаловал из Кабинета Его Величества значительную сумму на необходимые перестройки в зданиях Военно-Сиротского дома, в виду предстоявшего переселения Солдатской роты из 2-го кадетского корпуса. К сентябрю того же года перестройки были закончены, и 17-го октября 1816 г. Солдатская рота была переведена "со всеми принадлежащими к ней чиновниками, учителями и нижними служителями, а также с мундирными, амуничными и прочими вещами" в здание Императорского Военно-Сиротского дома.

"Означенная рота, - доносил генерал Маркевич Цесаревичу Константину Павловичу, - занимала во 2-м кадетском корпусе, по неимению другого свободнаго места, под свое жилье, парадную залу, корпусную библиотеку и сверх того три классных комнаты, что все находится во втором этаже самаго класснаго строения; поелику же кадеты 2-го кадетского корпуса не имеют никакого места, где бы для приобучения себя к гарнизонной службе могли иметь гаубтвахту и ежедневный развод, кроме той залы, которая до сих пор была занята под Солдатскую роту, равным образом и библиотека 2-го кадетского корпуса и физические инструменты, стоющие довольно значительной суммы и при надлежащем устройстве могущие приносить воспитывающимся великую пользу, разсеены ныне кое-где, по разным местам, а потому и нужно необходимо занять по прежнему парадную залу для кадетской гаубтвахты, где бы ежедневный мог производиться развод, а одну большую комнату, бывшую до сих пор также под Солдатскою ротою, под библиотеку и физический кабинет; три же классныя комнаты, кои также до сих пор были под Солдатскою ротою, назначил я под классы Дворянского полка, 1-го батальона, отчего те комнаты, кои в самом Дворянском батальоне были до ныне заняты под классы, теперь займутся под каморы дворян".

Дворянский полк и эскадрон занимали: 1-й Дворянский батальон один фас главного корпусного строения, где помещались три его роты, а четвертая отдельно в каменном флигеле, находившемся против главного корпусного строения. Дворянский эскадрон помещался в другом таком же флигеле, а 2-й Дворянский батальон занимал 6 деревянных казарм, принадлежавших ранее первому учебному карабинерному батальону.

По выведении из корпуса Солдатской роты, было устроено помещение для вновь сформированной 5-й кадетской резервной роты, которой были отведены "пустые солдатские классы".

Состав Солдатской роты, переведенной в здание Императорского Военно-Сиротского дома, был следующий: ротный командир подполковник Д. П. Соболев, офицеры: штабс-капитан В. А. Зверев, поручик Е. Е. Реймерс, подпоручик Р. М. Лемке (он же обучал воспитанников Солдатской роты немецкой грамматике и арифметике) и прапорщик Н. А. Иевской, фельдфебель - 1, фейерверкеров - 9 и рядовых 237.

Из перечневых ведомостей, препровожденных в Императорский Военно-Сиротский дом, узнаем, что воспитанники Солдатской роты в это время делились на четыре класса, при чем им преподавались в 4-м и 3-м классах - арифметика, рисование, российское и немецкое чтение и российское и немецкое чистописание; во 2-м классе- Закон Божий, плоская геометрия, история, география, рисование, российская и немецкая грамматика и российское и немецкое чистописание; в 1-м классе- Закон Божий, артиллерия, фортификация, гражданская архитектура, стереометрия, тригонометрия, геодезия, история, география, рисование и российская и немецкая грамматика.

С этого времени учебною частью Солдатской роты, продолжавшей состоять в ведении 2-го кадетского корпуса, стал руководить инспектор классов Императорского Военно-Сиротского дома, надворный советник Шумахер.

Солдатской роте, однако, недолго суждено было существовать после переселения ее в Военно-Сиротский дом. В 1819 году она уже была уменьшена на половину, и вот по какому поводу:

В 1819 г. Генерал-Инспектор по инженерной части, Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Павлович, находя число обучающихся в Инженерном училище недостаточным для укомплектования офицерами Инженерного корпуса, задумал расширить это училище. Расширение Инженерного училища однако встретило весьма важные затруднения в приискании денежных средств. В это время финансы государства были сильно расстроены после дорого стоивших войн с Наполеоном.

Великий Князь Николай Павлович составил доклад Государю, где прежде всего указывалось на возможность расширения училища с финансовой точки зрения. Надо сказать, что незадолго перед этим Император Александр I изъявил Августейшему Генерал-Инспектору по инженерной части свое намерение передать половину Солдатской роты, состоявшей при 2-м кадетском корпусе, в инженерное ведомство.

Имея это в виду, Великий Князь Николай Павлович, сверх того, доложил Государю, что упомянутая рота не представляет особой надобности для инженерного ведомства, так как в это время, при четырех сиротских отделениях, 150 челов. воспитанников с успехом готовятся для службы инженерными кондукторами. На содержание Солдатской роты расходовалось ежегодно 96,250 руб. Великий Князь предложил упразднить половину роты, и расход на эту упраздненную полуроту, в размере 48,125 руб., обратить на усиление средств Инженерного училища; тех же воспитанников, которые останутся за укомплектованием другой, остающейся половины Солдатской роты, распределить: способных к инженерной службе в инженерное ведомство, а прочих - в армейские полки и гарнизоны.

Государь утвердил доклад Августейшего Генерал-Инспектора по инженерной части, вместе с приложениями и штатами Инженерного училища, 24-го ноября 1819 года.

В тот же день на имя Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича последовал Высочайший рескрипт следующего содержания: "По распространению ныне Инженерного училища, из коего оный Корпус может уже комплектовать себя кондукторами, признается возможным, Солдатскую роту при 2-м кадетском корпусе состоящую, уменьшить в штате ее в половину; и сумму сию употребить на содержание вышеозначеннаго Инженерного училища, то я и представляю Вашему Императорскому Высочеству сделать зависящия от Вас распоряжения, как о передаче людей, в составе оной половины роты находящихся, в Инженерное ведомство, так и об отчислении с тем вместе отпускаемой на ее содержание суммы по штату, в распоряжение Генерал- Инспектора Инженеров Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Павловича “.

30-го декабря 1819 г. был уже получен именной список воспитанникам, выбранным Великим Князем Николаем Павловичем из Солдатской роты для перевода их в инженерное ведомство. Всего было назначено к переводу 129 человек, распределявшихся: в л.-гв. Саперный батальон - 4, в Главное Инженерное училище - 12, в Саперные и Пионерный батальоны - 40, в кондукторы Инженерного корпуса - 33, и в Военно-Сиротское отделение - 38. Кроме того 2 воспитанника, по ходатайству их отца, были переведены в л.-гв. Егерский полк.

С выбытием их, в январе 1820 г., состав Солдатской роты уменьшился в половину, и Солдатская полурота с этого времени состояла из 125 чел. - 115 воспитанников рядового звания и 10 фейерверкеров (унтер-офицеров).

В конце 1820 г. последовало окончательное расформирование и этой полуроты. Ея воспитанники поступили в ведомство Августейшего Генерал-Фельдцейхмейстера, Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича, и были помещены фейерверкерами частью в Артиллерийское училище, а частью в Учебную артиллерийскую бригаду, остальные же были определены в Петербургское Военно-Сиротское отделение. Офицеры упраздненной Солдатской роты, во главе с подполковником Соболевым, были переведены во 2-й кадетский корпус и распределены по кадетским ротам.

Упоминая в последний раз о Солдатской роте, следует сказать, что это скромное учебное заведение, хотя и не могло равняться с кадетским корпусом, приносило, однако, в свое время, большую пользу и образовало многих искусных артиллерийских и инженерных офицеров и даже генералов. В Солдатской роте получили начальное образование: генерал-от-артиллерии Дядин, инженер-генерал-майор Морозов, артиллерии генерал-майоры Минут, Эссаулов и др. Сверх того, в прежние времена большая часть математических учителей и помощников учителей в младших классах 2-го кадетского корпуса были из воспитанников Солдатской роты.

---

Возвращаясь к прошлому самого корпуса, отметим, что в бытность в С.-Петербурге, в 1818 г., короля прусского Фридриха-Вильгельма ІII Император Александр I изволил показывать Его Величеству 1-й и 2-й кадетские корпуса и Дворянский полк. Все три заведения были собраны 4-го июля, к 8 час. утра, в саду 1-го кадетского корпуса и построены в две линии: в первой - оба кадетские батальона и первый батальон Дворянского полка, а во второй - второй батальон того же полка. Всем отрядом командовал Дворянского полка генерал-майор Гольтгоер, а батальонами: кадетскими: 1-м - подполковник Шмидт, 2-м - подполковник Миллер; Дворянскими же - подполковники: Брайко и Вилькен.

Их Величества, сопровождаемые принцами и блестящею свитою, изволили прибыть к отряду в 8½ час. утра. По отдании чести, Государь, приказав удалить из фронта офицеров и заменить их кадетами и дворянами, сам изволил командовать, а генерал-майор Гольтгоер принимал команду. Таким образом пройдена была вся ружейная экзерциция, движение вперед всем фронтом, отступление полубатальонами и построение колонн. Потом поставили другую смену кадет и дворян для командования частями, строили каре, маршировали "облическим фронтом “ и делали разные другие маневры. Наконец все четыре батальона свернулись в одну сводную колонну и прошли мимо Их Величеств церемониальным маршем.

Отметим еще, что в 1822 г. 2-й кадетский корпус посетил наследный принц Саксен-Веймарский г).

 

Цесаревич Константин Павлович в каждый свой приезд в Петербург посещал подведомственные ему военно-учебные заведения.

Между прочим, в 1819 г. Цесаревич подробно осматривал 1-й и 2-й кадетские корпуса и, по осмотре их, донес Государю о найденном им "противу прежняго во всех частях наилучший порядок и устройство". Государь "за таковое к службе усердие" генерал-лейтенанта Клингера и генерал-майора Маркевича соизволил объявить им "совершенную благодарность".

В виду постоянного пребывания Цесаревича в Варшаве, в конце 1819 г. учреждена была должность Главного Директора Пажеского и всех кадетских корпусов и Дворянского полка, остававшихся, по-прежнему под главным начальством Великого Князя Константина Павловича. При Главном Директоре было образовано дежурство с канцеляриею. Главному Директору предоставлено было поместить дежурство с канцеляриею в здании одного из кадетских корпусов, по его усмотрению.

По существу дела дежурство делилось на три отделения: инспекторское - под управлением дежурного штаб-офицера, хозяйственное и учебное.

 

На должность Главного Директора был назначен генерал-адъютант граф Петр Петрович Коновницын ( В годы учения он числился кадетом Артиллерийского и Инженерного Шляхетного корпуса, состоя в списках его), бывший до того времени военным министром (в то время военный министр подчинялся Начальнику Главного Штаба Его Императорского Величества Главный Директор Пажеского и кадетских корпусов был независим от Начальника Главного Штаба и подчинялся только одному Цесаревичу), а еще ранее главным наставником при Великих Князьях Николае Павловиче и Михаиле Павловиче (1814-1815 гг.).

"По особенной доверенности к Военному Министру, генералу-от- инфантерии Коновницыну, - говорилось в Именном Высочайшем указе, данном Правительствующему Сенату 26-го ноября 1819 г., - повелеваем ему быть Главным Директором корпусов Пажеского, 1-го и 2-го кадетских, Дворянского полка, Императорского Военно-Сиротского Дома, Смоленскаго кадетского корпуса и Дворянского кавалерийскаго эскадрона, под начальством Его Императорского Высочества Цесаревича “.

Но и с учреждением должности Главного Директора общее руководство образованием и воспитанием в военно-учебных заведениях оставалось в ведении Цесаревича и его канцелярии, учрежденной в Варшаве. Все вопросы об определении, увольнении и выпуске изменение программ и других распоряжений по учебной части решались не иначе, как по предварительном докладе Цесаревичу и с его соизволения.

2-го декабря 1819 г. граф Коновницын сообщил "2-го кадетского корпуса Господину Генерал-Майору и Кавалеру Маркевичу", что Его Императорское Высочество Цесаревич дал ему знать, "чтобы впредь Гг. Директоры корпусов делали обо всем свои донесения чрез меня (Главного Директора), исключая одних токмо тех рапортов, при которых представляют Его Высочеству, по заведенному порядку, семидневныя ведомости о приходе и расходе денежных сумм и журналы входящим  бумагам, которые служат к одному единственно Его Высочества сведению и которые только предписывает представлять прямо к Нему".

В дополнение к этому граф Коновницын вскоре же сделал распоряжение, чтобы:

1) о всяком чрезвычайном случае, происшедшем в корпусе, доносить тотчас ему, для донесения Государю Императору и Его Императорскому Высочеству Цесаревичу, и

2) месячные рапорты по общему узаконению, равным образом рапорты по окончании года, формулярные и кондуитные списки, а также и годовые отчеты, представлять в трех экземплярах: один для поднесения Государю Императору, другой для представления Цесаревичу, а третий для него.

Желая возможно ближе ознакомиться с положением дел в корпусах, граф Коновницын многочисленными предписаниями требовал от Директоров доставления самых разнообразных и подробных сведений об обучении, воспитании и содержании кадет в корпусах. По ответным донесениям генерала Маркевича, почерпнутым в Архиве Главного Управления Военно-Учебных Заведений, можно представить себе почти полную картину жизни 2-го корпуса в описываемое время.

 

Весьма любопытные "Мнения генерал-майора Маркевича“ на вопросы Главного Директора приводятся здесь почти полностью.

В первом своем донесении, 4-го января 1820 г., генерал Маркевич писал:

"1) Комплектное число кадет положено иметь во 2-м кадетском корпусе 700 чел.; кроме того, имеется еще на лицо сверхкомплектных кадет, Дворянского полка дворян и разных полков юнкеров до 75 ч., и таковое число несоразмерно тем каморам, кои ныне оными занимаются. А может быть в них с удобством и без тесноты помещено, не занимая ротных зал, кои ныне кадетами заняты, не более пятисот человек.

2) Нынешнее распределение гг. кадет на 5 рот, т. е. на четыре строевыя, составляющия батальон, и на одну резервную, весьма удобно, ибо в резервную роту поступают все вновь определяющиеся кадеты и особенно малолетнейшие, где они мало-по-малу образуются и приготовляются к поступлению в строевыя роты; равным образом, и нынешнее число кадет в каждой роте 140 челов. также удобно.

3) Ныне находится учеников в верхних классах от 30 до 40 чел., в средних от 35 до 45 чел., а в нижних от 40 до 50 человек; и таковое большое число для успешнаго преподавания наук не удобно, а чем менее оно будет, тем больших можно ожидать в науках успехов. Но дабы не слишком умножить число классов и учителей и тем не причинить казне весьма больших издержек, то можно с хорошею пользою иметь в верхних классах по 25 чел. учеников, в средних по 30, а в нижних по 35 человек. Для сего по комплектному числу кадет (700 чел.) нужно бы прибавить к ныне имеющимся восемнадцати классам еще 6 классов, дабы всего было 24 класса и соразмерное оным число гг. учителей. В разсуждении же помещения шести новых классов, то поелику 1-й батальон Дворянского полка занимает теперь половину кадетских камор, то ежели для него будет выстроено особое здание, тогда резервная кадетская рота может быть из класснаго строения переведена в оныя каморы, и вместе с нею и другия кадетские роты в состоянии будут расположиться без тесноты надлежащим образом, чрез то и в классном строении очистятся комнаты, в кои можно будет с совершенною удобностью поместить шесть новых классов.

4) По причине тесноты места, не имеет теперь ни одна рота своего рекреационнаго зала. Но ежели 1-й батальон Дворянского полка очистит занимаемыя им в кадетском здании каморы, тогда каждая кадетская рота может иметь свой рекреационный зал.

5) Дабы гг. штаб и обер-офицеры могли без малейшаго упущения исполнять свою обязанность, то нужно бы иметь в каждой кадетской роте, кроме штаб-офицера, одного капитана и еще пять человек обер- офицеров, тогда каждый из них имел бы меньшее число кадет в своем отделении и чрез то гораздо лучше мог бы за ними присматривать и короче знать каждаго своего кадета.

6) Господин Инспектор классов не имеет никакой особенной инструкции, а руководствуется в своей должности прежде заведенным в корпусе порядком, наблюдая, чтобы каждый из гг. учителей непременно находился в назначенное ему время в своем классе и занимался бы там надлежащим образом своею должностью, употребляя ту методу в преподавании, какая есть самая лучшая и легчайшая; чтобы гг. кадеты были поделены по классам соответственно их знаниям и занимались бы в оных надлежащим образом; чтобы учебные предметы и число учебных часов для каждаго из оных были распределены таким образом, дабы нужнейшие и более трудные к изучению имели бы более учебных часов, нежели не столь нужные и легшие к изучению; и чтобы гг. кадеты имели все нужныя учебныя пособия; он делает также по временам частныя в разных классах гг. кадетам испытания и найденных им с слабыми успехами в науках старается всеми способами довести до лучших успехов, и вообще печется обо всем том, что только может послужить к лучшему успеху в науках гг. кадет; не делая однако никаких в классах перемен без разрешения на то корпуснаго начальника. Что же касается до гг. штаб и обер-офицеров, то они имеют инструкцию в разсуждении их должности...

7) Со времен Главного начальствования Его Императорского Высочества Цесаревича, 2-й кадетский корпус был всегда управляем по существующим ныне правилам. Прежде лее сего во время бытности

Директором корпуса генерал-от-артиллерии Меллисино, каким образом он был управляем, о том никаких письменных сведений и постановлений при корпусе не имеется, кроме однех только инструкций дежурному майору, дежурному офицеру и распоряжения на несчастный случай пожара, данных оным г. Директором; за время же бытности Директором корпуса генерала-от-инфантерии графа Зубова, дана была от него инструкция учрежденному по корпусу комитету.

8) Манеж находится в хорошем состоянии... Что же касается до верховых лошадей, то оных положено иметь по штату 15, каковое число достаточно может быть для обучения 60 человек кадет...

9) Нижние служители поступают из Гарнизонных команд и по большей части дряхлые и старые, и поведение многих из них не соответствует тому назначению, для которого они употребляются, хотя впрочем строго наблюдается, чтобы замеченнаго в дурном поведении тотчас удалять от кадет, но весьма бы было нужно, чтобы присылаемы были в корпус служители лишь самаго лучшаго поведения и не дряхлые и слабые здоровьем".

 

На вопросы, сделанные графом Коновницыным в предписании от 16-го января 1820 г., генерал Маркевич 24-го января отвечал:

1) Метода наблюдается при обучении гг. кадет та самая, какая во всех лучших училищных заведениях, т. е., что гг. учители сами занимаются со всеми вообще и с каждым особенно из своих учеников, обясняют им преподаваемый предмет и заставляют их выучивать наизусть то, что следует быть выучено. Каждый класс имеет свой определенный курс учения и без окончания онаго курса никто из учеников не переводится в высший класс 2).

2) Издерживается на покупку классных книг и прописей в год не одинаково, а смотря по надобности, дабы по числу обучающихся гг. кадет всегда было их достаточно. В прошедшем 1819 г. куплено разных учебных российских, немецких и французских книг, прописей и рисунков на 2159 руб. 85 копеек.

3) Оружейных вещей находится в кадетских ротах: ружей со всем прибором 600, тесаков с ножнами вместе с музыкантскими 727, к ним портупей с медными пряжками 727, темляков 727, сум с медными гранатами 520, к ним перевязей 520; все находятся в исправности. Да сверх того состоит в Аукционной камере ружей старых 295.

4) Все мундирныя вещи строются под присмотром сего корпуса подполковника Кенига 1-го, для гг. кадет, а также и каптенармусов, вольными портными, подряжаемыми в Совете 2-го кадетского корпуса, а для нижних чинов и служителей-своими казенными портными. Амму- ничныя вещи заготовляются подрядом и покупкою от вольных мастеров, а иныя делаются и своими казенными мастеровыми.

5) Все белье, для собственнаго употребления гг. кадет, строится под присмотром сего корпуса подполковника Кенига 1-го и кастелянши, вольнонаемными женщинами, а для столового употребления под присмотром корпуснаго полидимейстера, также и кастелянши, вольнонаемными же женщинами.

6) Обувь строится заведенным порядком при каждой кадетской роте, под присмотром ротных капитанов, своими казенными сапожниками, на что выдается для приготовления оной, по третям года по штатному положению, деньгами на наличное число гг. кадет; а дабы вся оная обувь на всех была построена и им доходила в надлежащей исправности, то за сим имеют смотрение гг. штаб-офицеры тех рот, батальонный командир и сам начальник корпуса"

В пунктах 7, 8 и 9 говорилось о состоянии пожарных инструментов и количестве столовой и кухонной посуды. Серебряных вещей состоит в столовом зале: ложек разливных - 73, хлебательных - 719, бокалов - 72, в гошпитале кадетском: ложек разливных - 3, хлебательных 51, бокалов - 2, весом вообще в оных 6 пуд. 14 фунт. 1½ золотника.

10) Находится при манеже седел кадетских со всем прибором 15. Особенных же офицерских седел не состоит, и в случае надобности употребляются кадетские; а только состоит штаб и обер-офицерские чепраки с начушниками 6.

11) Довольствуются нижние чины разных именований в артелях, под присмотром корпуснаго полицимейстера, для чего и кладут в артель каждый по третям года из жалованья по пяти рублей. Из положенных им на стол 20 коп. в день на каждаго человека производится каждому помесячно провиант, муки по 2 четверика, круп по Г/2 гарнцу в месяц, который принимается из казенных магазейнов, с заплатою по обошедшейся казенной цене следующих денег в Провиантский Департамент. Остающияся же из 20 коп. столовых денег, за оною заплатою за провиант, деньги выдаются им каждому, вместе с жалованьем “.

 

На вопросные пункты следующего предписания Главного Директора (от 6-го февраля 1820 г.) генерал Маркевич 10-го февраля донес:

1) Испытание в науках начинается ежегодно гг. кадетам в начале сентября месяца, и по окончании онаго в октябре месяце делается представление о удостоеваемых к выпуску в офицеры. В Солдатской роте делается испытание в феврале месяце, после чего тотчас бывает и представление о удостоеваемых к выпуску. Дабы же избежать впредь в кадетском корпусе поздняго осенняго или зимняго времени в отправлении новопроизведенных офицеров по полкам, то можно в нынешнем году продлить годовой курс учения гг. кадет до генваря месяца будущаго года, и начать испытание в феврале месяце; тогда представление об удостоеваемых к выпуску может быть сделано в марте месяце, и в апреле они могут быть разсылаемы по полкам. После чего, переменя таким образом годовой курс учения, можно уже будет впредь ежегодно делать испытания в феврале месяце.

2) По числу выдаваемых из казны денег на экипировку вновь выпускаемых в офицеры гг. кадет и дворян, нет возможности делать всем им шинели теплее теперешних; ибо у тех из них, кои выпускаются в кавалерийские полки и в конныя артиллерийския роты, и также и у тех, кои имеют на мундирах золотыя петлицы, или ни мало денег от теперешней экипировки не остается, либо самая малость, а другим, у коих остается денег несколько больше, тем и шинели делаются теплее, или они, взяв все оставшияся у них деньги, сами себе делают теплыя шинели.

3) Во 2-м кадетском корпусе не достает двух офицеров.

4) Ни в одной, ни в кадетской, ни солдатской ротах не имеется никаких туфлей и шинелей, и по штату оныя не положены, для выхода же в ночное время употребляются вместо туфлей те же самые полусапожки, в коих они днем ходят; а вместо халатов даны в каждую роту шесть шинелей, кои всегда висят у ночников под смотрением ночного часового.

5) Разных Артиллерийских моделей и в натуральную величину сделанных вещей имеется при корпусе до 840 номеров; фортификационных до 60 номеров; физических и химических до 300 номеров, механических до 40 номеров, математических до 60 номеров; для съемки восемь номеров“.

 

На основании подобных донесений корпусов, а также и личных наблюдений, при посещении их, граф П. П. Коновницын представил Цесаревичу записку с указанием найденных им недостатков по части воспитания в кадетских корпусах. Недостатки эти, по мнению Главного Директора, происходили главным образом, от следующих причин:

1) от несоразмерности величины корпусных строений с числом живущих в них;

2) от разновременных приемов воспитанников в корпус;

3) от составления рот из воспитанников несходных лет и, наконец,

4) от малого числа офицеров для присмотра за воспитанниками.

Устранив эти недостатки, граф Коновницын, кроме того, полагал необходимым "улучшить содержание воспитателей и учителей до такой степени, чтобы не правительство искало достойных наставников и учителей для воспитания благороднаго юношества, но чтобы сии последние почитали себя счастливыми, удостоясь способствовать образованию онаго; тогда можно с достоверностью полагать, что воспитанник, получив полное образование, званию благороднаго человека приличное, будет полезен Государю и отечеству, а корпуса будут славиться не числом, но достоинствами питомцев своих“.

 

Со вступлением в должность Главного Директора Пажеского и всех кадетских корпусов графа П. П. Коновницына, в учебно-воспитательной части кадетских корпусов были сделаны многие улучшения.

Так, за время его управления корпусами установлены были кандидатские списки, для соблюдения очереди, по порядку поступления просьб, при приеме малолетних в кадетские корпуса, а также дана была форма представлений Цесаревичу о просящихся дворянах к определению в корпуса.

Для однообразной аттестации кадет как по нравственным качествам, так и по успехам в науках, были введены общие правила. Правила, служившие руководством при аттестовании кадет в кондуитных списках (форма кондуитных списков дается в приложении XIII. Кондуитные списки подавались ротными командирами ежемесячно и по третям года), "со стороны их поведения и достоинств", заключались в следующем:

"Принимая за основание, что одно только точное определение проступков, в кои могут впадать воспитанники, доставит средство безошибочно и удобно оценить их поведение, все таковые проступки разделены на четыре следующие разряда:

1) Маловажные, кои происходят от ветрености, но без намерения или умысла.

2) Значительные, при коих есть уже умысел и обнаруживается наклонность к низким и дерзостным поступкам.

3) Низкие, как-то: пьянство, воровство, разврат разного рода и проч.

4) Дерзостные, то есть неповиновение, грубость и дерзость против начальства.

Таким образом обозначив проступки, излагаются теперь самые термины аттестования:

1) Отличный воспитанник есть тот, который при совершенном добронравии не делал ни одного из означенных проступков.

2) Весьма хороший, который подобно отличному, хотя и чужд проступков, но имеется в нраве его некоторый недостаток, например, вспыльчивость.

3) Хороший, который хотя впадает в маловажные проступки, но при делаемых напоминаниях сознается в вине своей и исправляется.

4) Посредственный, который делает значительные проступки и равномерно исправляется.

5) Худой, который впадает в низкие или дерзостные проступки, но подает надежду к исправлению.

6) Безнадежный, который, впадая в низкие и дерзостные проступки, или, лучше сказать, пороки, при всех употребляемых средствах не подает никакой надежды к исправлению. Таковой воспитанник должен быть удален из заведения.

Для большей удобности при отметках поведения воспитанников, термины сии приспособлены к баллам; ибо только числом оных можно с точностью выразить степень разности, существующую между воспитанниками, заслужившими одинаковый термин аттестования".

Система была 100-бальная. Значение баллов установлено такое:

отличное поведение - 100 баллов,

весьма хорошее - от 90 до 99,

хорошее - от 70 до 89,

посредственное - от 30 до 69,

худое - от 1 до 29 и

безнадежное - 0 баллов.

 

Прислано было в корпус также и расписание полных баллов по всем предметам учения "для означения успехов в науках гг. кадет". Полные баллы были определены следующими цифрами, по каждому предмету отдельно:

Закон Божий и Священная История -100,

арифметика - 40, алгебра - 80, геометрия - 80, тригонометрия - 30, дифференциальные и интегральные исчисления - 80, конические сечения - 60,

фортификация полевая - 40, фортификация долговременная - 85, фортификация иррегулярная - 45,

тактика и стратегия - 60, атака и оборона крепостей - 45,

артиллерия - 80, минерное искусство - 45,

физика и химия - 40, статика и динамика - 80,

черчение планов - 50, рисование - 80, практическое снимание мест - 20,

язык российский - 100, чистописание российское - 15,

язык немецкий - 100, чистописание немецкое - 15,

язык французский - 100, чистописание французское - 15,

история - 80, география - 60, статистика - 60,

военно-судная часть и производство военно-письменных дел - 50,

фехтование и верховая езда баллами обозначены не были,

общая сумма баллов равнялась 1685.

При графе Коновницыне, между прочим, было введено преподавание военного судопроизводства и вместе с тем прекращено преподавание гражданской архитектуры.

 

Любопытно также распоряжение Главного Директора, чтобы корпусные штаб и обер-офицеры и учителя в разговорах с кадетами употребляли, по возможности, французский и немецкий языки. Но возможность эта, надо полагать, была весьма малая, в виду того, что иностранные языки в то время изучались только pro forma и притом учителями, не пользовавшимися никаким авторитетом среди кадет, да и вряд ли среди корпусных офицеров было много говорящих на иностранных языках.

В 1821 г. была заведена при 2-м кадетском корпусе школа для подготовки помощников фехтовальных учителей. Препровождая генералу Маркевичу Положение о содержании помощников фехтовальных учителей, предназначавшихся для Пажеского и кадетских корпусов: 2-го и Смоленского, Императорского Военно-Сиротского дома, Дворянского полка и Дворянского кавалерийского эскадрона, граф Коновницын сообщил, что в помощники фехтовальных учителей избрано из Военно-Сиротских отделений 22 воспитанника, которые должны поступить в ведение генерала Маркевича. Для жительства и обучения их была назначена казарма, бывшая занятой ранее Дворянским полком; для надзора за ними и смотрения за чистотой помещения приказано избрать известных по отличному поведению одного унтер-офицера и двух нижних чинов из Подвижных инвалидных рот, состоявших при Дворянском полку "для прислуг".

Обучать их был назначен надворный советник Сивербрик, учитель фехтовального искусства во 2-м кадетском и прочих корпусах, изъявивший желание заниматься с воспитанниками по 12 часов в неделю и полагавший в продолжение трех лет довести их до совершенного познания фехтовального искусства, с платою ему жалованья за обучение по 150 руб. в год за каждого. Из этих денег он уделял часть своему помощнику Гавеману, который, сверх занятий с воспитанниками фехтованием, обучал их также рубиться на саблях. Так как помощники фехтовальных учителей предназначались для Пажеского корпуса - двое, для 2-го и Смоленского кадетских корпусов и Императорского Военно-Сиротского дома, для каждого по четыре, для Дворянского полка шестеро и для Дворянского кавалерийского эскадрона - двое, то следующее Сивербрику за обучение, по числу 22 воспитанников, жалованье, ежегодно по три тысячи триста рублей, требовалось к отпуску из экономических сумм упомянутых заведений по расчету, сколько для каждого из них приготовлялось помощников фехтовальных учителей. По тому же расчету от этих заведений потребовались деньги, израсходованные на покупку необходимых для обучения сабель, рапир, масок, нагрудников, перчаток и прочих вещей.

Главный надзор за воспитанниками, состоявшими в ведении генерала Маркевича, поручался одному из офицеров или адъютанту 2-го кадетского корпуса. На первоначальное обмундирование, на белье и постели, а также на содержание пищею и годовыми вещами на 1822 год, всего 8,000 р. 65 коп. были отпущены 2-му кадетскому корпусу отдельно, следуемая же, согласно Положения, на годовое содержание воспитанников сумма, в размере 6,527 руб. , входила уже в смету корпуса.

Обучавшиеся при 2-м кадетском корпусе фехтовальному искусству, по прохождении полного курса, распределялись затем, начиная с 1825 г., по военно-учебным заведениям помощниками фехтмейстеров.

 

Для улучшения состава учителей кадетских корпусов, по проекту графа Коновницына, была учреждена гимназия для подготовления преподавателей.

Внимание Главного Директора было обращено также и на улучшение внутреннего быта кадет. О кадетском столе ежедневно представлялись ему, по особой форме, рапорты.

Отметим еще назначение, согласно Высочайшей воли, старшего из медицинских чиновников "благородных военно-учебных заведений", состоящего при Императорском Военно-Сиротском доме, на вакансии доктора, Двора Его Императорского Величества лейб-хирурга, действительного статского советника Линдестрема надзирающим за лазаретами и аптеками всех военно-учебных заведений. Обязанности его были изложены в особой утвержденной Цесаревичем "Инструкции", присланной Главным Директором для сведения в корпус.

Относительно удобнейшего помещения кадет было сделано важное улучшение в 1820 г. Летом этого года был выведен из главного строения 2-го кадетского корпуса расположенный в нем 1-й батальон Дворянского полка, и так как в этом же году был отстроен для полка экзерциргауз (ныне манеж инженерного ведомства) и при нем столовый зал с кухнями, то это дало возможность более отделить друг от друга оба заведения. Кадетские роты были теперь помещены почти вдвое просторнее прежнего, и каждая рота имела уже свой рекреационный зал.

 

Отеческая заботливость графа Коновницына о кадетах приобрела ему безграничную любовь и доверенность юных питомцев. С восторгом встречали они Главного Директора, когда он являлся в классы, на ученье, или в залы детских игр.

"Кратковременное пребывание графа П. П. Коновницына (1819-1822 гг.) на посту Главного Директора оставило, однако, глубокий след в жизни военно-учебных заведений, - говорит историк Главного Управления военно-учебных заведений П. В. Петров. - Образованный, гуманный, доброжелательный, трудолюбивый, граф П. П. Коновницын входил во все мелочи жизни и обстановки вверенных его заботам заведений. В то время, когда реакционное направление в области нашего просвещения вообще (князь Голицын, Магницкий, Рунич) пускало все более глубокие корни, в военно-учебных заведениях, предпринимавшияся Коновницыным меры не мало способствовали улучшению как учебно - воспитательной части, так и хозяйственно-административной части“.

 

По смерти графа Коновницына, Главным Директором Пажеского, 1-го и 2-го кадетских корпусов, Дворянского полка, Императорского Военно-Сиротского дома, Смоленского кадетского корпуса, Дворянского кавалерийского эскадрона и Царскосельского лицея и пансиона, "под начальством Его Императорского Высочества Цесаревича" 28-го января 1823 г. был назначен генерал-адъютант, генерал-лейтенант (впоследствии генерал-от-кавалерии) Павел Васильевич Голенищев- Кутузов.

Впервые посетил корпус новый Главный Директор 18-го февраля. В этот день, к 8 часам утра, в корпусе были собраны все штаб и обер-офицеры "в полной форме" также учителя для представления Главному Директору, причем кадеты, "в новых мундирах и белых панталонах“ были поставлены у своих кроватей.

Одним из первых распоряжений генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова было составление уже намеченного его предшественником Комитета для рассмотрения учебных книг, а также "учебных записок", употреблявшихся в корпусах. Председателем Комитета был назначен управлявший 2-м кадетским корпусом, генерал-майор Маркевич, а членами три инспектора классов и несколько преподавателей. От 2-го кадетского корпуса членами были назначены: инспектор классов, коллежский советник Стефан и преподаватели: математики - полковник Мистрюков, артиллерии и фортификации-подполковники Кениг и Инглис и физики - статский советник Петров.

Комитет этот занятий своих, однако, не окончил, а потому дела его переданы были в другой Комитет, Высочайше учрежденный уже 11-го мая 1826 г., но и новый Комитет цели своей не достиг.

 

В марте 1824 г. Августейший генерал-фельдцейхмейстер, Его Императорское Высочество Великий Князь Михаил Павлович, по просьбе Брата Своего Цесаревича Константина Павловича, принял в свое ведение "по фронтовой части“ 2-й кадетский корпус, а также Дворянский полк и другие кадетские корпуса. По этому поводу Цесаревич писал Великому Князю Михаилу Павловичу, что: "повергает кадетские корпуса в личную милость Его Императорского Высочества, присовокупляя к сему, что, с самой минуты поступления оных в начальство Его (Цесаревича) и по сие время, ничего не имел, кроме одного удовольствия“.

Великий Князь Михаил Павлович и до этого времени не раз посещал и осматривал, по поручению Цесаревича, петербургские кадетские корпуса и в их числе 2- й кадетский корпус и Дворянский полк. О результатах своих посещений Его Высочество всегда сообщал Великому Князю Константину Павловичу.

 

Уже 25-го апреля от Главного Директора генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова были получены подробные правила "О порядке обучения по фронтовой части и относительно гарнизонной службы", которые, согласно повеления Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича, предписывалось принять к немедленному исполнению.

По этим правилам во 2-м кадетском корпусе надлежало обучать кадет "по фронтовой части":

1) С 1-го января по 1-е мая ежедневно, от 11¼ до 12 час. утра и сверх того, по субботам, два часа после обеда.

2) С 1-го мая до 24-го июня, четыре дня в неделю от 11¼  до 12 час. утра, а в остальные два дня от 4 до 6 час. пополудни.

3) С 24-го июня до 1-го августа ежедневно по два, а иногда и по три часа после обеда.

4) С 1-го августа по 1-е января никаких учений по фронтовой части не производить, исключая расчета караула и примера развода накануне вступления назначенных в караул кадет.

Далее требовалось ежедневно доставлять Великому Князю Михаилу Павловичу и Главному Директору, к 6 часам пополудни, записки о занятиях по фронтовой части, назначенных на следующий день, равным образом доносить и об отмене их по какому-либо случаю.

В корпусе, кроме того, были учреждены ротные учебные команды, в которые назначались от каждой роты, при офицере, фельдфебель, 4 унтер-офицера и б ефрейторов. Учебные команды эти поручались офицеру и фейерверкерам Учебной артиллерийской бригады, которые были прикомандированы к корпусу и на обязанности которых лежало обучение кадет учебных команд выправке, поворотам и маршировке, сперва без ружей, а затем с ружьями, после чего обучали уже ружейным приемам. Занятия учебных команд происходили в часы, указанные выше для фронтовых занятий. Корпусным офицерам, назначенным в учебные команды, ставилось в обязанность, чтобы они узнали с должною основательностью все правила одиночного обучения и обратили особенное внимание на то, чтобы кадеты, составляющие учебную команду, не только сами были выучены, но и умели обучать других.

Относительно обучения кадет порядку гарнизонной службы были сделаны следующие распоряжения. Приказано было:

1) Наряжать в корпусах караулы в том же числе, как это было заведено ранее.

2) Ежедневно наряжать главного и визитир-рунда. Дежурный по караулам может быть дежурный по корпусу, отвечающий за должное соблюдение порядка во всех отношениях.

3) Утреннюю зарю, по которой должны вставать кадеты, бить в 6 час. утра, вечернюю же - зимою в 9, а летом в 9½ часов пополудни.

4) Караулы ставить за полчаса до утренней зари. По немедленном вступлении караулов, обходить визитир-рунду, а по обходе его бить повестку до зари за четверть часа. Через четверть часа после пробития вечерней зари обходить главному рунду, после чего, через полчаса после зари, караулы снимать.

5) Во время классов, а также во время обеденного и ужинного стола, караулы снимать, оставляя на постах: во время классов, часовых, стоящих при классах, а во время стола - часовых, стоящих на всех постах.

6) С 1-го сентября по 15-е мая делать разводы и ставить караулы в комнатах, становя часовых только внутренних; с 15-го же мая и по 1-е сентября делать разводы и ставить караулы на дворе, расставляя также и наружных часовых.

7) Разводы делать: в будние дни через день, после классов в 11½ часов утра, а во все праздники и во время каникул ежедневно в 9 часов утра. В будние дни из гг. офицеров находиться у развода: ротному командиру той роты, от которой назначен караул, главному и визитир-рундам и батальонному адъютанту, прочих же гг. офицеров от их занятий не отвлекать. Во время каникул, сверх того, находиться у развода всем гг. новым дежурным, а в праздничные дни быть у развода всем гг. штаб и обер-офицерам, исключая старых дежурных, коим для наблюдения за порядком оставаться при своих местах.

 

Из донесения Великого Князя Михаила Павловича Цесаревичу (от 8-го июня 1824 г.) узнаем, что 29-го мая Его Высочество делал смотр предназначенным к распределению в корпуса и Дворянский полк фейерверкерам и рядовым Учебной Артиллерийской бригады, обучавшимся новым ружейным приемам. Найдя их достаточно обучившимися, Его Высочество отправил их в места нового назначения, причем во 2-й кадетский корпус было назначено 3 фейерверкера и 7 рядовых, при офицере. Для поверки и для усовершенствования этих нижних чинов как в маршировке, так и в ружейных приемах, они собирались все, раз в неделю, в 1-м кадетском корпусе, где их утверждал в правильном и ловком исполнении всего, чему они обучать назначены, л.-гв. 1-й Артиллерийской бригады поручик Кочьмарев. Из того же донесения Цесаревичу видно, что кроме того, из учебного Карабинерного полка были переведены в корпуса и в Дворянский полк 16 человек нижних чинов, которые временно были прикомандированы в Учебную Артиллерийскую бригаду для обучения, сообразно с предназначением, портных - мастерствам закройщичьим и портным, а прочих - пригонке амуниции.

2-го июня Великий Князь Михаил Павлович был в Дворянском полку, а также во 2-м и 1-м кадетских корпусах, где осматривал учебные команды. О своем осмотре Его Высочество подробно донес Цесаревичу.

"Учебныя команды всех рот 2-го кадетского корпуса, - писал Великий Князь, - в выправке и в маршировке как учебным, так и тихим и скорым шагом успеху довольно, но некоторые кадеты требуют еще усовершенствования в выправке и вообще в маршировке, на тихом шагу вздергивают ногу с места и слишком скоро проносят мимо той ноги, которая стоит; предложив обратить внимание на исправление сих недостатков, я просил приступить вместе с тем к обучению учебных команд держанию ружья и потом начальным ружейным приемам, а прочих кадет продолжать обучать выправке, поворотам и маршировке учебным шагом“.

27-го июня Великий Князь Михаил Павлович вновь произвел смотр учебным командам и всем дворянам обоих батальонов Дворянского полка, учебным командам 2-го и 1-го кадетских корпусов, а также учебным командам и всем кадетам Императорского Военно-Сиротского Дома, причем свои замечания в особой записке препроводил Главному Директору.

Замечания Его Высочества относительно 2-го кадетского корпуса сводились к следующему: "Во 2-м кадетском корпусе учебныя команды делают ружейные приемы до заряжания порядочно; живости довольно, но точности мало; в маршировке относительно к плавности, развязности и ровенству выноса ноги, истинно оные могут служить примером всем прочим учебным командам; шаг означен и ловок, размер онаго весьма верен, но тишины в корпусе (т. е. в теле) соблюдают мало, притом же оставляют тело на ноге, которая стоит, а иные и вовсе переваливаются назад и качают ружьями. Полагаю нужным утвердить учебную команду в показанных уже ружейных приемах и потом приступить к обучению остальных; при маршировке же обращать строгое внимание на соблюдение спокойствия в корпусе (в теле) и на лучшее держание ружей, а равномерно, и выправку, которая требует еще усовершенствования. Прочих кадет сего корпуса продолжать утверждать в выправке, поворотах, маршировке и держании ружья, а потом приступить к обучению ружейным приемам“.

Неоднократные благодарности, объявлявшиеся Великим Князем Михаилом Павловичем, а также Главным Директором, генерал-адъютантом Голенищевым-Кутузовым, за ученья и смотры, свидетельствуют, что дело строевого обучения кадет корпуса было поставлено на соответственную требованиям высоту. Особенно выделялась на смотрах Гренадерская рота. Кроме того, генерал Маркевич подтвердил в приказе по корпусу, чтобы во все воскресные и праздничные дни, от 8 до 9 час. утра, в ротах непременно читался „воинский устав".

 

Следует еще упомянуть о командировках кадет, в конце царствования Императора Александра I, на инженерные работы.

По повелению Цесаревича, в июне 1824 г., отправлены были четыре кадета (верхних классов) 2-го кадетского корпуса, в строившуюся в то время в Царстве Польском крепость Замостье, для ознакомления на месте с производством крепостных инженерных работ, под руководством инженер-бригадного генерала Польских войск Малетского. Кадет сопровождал в этой поездке полковник Кениг (полковник Кениг преподавал в корпусе фортификацию).

Генерал Малетский остался весьма доволен усердием и вниманием кадет к инженерным работам, в которых они принимали участие совместно с воспитанниками Варшавской аппликационной школы. Возвращаясь, в начале сентября, в С.-Петербург, с соизволения Цесаревича, через Варшаву, кадеты представили Его Высочеству планы, снятые ими с крепости Замостья и окрестностей. Планы, найденные Его Высочеством во всех отношениях хорошо и чисто сделанными, препровождены были затем в корпус, для хранения в музеуме. В следующем году Его Императорское Высочество Цесаревич, принимая во внимание удовлетворительные результаты командирования, в 1824 г., кадет в крепость Замостье, повелел вновь отправить туда четырех кадет (3 фельдфебеля и 1 унтер-офицер) от 2-го кадетского корпуса. Они посланы были в сопровождении капитана 2-го кадетского корпуса Лемке. По окончании работ, кадеты отправились, согласно представлению начальника артиллерии и инженеров Польской армии, дивизионного генерала Гауке, для осмотра разных заведений, сперва в Августов, где присутствовали при работах, производившихся при навигационном канале, затем заезжали в Варшаву и оттуда вернулись в середине сентября в С.-Петербург. Представленные ими планы и на этот раз удостоились одобрения Его Высочества и также были переданы на хранение в музеум.

 

7-го ноября 1824 г. в Петербурге произошло страшное наводнение, когда, как говорит наш великий поэт в гениальном "Медном всаднике “,

...Всплыл Петрополь, как Тритон,

По пояс в воду погружен...

Вся Петербургская сторона очутилась под водой. Разбушевавшаяся река стучалась в окна нижних этажей. В расположении 2-го кадетского корпуса наводнение произвело большие опустошения. В квартирах многих корпусных офицеров, проживавших в казенных деревянных одноэтажных домах, была сильно попорчена обстановка, при чем погибло много разного имущества. У подполковника Обольянинова потонула даже собственная верховая лошадь. Потерпели убытки от наводнения и офицеры Дворянского полка и Дворянского кавалерийского эскадрона, а также Пажеского и 1-го корпусов, Военно-Сиротского Дома и Дежурства Главного Директора.

Государь Император Всемилостивейше повелеть соизволил убытки офицеров и учителей Военно-Учебных Заведений, всего в размере 65,561 руб. 95 коп., вознаградить из накопившихся от некомплекта дворян экономических сумм Дворянского полка. Уведомляя об этом генерала Маркевича, Главный Директор, генерал-адъютант Голенищев-Кутузов, предписывал из назначенной на покрытие убытков суммы - 65,561 руб. 95 коп. отпустить в Пажеский корпус - 3,118 руб. 20 коп., в 1-й кадетский корпус - 9,500 руб., в Военно-Сиротский Дом - 2100 руб., в Дежурство - 2,650 руб., а остальные 48,193 р. 75 к. раздать штаб и обер-офицерам и чиновникам 2-го кадетского корпуса, Дворянского полка и Дворянского кавалерийского эскадрона

 

В исходе 1825 г. вся Россия оплакивала кончину Императора Александра Благословенного, который, не взирая на политические бури, продолжавшиеся почти во все время двадцатипятилетнего славного Его царствования, постоянно заботился об улучшении воспитания юношества. В это царствование число Военно-Учебных Заведений было умножено, содержание воспитанников значительно улучшено, а также положено начало к единообразному устройству кадетских корпусов.

27-го ноября 1825 г. от Главного Директора, генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова, было получено во 2-м кадетском корпусе следующее предписание за № 2516: "Г. Военный министр, генерал-от- инфантерии Татищев от 27-го ноября предписал мне: по случаю кончины Его Императорского Величества Государя Императора Александра Павловича и восшествия на Всероссийский престол Его Императорского Величества Константина Павловича привести к надлежащей присяге всех чинов и воспитывающихся подведомственных мне заведений", при чем было предписано, по приведении к присяге, донести и доставить в возможной скорости установленные присяжные листы.

Уже 1-го декабря, управлявший корпусом, генерал Маркевич донес Главному Директору, что все чины и воспитывающиеся во 2-м кадетском корпусе, Дворянском полку и Дворянском кавалерийском эскадроне, а также разного звания нижние чины, служители и мастеровые и три Подвижных Инвалидных роты, состоявшие при Дворянском Полку, к присяге приведены, при чем представил и присяжные листы, заполненные подписями всех присягавших.

Как известно, Цесаревич Константин Павлович категорически отказался вступить на Всероссийский престол, вследствие чего 13-го декабря 1825 г. был объявлен манифест о восшествии на престол Императора Николая Павловича, при чем приведение к присяге решено было произвести 14-го декабря. По Высочайшему повелению от 22-го декабря 1825 г., во все военно-учебные заведения было прислано, для объявления кадетам, подробное описание случившегося в столице 14-декабря "происшествия"

6-го марта 1826 г., в печальной процессии перевезения тела в Бозе почившего Императора Александра Благословенного от Московской заставы до Казанского собора участвовали и Военно-Учебные Заведения. Батальону, составленному из кадет 1-го и 2-го корпусов, и батальонам Дворянского полка, участвовавшим в церемонии, Великий Князь Михаил Павлович, 2-го марта произвел смотр в экзерциргаузе Дворянского полка.

В состав процессии, кроме пажей, входили кадеты Гренадерских рот 1-го и 2-го кадетских корпусов, которые шли впереди и позади колесницы, т. о. перед регалиями и вслед за Императорской Фамилией. Прочие затем Военно-Учебные Заведения находились в строю в следующем порядке: Артиллерийское училище, Кондукторская рота Главного Инженерного училища, Военно-Сиротский Дом, Морской кадетский корпус, Дворянский полк и остальные роты 1-го и 2-го кадетских корпусов и были расположены по пути следования печальной процессии между Обуховским мостом и Сенною площадью, по левой стороне считая от Московской заставы.

Во время пребывания тела почившего Императора в Казанском соборе у гроба на часах стояли фельдфебеля и старшие унтер-офицеры 1-го и 2-го кадетских корпусов. 9-го марта кадеты 2-го корпуса прибыли в 7 час. утра в Казанский собор для поклонения телу почившего Монарха. 13-го марта кадеты Гренадерских рот 1-го и 2-го корпусов участвовали в процессии при перевезении тела из Казанского собора в Петропавловский собор, для погребения. Военно-Учебные Заведения также стояли шпалерами по пути следования процессии, при чем остальные кадеты 1-го и 2-го кадетских корпусов и Дворянский полк были расположены на Суворовской площади.

За участие в печальной церемонии Император Николай Павлович пожаловал кадетам по рублю серебром каждому "на покупку фруктов и конспектов". Кроме того, в корпус были присланы бронзовые медали в память кончины Императора Александра І-го, для раздачи кадетам, находившимся в карауле при гробе почившего Государя.

Летом того же года, 14-го июля 2-й кадетский корпус участвовал также в процессии при перевезении тела в Бозе почившей Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны.

 

В течение 25 лет царствования Императора Александра І-го из 2-го кадетского корпуса выпущено офицерами 1,606 человек. В это число не включены прикомандировывавшиеся к корпусу юнкера разных полков и дворяне Дворянского полка, получившие также образование во 2-м кадетском корпусе.

Из числа выпущенных из 2-го кадетского корпуса в офицеры в первую четверть XIX столетия не мало имен, коим по праву принадлежит почетное место в летописях доблестной нашей армии. В подтверждение этого назовем здесь более известныя имена бывших питомцев корпуса: И. О. Сухозанета (справа), И. Г. Бурцова, Н. И. Гартонга, А. О. Фигнера (слева), П. Я. Купреенова, П. Я. Перрена, В. В. Гербеля, барона И. Ф. Розена, А. М. Симборского, А. А. Ваксмута, Е. X. Бесселя, Н. И. Карлгофа, К. Р. Семякина, А. П. Хрущова, М. Клименко.

 

Во все продолжение царствования Императора Александра І-го, обмундирование и вооружение военно-учебных заведений подвергались, с малыми изменениями, всем тем переменам, какие происходили в войсках.

В 1801 г. у воспитанников кадетских корпусов повелено обрезать пукли, и косы иметь не длиннее четырех вершков, завязывая их на половине воротника. В 1806 г. косы были отменены и кадетам повелено быть обстриженными по опробованному Цесаревичем образцу.

В 1802 г. кадетам Гренадерской роты 2-го кадетского корпуса присвоено такое же обмундирование и вооружение, какое в том же году было получено Гренадерскими и Мушкетерскими полками, а именно: мундир двубортный, из темно-зеленого сукна, с стоячим красным воротником, с красными же обшлагами, рукавными клапанами и обкладкою пол и фалд, с темно-зеленою выпушкою на воротнике, обшлагах и рукавных клапанах; с плоскими медными пуговицами и с двумя белыми погонами; с золотым галуном, нашитым по нижнему (с 1809 г.- по верхнему) боковым краям воротника, по верхнему краю обшлагов и по трем краям рукавных клапанов. Фуражная тапка из темно-зеленого сукна, с околышем и кистью по цвету воротника, и с выпушками на швах, по цвету погон. Гренадерская шапка - почти такой же формы, как и при Императоре Павле І-м, именно: с бляхою из медной латуни напереди, с тремя медными же гренадами назади и по бокам, имела на бляхе, почти во всю величину, вычеканенное изображение двуглавого Российского орла, с Св. Георгием на груди; верх (по цвету воротника и обшлагов) красный, а задник или околыш по цвету погон, т. е. белый.

Гренадерские унтер-офицеры были обмундированы подобно прочим кадетам, но с одним только погоном, на правом плече (в 1803 г. повелено иметь два погона). В строю, по примеру унтер-офицеров в Гренадерских полках, им полагались "перчатки оленьи с крагами“, трости, ружья и подсумки. Трости и перчатки с крагами были отменены в 1811 г.

Кадеты мушкетерских рот, имея одинаковое обмундирование и вооружение с гренадерскими ротами, вместо шапок, носили треугольные шляпы, совершенно подобные введенным в то время в мушкетерских полках, с кисточками тех же цветов, как на гренадерских шапках, и вместо подсумков имели сумы, а унтер-офицеры, сверх того имели алебарды, с палевыми древками, замененные в 1811 г, ружьями.

Обер и штаб-офицеры и генералы имели мундиры с воротником, обшлагами и погонами таких же цветов, как кадеты; с узким золотым галуном по краям погон и с золотым кольцеобразным шитьем на воротнике, обшлагах и рукавных клапанах; эспонтонные древки одних цветов с древками алебардными. Эспонтоны были отменены у офицеров в 1806 г., и вместо них повелено им в строю употреблять шпаги. Трости у офицеров были отменены в 1808 г.

В 1804 г. гренадерские шапки и мушкетерские шляпы заменены суконными шапками в (роде киверов) с золотым, вокруг верхнего края тульи, галуном. В этом же году у генералов и штаб и обер-офицеров военно-учебных заведений введены шляпы, с петлицею из узкого золотого галуна, вместо шитой, и с высоким султаном.

В 1805 г. на кадетских шапках гренадерских рот, над козырьком, повелено иметь медную гренаду об одном огне, и султан из конского волоса: у кадет - совсем черный, у унтер-офицеров - черный с белою верхушкою и с желтою, по средине ее, полоскою; у барабанщиков и флейтщиков - красный. В 1806 году кадетским унтер-офицерам на шапках повелено иметь галун в два ряда, а кадетам, по-прежнему, в один ряд.

В 1807 г. генералам и штаб и обер-офицерам дозволено носить двубортные мундирные сюртуки, из темно-зеленого сукна, с красными суконными воротниками и обшлагами, с зеленою на воротнике и обшлагах выпушкою; с красным стамедовым подбоем и с вызолоченными пуговицами. В том же году генералам и штаб и обер-офицерам военно-учебных заведений, вместо погон, повелено носить эполеты сплошь золотые, "как в полках гвардии“. Кадетам повелено носить портупеи не по поясу, а через правое плечо, под сумочною перевязью, крест-накрест, и одной ширины с последнею. Кроме того, кадетам даны были новой формы летние и зимние (для вседневного употребления серые, а в прочее время белые) панталоны, по образцу утвержденных, в это время, для пехотных войск, т. е. летние с козырьками и обтяжными пуговицами, а зимние с кожаною обшивкою или крагами, о семи медных пуговицах. Обер-офицерам в летней форме повелено было носить такие же панталоны, как и кадетам, а в зимней - сапоги под колено.

В 1808 г. кадетам даны кивера, формою сходные с введенными в 1804 г. шапками, но ниже их, с обшивкою из черной глянцевой кожи, с таким же пришивным козырьком, с черным кожаным подбородным ремнем, застегивающимся на левой стороне, на медную пуговицу с медною Гренадою о трех огнях напереди. На патронных сумах повелено иметь такую же гренаду, как и на киверах.

Для офицеров 2-го кадетского корпуса в 1808 г. были утверждены новой формы серебряные знаки, подобные введенным, в это время, в армейской пехоте. В 1820 г. знаки эти были опять заменены новыми, одинаковыми с офицерскими знаками Гренадерских полков.

В 1809 году обер-офицерам в строю, вместо шляп, повелено также иметь кивера, одной формы с установленными для кадет, но с этишкетами из серебра, с примесью черного и оранжевого шелка, имевшими чисто серебряные только кисти и гайки. Генералам киверов не полагалось. В 1810 г. на киверах, вместо гренад о трех огнях, введены нового образца гербы, изображающие полукруглое сияние, составленное из матовых и полированных вверху, закругленных лучей и имевшее в нижней части полукружие, с выбитым на нем двуглавым орлом.

В 1811 г. воспитанникам даны нового образца фуражные шапки, без козырька, темно-зеленые, с красным околышем. Офицерам повелено иметь такие же фуражные шапки, как у кадет, но только с козырьком.

В 1812 году всем строевым чинам военно-учебных заведений даны кивера новой формы: пониже прежних, с большим расширением кверху и у боков вогнутые; вместе с тем прежние, высокие и косые воротники переменены на низкие, застегнутые напереди крючками и петельками. Кадетские краги и офицерские сапоги повелено носить высокие, до колен.

С 1817 г. как кадеты, так и офицеры всех военно-учебных заведений начали носить кивера выше прежних, с плоским верхом.

В 1823 г. воспитанникам, увольняемым со двора к родственникам в ненастное и холодное время, повелено носить шинели "по образцу солдатских“; до того же времени им дозволялось иметь шинели собственные, офицерского покроя.

В 1824 г. воспитанникам военно-учебных заведений на будничных или домашних серых панталонах краг повелено не иметь, а носить их только на белых панталонах. Фалды на мундирах воспитанников, до того времени закрывавшие одна другую, повелено кроить так, чтобы внутренние края их сходились, и сшивать их между собой плотно.

Великий Князь Михаил Павлович, встав во главе строевого образования в кадетских корпусах, обратил серьезное внимание на постройку и пригонку обмундирования для кадет, не допуская вообще никаких отступлений от установленной формы и строго преследуя виновных в этом. Имевшиеся у кадет собственные мундирные вещи ничем не должны были отличаться от казенных вещей, в противном случае вещи эти отбирались и уничтожались.

 

---

Общие черты внутреннего быта 2-го кадетского корпуса последних лет царствования Императора Александра І-го достаточно рельефно вырисовываются в "Воспоминаниях бывшего воспитанника 2-го кадетского корпуса", напечатанных в "Военном Сборнике" за 1861 г. Воспоминания эти хотя и не подписаны, но по некоторым данным можно предположить, что они принадлежат Ф. Г. Ожаровскому, бывшему корпусным офицером и учителем математики с 1835 по 1863 г..

Автор этих воспоминаний, повествуя "дела давно минувших дней" и рисуя дикие нравы кадет того времени, особенно с точки зрения современного читателя, сам поставил эпиграфом к своим воспоминаниям Грибоедовский стих: "Свежо предание, а верится с трудом!.."

"В конце 1822 г., десяти лет от роду, я поступил во 2-й кадетский корпус, в резервную роту (впоследствии неранжированная). Последнее название более бы соответствовало тогдашнему составу роты, ибо в ней были кадеты, в полном смысле слова, без ранжира; некоторые были лет 15 и старше: это были кривоногие и больноногие инвалиды, не входившие в состав батальона. Прочие роты были строевые.

Хотя прошло уже около 40 лет с того времени, но я очень хорошо помню мое вступление в корпус: после докторского осмотра и спроса, что я знаю, без всякого испытания, меня привели в классы и посадили в VII нижний, соответствующий нынешнему (1861 г.) приготовительному классу. Учителем был тогда диакон Турский, учивший русской грамоте. Привел меня в класс дежурный по корпусу, полковник Дружинин. Его называли "папашей “, по необыкновенной доброте и ласковому обращению с кадетами, что было тогда редкостью. При входе нашем в класс была тишина, и один из воспитанников читал громко, нараспев, а другие сидели смирно, уткнувши носы в книги, но лишь только полковник вышел, тотчас поднялся шум, и многие кадеты, большого роста, подошли ко мне с различными вопросами. Диакон начал кричать на них, произнося весьма неприветливые эпитеты, для усмирения класса, и это меня чрезвычайно удивило.

Вскоре ударил барабан, и все толпой бросились из класса, обгоняя друг друга и едва не сшибая с ног тех, которые не успевали отстраняться. Я испугался, стоял прижавшись к стене коридора, не знал, что делать и куда идти. Вдруг какой-то довольно большого роста кадет, с колесообразными ногами, качавшийся из стороны в сторону, как маятник, ударил меня по плечу и басом сказал:

- Что ты стоишь, колпак? ступай в роту!

- В какую? - спросил я.

- Известно, в резервную.

- А где она?

- Пойдем со мной; я тоже в этой роте.

"И пошел ковылять, размахивая страшно руками и напевая басом какую-то песню. Я медленно подвигался за ним, пока мы дошли до роты. Спутник мой привел меня к фельдфебелю, который указал мне камору, куда я и отправился.

Не стану описывать, как приняли меня товарищи: это известно каждому и ведется, вероятно, одинаково с основания корпуса и до сих пор: обыкновенно новичка обступают, спрашивают фамилию, кто его родители, откуда он приехал и т. п., разсматривают его одежду, каждый делает свои замечания, сопровождаемыя иногда насмешками; но первые дни не обижают новичка. Спустя несколько дней начинаются пинки, щелчки и различныя подобнаго рода любезности, и это продолжается до тех пор, пока новичок сам не даст сдачи с процентами кому-нибудь из товарищей; тогда он уже перестает быть новичком и его перестают обижать.

В каморе, куда я поступил, не оказалось свободной кровати на мою долю, и потому меня положили в повалку (Теперь покажется многим непонятным это выражение, и потому необходимо пояснить его: в повалку означало, что две кровати сдвигались и третьяго клали, между двумя, на ребра обеих кроватей, не давая ему ни подушки, ни одеяла, которыя должны были уделять ему оба товарища. Таких повадок иногда было по три и по четыре в каморе). Можно себе представить, все невыгоды подобнаго рода ночлега; я должен был довольствоваться уголком подушки и кончиком одеяла, и то с опасением не обезпокоить настоящих владельцев, подвергая себя при этом получить не один толчок, довольно чувствительный, а при одной мысли принести жалобу - быть избитым донельзя.

Так я промучился две недели, пока, на мое счастье, один из товарищей ушел в лазарет, и я получил наконец его кровать в собственное владение. После уже, сколько помню, мне не приходилось быть в подобном положении.

Распределение занятий, в то время, было следующее: в три четверти шестого били повестку, по которой воспитанники должны были вставать; в шесть часов - зарю: к этому времени они должны были одеться, вымыться и вычиститься, и если унтер-офицер строгий, то нельзя было промедлить минуты и по заре должно было быть готовым к осмотру, а иначе грозило наказание строгое. На мою беду, в числе прочей одежды, в то время, были краги, т. е. черные кожаные напуски, пришитые у колена к суконным панталонам серо-синяго цвета и застегивающиеся с боков на шесть пуговиц (Для парадной формы кадеты имели белые суконные панталоны с накладными крагами, в которых ходили и в отпуск). Застегивание этих краг было для меня камнем преткновения: кожа толстая, края пуговиц острые, все это было слишком ощутительно для непривычных пальцев десятилетнего мальчика, так что я не только до шести, но и до девяти часов не управился бы с этой работой; но на мое счастье, явился добрый товарищ, "дока“ по этой части: он предложил мне за булку, получаемую ежедневно вместо завтрака, застегивать краги, и я охотно согласился лишить себя булки и голодать с утра до обеда, лишь бы не быть наказанным унтер-офицером, который был весьма строгий и имел обыкновение творить расправу собственноручно или, посредством длинной линейки, производить опухоль на ладонях бедных его подчиненных.

Так я голодал недели три, пока не привык сам к этой трудной работе.

В семь часов вели в классы, до одиннадцати, на два урока, по два часа каждый; от одиннадцати до двенадцати - фронтовое ученье; в двенадцать - обед; в два часа опять в классы, до шести, на два урока; в семь часов ужин; в три четверти девятаго повестка ложиться спать; в девять часов - заря, по которой должны были все быть в кроватях, иначе угрожало наказание. Тут опять встретилась мне новая беда: в то время было обыкновение складывать на ночь платье на табуретах, у своих кроватей. С первого взгляда кажется это дело хорошее, приучающее с детства к порядку; но на самом деле это была невыразимая пытка для бедных кадет, в особенности для новичков, ибо унтер-офицеры требовали необыкновеннаго искусства при складывании платья: оно должно было быть сложено единообразно у всех, иметь правильную четырехугольную форму, нигде не выдающуюся и гладкую как блин; каждая вещь из одежды должна была лежать по установленному образцу, и подтяжки не могли лежать ниже чулок, чулки - ниже мундира (Для парадной формы кадеты имели белые суконные панталоны с накладными крагами, в которых ходили и в отпуск) и т. д. Чего, кажется, мы ни предпринимали, чтобы угодить нашим старшим: каждую вещь разглаживали руками, вытягивали вдвоем изо всей силы, чтобы не было морщин, укладывали тщательно и потом все уколачивали табуретами; но часто все труды наши оставались безуспешны, и едва только уснем первым сладким сном, как строгий унтер-офицер, который мог ложиться не по заре, а когда ему вздумается, сдергивает одеело и весьма чувствительным толчком указывает на разбросанное платье, с грозным словом: "переложи", и работа начинается снова. Иногда это повторяется три и четыре раза, и все-таки кончается тем, что на другой день бываешь наказан за неуменье складывать платье, а главное за безпокойство, причиненное унтер-офицеру. Поневоле опять пришлось прибегнуть к доброму товарищу, искусному по этой части, который за обещанные ему гостинцы и пироги за обедом согласился помочь моему горю.

Так бедовал я не только в резервной роте, но и часто в 3-й мушкетерской, в которую был переведен на следующий год.

Едва не забыл я разсказать одно происшествие, которое обошлось мне не дешево.

При поступлении в корпус, я довольно хорошо говорил по-немецки, потому что дома постоянно говорил на этом языке с матерью моею, природной немкою. Желая похвастать перед учителем немецкаго языка своими познаниями я заговорил с ним на его языке, но не успел произнести и нескольких слов, как услышал грозные возгласы товарищей: "колбасник"! Не обращая внимания на это слово и не зная даже, к кому оно относится - ко мне или к учителю - я продолжал разговаривать. Вдруг две огромныя чернильныя жвачки (Чернильная жвачка—жеванная бумага, обмокнутая в чернила) влепились в меня: одна в щеку, а другая в белый воротник моей рубашки (я тогда был еще в собственном платье). После класса мне объявили, что я не "колбасник", а русский, и что если я еще раз заговорю по-немецки, то будет худо. На беду мою, вскоре, тот же учитель обратился ко мне с вопросом на своем языке. Я, забыв все угрозы и считая невежливым не отвечать ему, сказал несколько слов по-немецки, за что после класса был побит товарищами весьма больно, и должен был дать им честное слово не только никогда не говорить по-немецки, но и стараться совершенно забыть этот язык, что и исполнил почти в точности: к выпуску, я хотя и мог понимать прочитанное, с помощью лексикона, но говорить уже затруднялся. Несмотря на то, я во всех классах был всегда из первых по этому предмету, ибо выговор остался все-таки правильный, и познания мои, при всем нежелании выказать их, далеко превышали познания прочих товарищей...

Классы разделялись, в то время, на два разряда: по математике и по языкам, так что можно было находиться по языкам (разумеется, иностранным) в одном классе, а по математике и прочим предметам - двумя и тремя классами выше или ниже (Видимо, обучение иностранным языкам происходило по предметной системе.). Эта мера была весьма благоразумна: она не задерживала тех из воспитанников, которые, будучи слабы по одному отделу, оказывали большие успехи в другом. В то время, не все предметы считались одинаково важными: более обращено было внимания на математику, военныя науки и русский язык; на прочие предметы смотрели сквозь пальцы, а иностранные языки были совершенно в пренебрежении; если кто читал хорошо, имел порядочное произношение и мог перевести с помощью учителя несколько строк из того, что проходили в продолжение года, тот был экстрапрофессором. Это происходило, вероятно, оттого, что математика и военные предметы преподаваемы были преимущественно батальонным командиром, "шефами" рот, ротными командирами и офицерами, которые имели большое влияние на будущность кадет, и мы, будучи от них в полной зависимости, находились в постоянном страхе, зная, что каждый из офицеров мог наказывать нас как ему было угодно. В то время, телесное наказание и собственноручная расправа были в полном употреблении, и не только батальонные и ротные командиры имели право наказывать телесно, но, за отсутствием ротнаго командира в отпуск или даже в гости, старший офицер, приняв бразды правления, ознаменовывал его тем, что двух или трех сек на славу. А в классе не раз случалось, за не вывод какой-нибудь формулы, получать такой удар мелом в голову, что вскочившая шишка долго напоминала незнание урока...

В то время, наказывали не по-отечески, для стыда и острастки. Это считалось несвойственным для воспитанника старших рот: гренадерской и 1-й мушкетерской. В особенности отличался этим баталионный командир, полковник А. И. К..., - он говорил, что стыдно гренадеру дать менее 100 ударов, несмотря на то, что гренадерская рота составлена была из воспитанников старших классов. Воспитанники же больших рот, с своей стороны, считали стыдом кричать под розгами, принимая для этого различныя меры, как-то: закусывали губу или клали в рот палец и кусали его иногда до крови.

Странное дело! - говорит между прочим автор этих воспоминаний, - корпусные офицеры были, в то время, более или менее люди образованные, ибо все поступали в корпус не иначе, как из артиллерии и из сапер, и, притом, из лучших воспитанников своего корпуса. Исправлявший должность директора корпуса, генерал-майор А. И. Маркевич, был человек почтенный, глубоко ученый и вполне достойный уважения.

Отчего же происходило такое дикое понятие о воспитании? От огрубелости чувств, от ложнаго понятия о долге чести и собственном достоинстве, и потому немудрено, что дух тогдашняго времени имел сильное влияние на все окружающее; а может быть и оттого, что не было строгаго надзора высшаго начальства... Главный директор корпусов, генерал П. В. Голенищев-Кутузов, весьма редко посещал корпус и то обращал внимание более на внешность; заведывавший же корпусом, генерал Маркевич, будучи постоянно занят учеными трудами, мало обращал внимания на быт воспитанников, и, сколько мне помнится, он, кажется, никогда не ходил по ротам, а классы посещал три раза в неделю: по вторникам, четвергам и субботам, и то в определенное время, именно: во вторую утреннюю лекцию; следовательно, если бы где и происходил безпорядок, то к этому времени можно было приготовиться и выказаться в лучшем виде. Он до такой степени мало знал кадет, что когда однажды учитель механики, в выпускном классе, представил ему четырех воспитанников, особенно с любознательностью занимавшихся этим предметом, он спросил их фамилии, несмотря на то, что они были лучшие воспитанники в корпусе и каждый два года был уже унтер-офицером.

Что же касается до иностранных языков, то нельзя и удивляться, что они были в совершенном упадке, ибо учителя набирались "числом поболее, ценою подешевле". Это были люди, большею частью, необразованные, знавшие только свой отечественный язык. Они разными, несвойственными их званию, поступками и неумением прилично держать себя не внушали к себе никакого уважения, за что и подвергались не только насмешкам, но часто и таким проделкам, что даже жалко было смотреть на их унижение; но они позволяли все, лишь бы не лишиться места, а с ним и куска хлеба. Конечно, были и между ними исключения, но редко и, потому, последние блистали как золото в грязи. На первом плане стояли: учитель французскаго языка Г. С. Ладан и немецкаго И. И. Вернер; за то и пользовались они особенным уважением кадет, и воспитанники, при всеобщей огрубелости и ложном понятии, все-таки умели отличить и оценить их.

Метода преподавания иностранных языков в младших классах состояла в следующем: ставили посреди класса большую картину с различными изображениями; учитель, вооруженный нарочно для того заготовленной палкой, показывал различные предметы на картине и делал на своем языке вопросы, а воспитанники хором должны были отвечать на том же языке, например: "Что это?" - Дом". "Кто сидит возле дома на скамье?" - "Старик". "Что он делает?" - "Плетет лапти". "А его внук?"-"Спускает змей", и т. п. Это делалось обыкновенно так: впереди становились знающие урок лучше прочих, остальные помещались позади, и передние отвечали громко, почти вскрикивая, а задние разевали рты и шевелили губами, и учитель оставался доволен.

В средних классах занимались переводами Эзоповых басен и легких анекдотов. Этому горю пособляли следующим образом: выучивали несколько страниц с. начала книги, а к экзамену приготовляли книгу, составленную из первых листков, которые вырывались ив всех книг и переплетались в одну, такого же формата и переплета как и прочия казенныя книги. Эта книга подавалась экзаменатору, и он раскрывая ее в произвольном месте, давал воспитаннику прочесть и перевести. Конечно, каждому встречались знакомыя страницы, и экзамен оканчивался благополучно. Учитель хотя и знал заранее эту проделку, но молчал и был весьма доволен хорошим результатом.

Спросят, может быть: что же делали во время лекций? На это отвечу, что мы не сидели без дела: одни занимались математическими вычислениями или военными науками, другие черчением артиллерийских и фортификационных планов, которыми в то время щеголяли, и отделка их была изящна; третьи играли в шашки, шахматы, а иногда и в карты; если же учитель был балагур, то он разсказывал различныя новости или забавные анекдоты, разумеется, не иначе, как на русском языке, большею частью, весьма ломаном, что также немало смешило кадет. Иногда даже отчищали краги или сапоги, а перед смотром чистили гербы, чешуи и части ружей. Для предосторожности же, чтобы не попасть врасплох, один из воспитанников стоял у дверей на- стороже, а прочие держали на столе раскрытыя книги, и лишь только сторожевой возвещал о приближении инспектора или дежурнаго по корпусу, как один из воспитанников вставал и читал громко, а прочие сидели, уткнувши носы в книги и следили за чтением.

Вообще преподавание иностранных языков было больным местом корпуса. Это объяснялось, по свидетельству автора воспоминаний, крайне неудовлетворительным составом учителей иностранных языков.

В то время, не было у нас ни печатных руководств (исключая "Артиллерии" Маркевича), ни литографированных записок; мы все должны были переписывать или с листков, даваемых преподавателями, или под диктовку учителя. На это терялось весьма много времени и требовалось чрезвычайно много бумаги, которую хотя и отпускали из казны, но большая часть воспитанников не видали ее, ибо в каждом классе была партия "старых кадет", которых остальные боялись и не смели противоречить им: эти то старые кадеты принимали бумагу и перья и только извещали прочих, что по такому-то предмету бумага принята. Это означало, что никто не смел по этому предмету отговариваться неимением бумаги, и никто не отговаривался, а запасался ею как сам знает: или приносил из дому, если имел родителей, или покупал, если имел деньги; а те бедняжки, которые не имели ни того, ни другого, выменивали ее на утренния булки или на пироги и пышки за обедом. Принявшие же бумагу брали себе необходимое, а остальное отсылали в лавку-променять на сестное или на табак.

Нужда научит многому. Действительно, нужда, в то время, развила в воспитанниках практичность и опытность, а некоторых сделала аферистами в высшей степени. Выли такие, которые не только умели чинить платье и сапоги, но выворачивали и даже шили новые мундиры и брюки, и каждую вещь из амуниции переправляли и переделывали по своему вкусу.

Многие из воспитанников, в особенности старые кадеты, имели собственные столы с глубокими ящиками, огромными замками и секретами. В них-то они хранили все свое богатство. К ним всякий имел право обращаться с просьбой: они за известную плату деньгами или съестными припасами чинили платье и сапоги, давали напрокат мундиры, шинели и прочия амуничныя принадлежности, отчищали крагив белили амуницию и пособляли нуждающимся во всем, разумеется, кроме наук, которые они ненавидели, и потому были отъявленные лентяи, но зато большею частью хорошие строевики и поддержка фронта, почему многия проделки их сходили им с рук, ибо их боялись даже и офицеры.

Прежде мундир полагался на год. Конечно, пока он был новый, то никто не нуждался доставать у других, когда же постепенно, старее, мундир покрывался заплатами к концу трехярусными, галуны обтирались и даже совсем обрывались, то в отпуск в таких мундирах не увольняли, а потому, кто не имел собственнаго, должен был платить, иногда довольно дорого, чтобы достать напрокат, или, по крайней мере, "осмотреться" что означало показаться ротному командиру, и, получив билет, снять мундир и отдать его обратно владельцу, а свой оборванный надеть и в нем идти в отпуск. Иногда таким способом один и тот же мундир, в продолжение часа, был на плечах многих. Шинелей нее казенных не полагалось совсем, а без них не отпускали в отпуск.

Но положим, что отпуск был не необходимость, а прихоть, и потому по собственной воле каждый хлопотал об этом; сапоги же - вещь необходимая для ежедневнаго употребления, но и о них мало заботилось начальство. Я испытал это на себе: будучи четыре года в 8-й мушкетерской роте, я и не видал казенных сапог; но как я имел возможность иметь собственные, то и не был ни разу за них наказан.

Раздача их производилась забавным образом: в известное время года, раза два или три, рано утром, до повестки, когда все почти еще спят, идет И ... в (ротный каптенармус) по каморам и, бросив посредине каморы несколько сапог, не по числу воспитанников, а несравненно меньше, иногда даже нечетное число, громко восклицает: "господа! новые сапоги. Тогда те, которые проснутся в то время, вскакивают и нарасхват подбирают сапоги, сколько кто схватит: один три, другой один, а третий и ни одного; остальные, просыпаясь, узнают о раздаче сапог, и никто не смеет роптать, не смеет подумать о жалобе.

Иголок, ниток, мыла, ваксы мы и не видели; только раз в неделю, по субботам, пока мы еще спали, смазывали сапоги казенной ваксой, которая, впрочем, была только по названию вакса и не давала почти никакого глянца.

Так бедовали мы в былое время, но, несмотря на то, не только не роптали вслух, но и в душе не было никакого озлобления на начальство. Казалось, что так должно быть, что иначе и быть не может, что так делалось и в прошлый год, отчего же не быть этому и в настоящем году; к тому же, предание гласило, что прежде было хуже: значит, на что же жаловаться? Да и кому же было жаловаться? В роте самую важную роль играл фельдфебель: он был хозяин и властелин, в полном смысле; если бывало идет по каморам фельдфебель, то на всех находит страх - он имел право (кроме телеснаго наказания) наказывать кадет как ему было угодно: мог оставлять всю роту без обеда или ужина, не увольнять в отпуск в продолжение нескольких месяцев и т. п. Каждый из фельдфебелей, при получении этого звания, обзаводился ременной плеткой; иногда в конец ее вплеталась пулька. Достоинство подобной плетки хорошо знали наши спины и плечи, ибо она была неразлучной спутницей фельдфебеля. После того не удивительно, что мы боялись фельдфебеля больше ротнаго командира и несравненно более каждаго из офицеров: он был всегда в роте, офицеров же мы видели редко; хотя они и дежурили по роте, но дежурство состояло только в форме, значилось только в корпусном приказе и в дневном рапорте, в сущности же некоторые дежурные являлись только к столу, а в классы почти всегда отводил нас фельдфебель. Ротнаго командира мы тоже видели мимоходом, во время дежурства, на ротном ученьи и по субботам, во время экзекуций и отпуска; в последнем случае, он часто не приходил в роту, а желавшие в отпуск отправлялись с родственниками или с провожатыми к нему на квартиру, где он осматривал их и подписывал билеты.

Прежде баллов за уроки не ставили ежедневно в журнале; а за явную леность и разныя шалости поступающия жалобы записывались и откладывались до субботы, и в этот день была расправа, состоявшая не в выговоре пли замечании, а преимущественно в телесном наказании. Если же во время классов приносилась на воспитанника жалоба дежурному по корпусу, то он ставил виновнаго у дежурной комнаты. Иногда набиралось таким образом довольно много. Дежурный по корпусу, не зная их фамилий, помнил только число их, по окончании классов, требовал розог и наказывал по своему усмотрению. В таком случае, можно было иногда отделаться от наказания, ибо были личности, которые за известную плату, по обоюдному согласию, предлагали свои услуги и становились к дежурной комнате вместо виновнаго. Дежурный по корпусу, сосчитав и удостоверившись, что число виновных в полном комплекте, командовал: "направо марш", и по очереди, с первого до последняго, раскладывал на скамейку; если же дежурный знал кого лично, тому перемениться было уже невозможно.

Эта-то нужда и горе связали кадет такой тесной дружбою, что, несмотря ни на какое строгое наказание, не было примеров, чтобы кто-нибудь выдал своего товарища, а тем более чтобы сам сделал донос на другого. Подобная дружба продолжалась и по выходе из корпуса: не раз случалось видеть, что воспитанники не только одного выпуска, но несколькими годами раньше или позже, встречались как родные братья. К начальникам своим и месту воспитания не питали они в душе никакого озлобления; напротив, всякий, по приезде в Петербург, первым долгом считал посетить корпус и с радостью встречал каждаго учителя и офицера, а при выпуске из корпуса проливал много непритворных слез, при прощании с товарищами и с начальниками. Это весьма понятно: воспитанники того времени не были вовсе избалованы поощрениями за успехи в науках и за поведение; каждый учился не для награды, и, сознавая собственную свою пользу и находясь постоянно, так сказать, в черном теле, мы дорого ценили каждое ласковое слово, каждое малейшее снисхождение, и прежние оскорбления и наказания забывались, окупаясь одним этим словом, одним ласковым приветом.

 

Кормили нас хотя и не совсем хорошо и, по выражению кадет "досыта не накормят, с голода не уморят", однако, мы не очень голодали.

Правда, не раз попадались в супе и в щах тараканы и червяки, а масло имело запах свечного сала, но в такой массе трудно требовать постоянной чистоты и аккуратности, и потому мы мало роптали на это и вознаграждали качество количеством. Когда же за обедом или ужином подавали гречневую крутую кашу или вареный картофель, то мы считали этот день праздником и наедались досыта и за вчерашний день, и за завтрашний.

Самое трудное время было до обеда, ибо, съевши в 6 часов небольшую булку, можно было отощать до 12; вечером же, после классов, приходили вольные сбитенщики, которым было отведено особое место в холодном коридоре (под Столовой залой), и все, имеющие деньги, стремились к ним, чтобы выпить горячаго сбитня с вкусным и мягким пеклеванным хлебом.

Вообще, в то время, покупка сестного была в большом употреблении; но это могли позволять себе только люди с деньгами, а прочие с завистью смотрели на них и, глотая слюнки, облизывались или иногда пользовались милостью первых.

В зимнее время, когда топились в ротах печи, то, по воскресеньям, оставшиеся в корпусе кадеты давали себе пир, состоящий в том, что с вечера посылали за картофелем, кислой капустой, говядиной, гречневой крупой и маслом, и рано утром, часа в четыре, начиналась стряпня: варили щи и кашу, пекли и жарили картофель, потом артелью садились в кружок и до утренней повестки пировали с таким наслаждением и аппетитом, как будто обедали за самым роскошным и изысканным столом. Делали иногда и мороженое; но это было также не иначе, как зимою: для этого выжимали в ведро через простыню клюкву, размешивали сок с патокой, потом клали туда необходимое количество снега - и мороженое было готово. Я уверен, что при одном чтении другому сделается дурно, а посмотрел бы он, с каким аппетитом мы опоражнивали ведро, за неимением ложек, без церемонии, руками. В Великий пост посылали за редькой, хреном, селедкой, постным маслом и солеными огурцами и из этого приготовляли очень вкусный винегрет, при чем надо отдать справедливость, что почти всегда делились с неимущими товарищами, которые старались за это быть чем-нибудь полезными, чтобы не оставаться в долгу.

 

Я часто упоминал о "старых кадетах", и потому необходимо описать их личность. Старым кадетом назывался не тот, который долее других был в корпусе: иной, пробыв десять лет и более, не назывался этим титулом, а другой через три или четыре года уже достигал его. Для получения этого звания, надобно было заслужить авторитет от общаго мнения массы и иметь, притом, многое, чего недоставало другим. Старый кадет должен был обладать физическою силою, быть до того огрубелым и очерствелым существом, чтобы ни слова, ни розги не могли выжать из него слезинки, должен был хладнокровно и совершенно равнодушно переносить все замечания и наказания и во время жестоких экзекуций не издать ни одного звука. Старые кадеты ходили обыкновенно, раскачиваясь из стороны в сторону, сильно размахивая руками, сжатыми в кулаки, так что все встречающиеся с ними должны были давать им дорогу, ибо они громко предупреждали каждаго словом "расшибу". Они говорили постоянно басом, с начальниками и учителями были грубы и даже дерзки, учились обыкновенно дурно или, лучше сказать, вовсе не учились, сидя в одном классе по четыре и по пяти лет. Одеждой тоже они отличали себя от прочих: сапоги носили на высоких каблуках и со скрипом; брюки перешивали книзу шире и с раструбом, начиная от колена; мундир имели обыкновенно широкий и всегда разстегнутый почти на все пуговицы; из-под мундира торчала рубашка. Все старые кадеты непременно нюхали табак и часто бывали пьяными, особенно в воскресенье вечером по приходе воспитанников из отпуска, откуда приносили спиртные напитки или сами, или, по приказанию их, другие.

В классе они сидели обыкновенно на задней скамейке, во время лекций спали, положив локти на стол и уткнув голову в скамейку, или же играли в шашки, а иногда и в карты. Большая часть учителей оставляла их в покое, потому что был бы напрасный труд тревожить их: пользы от этого не было никакой, а можно было встретить неприятность и даже дерзость.

Старые кадеты имели сильное влияние на прочих воспитанников, и если приказывали к такому-то уроку не готовиться или не учить такого-то отдела, то никто не осмеливался учить, а если кто и знал даже очень хорошо этот урок, то все-таки не смел отвечать и лучше решался потерять в мнении учителя и быть наказанным, нежели подпасть под опалу стараго кадета - атамана класса.

Но зато взглянули бы вы на них в строю, на ученьях и смотрах: там они являлись молодцами: ни у кого не было лучше отчищено сапог, выбеленной и с глянцем амуниции, ружье было отчищено на славу, приемы делались с таким темпом, что ружье трещало и нередко ломались приклады; если же, на ротном и батальонном ученьи, они были недовольны командиром, то стоило им только сказать слово, и вся рота или батальон приемы делали дурно, неровно, при маршировке была качка, не было равнения. Командиры выходили из себя и кончали тем, что распускали с ученья; между тем, смотр приближался, и, боясь, чтобы он не кончился дурно, командиры поневоле задабривали этих атаманов, и дело опять шло как нельзя лучше.

Да, это было такое нравственное зло для корпуса, что служило помехою многому хорошему, портило добрых и кротких юношей, которые по слабости характера, не могли противостоять, заражались сами тлетворным ядом и совершенно погибали.

В то время, воспитанников увольняли в отпуск не иначе, как с провожатыми, кто бы они ни были: младший брат или сестра, лакей или горничная, кучер или кухарка, все равно, лишь бы был провожатый, без которого воспитанники не могли ходить по улице; нередко можно было встретить кадета большого роста и с ним девочку лет двенадцати, и никто из начальства не останавливал его: он с провожатым.

В каникулярное время 1823 г. последовал корпусный приказ, чтобы отпускать в отпуск не иначе, как с близкими родственниками, и, притом, кто приходит за воспитанником, тот и должен доставить его обратно. Это, конечно, было весьма стеснительно как для кадет, так еще более для родственников. Немудрено, что подобный приказ озлобил воспитанников, и они решились на непростительную шалость.

В первую субботу после приказа были разбросаны по двору записки, в которых было сказано, чтобы никто, ни под каким предлогом, не смел идти в отпуск - иначе, будет раскаиваться, а завтра, после утренней зори, выходить всем на внутренний плац корпуса, бить стекла, что и было в точности исполнено: битье стекол продолжалось целый день, и разбиты были почти все стекла в корпусном строении. Ни дежурный по корпусу штаб-офицер, ни дежурные по ротам офицеры не могли унять волнение общей массы, да, признаться, и не унимали, а каждый из них, по чувству самосохранения, заботился только о личной безопасности. Шум и безпорядок продолжались и за обедом, и за ужином; на другой день все воспитанники были на плацу с самаго утра и занимались повторением вчерашняго, добивая остальныя стекла в некоторых рамах. Это продолжалось до тех пор, пока не явился в корпус батальонный командир, полковник Кениг. Он, будучи умнее и находчивее других штаб-офицеров, употребил следующия меры: распустил слух, что в корпус приехал Главный Директор, что теперь одно средство загладить свою вину: это показать себя молодцами пред его высокопревосходительством, и потому: "ступайте, друзья мои, в роты, - сказал он вкрадчивым и ласковым голосом, - пообчиститись и выравняйтесь по кроватям. Павел Васильевич добр и, вероятно, простит вашу шалость". Мы поверили, опрометью бросились в роты, и все принялись за туалет и равнение, а в это время все двери в ротах замкнули и приставили снаружи часовых. Тут мы увидали, что попались в западню; но уже было поздно.

Начался допрос: в сборной зале 1-й мушкетерской роты приготовлены были орудия, наводящия страх на воспитанников, в особенности младших рот: тут были целыя груды розог, скамейки, простыни, уксус, каптенармусы и служители. Туда-то приводили поодиночке кадет разных возрастов, допрашивали их, сначала увещевая, потом стращая и, наконец, и пытая. Все показания записывались и сличались. Один выдавал невольно другого, другой-третьяго. Часто показания были и ложны, ибо иной со страху, в особенности новичок, наговорит десятки фамилий, которые знает, лишь бы поскорее отделаться и уйдти из страшной залы.

По как всякое происшествие забывается, то и мы перестали уже думать о нашей шалости, не видя никаких последствий, кроме вышеозначеннаго допроса, и удивляясь, что все кончилось так благополучно; как вдруг, однажды, спустя несколько месяцев, выпускают нас из классов ранее обыкновеннаго времени, именно после первой вечерней лекции. Мы вышли с предчувствием чего-то недобраго. На беду и погода была пасмурная, вполне гармонировавшая с настроением нашего духа. Я никогда не забуду этого дня. Приходим в роты; нас строят. Ротный командир и все офицеры налицо; ожидают "шефа" роты. Между тем, приносят скамейки, розги; является каптенармус и с ним команда служителей; приходят шефы рот со списками, перекликают виновных; и начинается экзекуция. Число виновных было не одинаково во всех ротах: в некоторых доходило до сорока, а в других и более; но все, от первого до последняго, были наказаны телесно перед ротой, а в Гренадерской и 1-й мушкетерской ротах никто не получил менее 150 и даже 200 ударов. Кроме того, четыре человека были разжалованы в рядовые и отменены призы за прилежание и успехи в науках, как в этот год, так и в следующие... Так грустно кончилась наша непростительная шалость.

Я был тогда еще в резервной роте, на вид казался совершенно ребенком и, не смее отстать от других, только что собирался пустить первый камень в стекло, как меня схватил за руку дежурный по корпусу, подполковник А. П. Дюшен. Сделав мне отеческий выговор и желая избавить от дурных последствий, он посадил меня в покойницкую комнату на хлеб и на воду, где я и ночевал. Хотя это наказание сильно могло подействовать на воображение 10-летнего мальчика, в особенности ночью, но зато спасло меня от телеснаго наказания, которому я мог также подвергнуться, а главное, во время допроса, избавило меня от показания на товарищей, имее возможность привести в отговорку, что я ничего не знаю и ничего не видел, что подтвердил и подполковник Дюшен. Мир праху твоему, добрый и благородный человек! Странно, однако, что многие кадеты не любили его,-и за что же? за то, что он имел обыкновение усовещевать и делать назидательныя наставления, а не прямо, по обычаю других, класть на скамейку: это многим не нравилось, в особенности "старым кадетам “, которые обыкновенно говорили: "ведь мы не барышни “. Прошу покорно угодить на вкус воспитанников тогдашняго времени!“

Со вступлением на престол Императора Николая Павловича и с назначением главным директором генерал-адъютанта Н. И. Демидова, быт воспитанников несколько изменился к лучшему.