Судьба чинов персонала Корпуса.

Большинство воспитателей и преподавателей Корпуса не эвакуировались с кадетами в сентябре 1944 года, а остались на своих насиженных местах. Судьба этих немолодых уже людей, посвятивших свою жизнь воспитанию кадет, оказалась печальной, а в некоторых случаях и трагической. Одна из причин такого промедления заключалась в том, что оккупационные власти вели ложную пропаганду о ненужности эвакуации ввиду стабилизации фронта. Столь безответственное поведение областного начальства не только ввело в заблуждение семьи персонала, но и привело к гибели всего Корпусного имущества.

Советская армия вошла в Белую Церковь в воскресенье 1 октября 1944 года настолько неожиданно, что цыгане приграничного села Кусич приветствовали входящие колонны возгласами «Живео Краль Петар!», и советскому командиру пришлось довольно долго разубеждать восторженных селян, что это не королевская армия под эгидой Союзников, а Советская.

Наспех собранные из местных коммунистов банды «партизан» со свеже нашитыми красными звездами и с разнокалиберным оружием, появились в городе значительно позже.

Дней через десять начал действовать СМЕРШ, и среди первых арестованных оказались местный судья Петр Волошинов и председатель русской колонии ген. Генералов. Югославянские граждане были переданы прибывшим вскоре титовским комиссарам, которые уже в середине ноября расстреляли 50 арестованных якобы в отместку за подобную же казнь сербских заложников со стороны немцев годом ранее. В списках, которые были расклеены по всему городу, среди казненных значились: Потапов, Хлодовский, Лавров, Генералов и другие. Их останки закопали на скотском кладбище южнее Рудольф-парка вдоль реки Неры.

Если бы титовцы продолжили свою расправу с невинными людьми тем же способом, то установить списки убиенных воспитателей было бы сравнительно легко. Но тут вмешались начальники НКВД, которые сделали выговор своим ученикам в ОЗНА и объяснили, что так не обделывают подобные дела, не объявляют имена во всеуслышание, а ликвидируют врагов тайно.

Поэтому все остальные преступления партизан в Белой Церкви остались нераскрытыми.

Известно только, что в начале декабря вышел приказ всех местных немцев и русских эмигрантов сослать в концлагерь. Но перед этим им велели явиться на суд «тройки» партизан. Возглавлял ее преподаватель Сербской Гимназии в Белой Церкви, Светолик Суботич, впоследствии ее Директор, а вторым членом был назначен полуцыган из села Кусич, Пера Белобабич, будущий начальник тюрьмы и концлагеря в Белой Церкви.

В явочном зале был поставлен стол, мимо которого должны были проходить арестованные и под угрозой расстрела класть все наличные драгоценности, как то, кольца, браслеты, цепочки, часы и т.п. Дошла очередь и до преподавателя французского языка, полковника В.А. Скалона. У него на руке было обручальное кольцо, которое он с пальца снять не мог. Понимая безвыходность положения, полковник Скалон сказал партизанам: «Если хотите отобрать у меня это единственное воспоминание о моей жене, отрубите палец».

Члены «тройки» переглянулись, но рубить палец не посмели.

Весьма вероятно, что по-началу пожилые мужчины и женщины русской колонии были размещены в здании Корпуса против ж.д. станции и там, по инициативе подполковника Филимонова, из гимнастического зала в спальни были перенесены кованные матрацы, чтобы не спать на голом полу. Но ввиду того, что армиям требовались казармы, все заключенные вскоре были переведены в городскую тюрьму, где отделили мужчин от женщин. Отношение к заключенным ухудшилось, и многие больные старики лежали без медицинской помощи. Стоял декабрь месяц, а помещения не отапливались.

В один из вечеров, а именно, в Сочельник 1945 года в камеру вошли партизаны и, ругая заключенных за то, что у них спертый воздух, приказали открыть окна, вымыть пол, постелить чистую солому, а окна оставить открытыми на всю ночь, пока пол не высохнет. Продолжая издеваться над узниками и выкрикивая бранные слова, стражники поздравили всех с Рождеством, пожелав им «сречно Баднье вече».

В ту ночь многие из заключенных простудились и вскоре умерли.

Однажды ночью в помещение вошли вооруженные «кноевцы» (Корпус народной обороны), разбудили всех заключенных и стали вызывать по списку. Среди уведенных был преподаватель В.Н. Кожин, капитан М.Т. Кныш и капитан Борис В. Шестаков. О них больше никто ничего не слышал. Очевидно, в этот же период были расстреляны и другие офицеры воспитатели. По некоторым сведениям кап. В.К. Страдецкий и кап. М.Т. Кныш были вывезены в СССР. Несколькими неделями позже в лагере села Шушара покончил с собой преподаватель математики Д.Д. Данилов, повесившись на своем ремне.

Только через 10 лет, когда супруге капитана Шестакова потребовались некоторые сведения о ее муже, чтобы получить пенсию, она обратилась к Белоцерковским властям (ОЗНА или УДБА) и объяснила, что получение пенсии будет зависеть от того, жив ли ее муж, пропавший без вести. И тогда она получила ответ, что капитан Шестаков вместе с другими русскими был выведен из тюрьмы в Белой Церкви и расстрелян где- то по дороге в Вршац.

Выжившие и пережившие все издевательства и пытки и выпущенные на «свободу» офицеры воспитатели были буквально выброшены на улицу без работы и без пенсии. Некоторые вынуждены были работать чернорабочими на складах или продавать на улицах газеты. Среди них оказались полк. И.П. Трофимов, подполк. Н.Е. Филимонов, подполк. Н.Е. Карпов, преп. Е.И. Козырева, и преп. рисования Н.И. Александров, который, кстати, утаил от своих мучителей, что у него сохранилась семейная табакерка.

(Составлено на основании Бюллетеня Белградских кадет и по воспоминаниям свидетелей и узников брозовских тюрем и концлагерей).

Жизнь педагогов, покинувших Белую Церковь до эвакуации Корпуса, сложилась несколько иначе. Когда Красная Армия вошла в Белград, то НКВД сразу арестовал по спискам всех чинов Русского Обще-Воинского Союза, а также членов Национально-Трудового Союза. Среди последних оказался и Олег Кожин, «Солнышко», сын преподавательницы русского языка, Марии Мечеславовны Кожиной. Он, как молодой, подававший большие надежды, археолог, надеялся «оправдать» себя, добровольно отправившись отбывать трудовую повинность в лагерь рудника Бор во время немецкой оккупации. Однако этот политический прием не произвел впечатления на чекистов. Олег Кожин был арестован, и мать ему некоторое время носила передачи на Баньицу, известную русским эмигрантам, казарму, обращенную в тюрьму. Через несколько недель матери сказали, чтобы она больше не приносила посылок: ее сын расстрелян. При этом известии Мария Мечеславовна упала в обморок и сломала ногу. Вскоре, после такого удара судьбы, она подверглась операции, в результате которой ей заменили один, затронутый раком, глаз стеклянным. Частично веря, что ее сын не расстрелян, а находится в СССР, а частично из боязни потерять работу в гимназии, Кожина даже избегала ходить в церковь, хотя смерть стояла уже у нее за спиной. Похоронена она на русском участке «Новог Гробля» в Белграде весной 1952 года.

(Составлено по воспоминаниям Миливоя Секулича, XXII выпуска).

К счастью, во всей этой трагической истории есть и светлая сторона. Когда старые кадеты узнали о судьбе своих воспитателей и когда политический террор в Югославии немного ослаб, со всех концов света полетели в Белую Церковь деньги, посылки и бодрящие письма, полные сыновней преданности. Но память о воспитателях и преподавателях была окончательно увековечена Памятником на кадетском участке кладбища в Белой Церкви. Собрав останки нескольких однокашников, кадеты, проживающие в Югославии, при технической и материальной поддержке членов Кадетского Объединения в Нью-Йорке, установили этот Памятник 3 июня 1986 года, а освятили его 9 октября 1987 года.

 

Памятник офицерам, преподавателям и воспитателям 1-го Русского Великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса, расстрелянных в 1944 г.