Деревянный крест, чугунное забвение Анны Родионовой

В глухую ночь на Воскресенской

В большом каменном доме на Воскресенской заведен был строгий порядок: на каждую ночь назначался дежурный караульщик от лихих людей - проверять крюки и запоры да следить, чтобы не остался непотушенным какой огонь, храни Бог от пожара! Назначались караульщики из дворовых людей по очереди. И вернее всего для задуманного было дождаться своей очереди караула. В середине декабря, когда очередь Платона подошла, погода установилась такая морозная, да такая полная взошла луна, что дежурный вздрагивал от каждого скрипа под окнами, от каждого посвиста полозьев. Правда, извозчики на Воскресенскую заворачивали редко: здесь в Казани жил народ основательный, богатый, со своими экипажами.

Более всего Платону досаждал яркий фонарь луны. Но заполночь небо заволокло, сделался ветер, завил снежок, и на город упала тьма. Платон выглянул в окно, перекрестился в ту сторону, где Воскресенская церковь, а пальцы не складывались от трясучки в троеперстие, все какой-то кукиш получался. Нашарил штоф водки, выпил залпом, выдохнул. Достал из-под лавки припасенный с вечера топор, прошелся по первому этажу, запер снаружи все людские помещения, чтобы кто ненароком не выскочил. Перехватив покрепче топорище, двинулся по лестнице наверх, в господские покои, где давно уже должна была почивать старуха хозяйка. Что же, во сне и смерть принимать легче.

Платон рванул дверь прихожей и... обмер: глухо звякнул изнутри крюк. Заперто! Не ожидал этого караульщик, да что теперь! Не смущаясь шумом, стал ломиться, поддевать дверь топором. В щелочку мелькнул свет. Проснулась? Ну, да ей же хуже! Но голос из-за двери раздался мужской: "Кто там?" Платон, помедлив, назвался. Дверь распахнулась, и в тот же миг личный секретарь Анны Николаевны Родионовой Алексей Иванов, засидевшийся за перепиской ее благодарственного письма императрице и решивший, что караульщик ломится в господские покои не иначе как по причине пожара, получил топором по голове. Но то ли в потемках Платон не разглядел хорошо, то ли дрожь в руках не унялась, только удар пришелся вскользь. Обливаясь кровью, Алексей крикнул на помощь брата Александра. Тот выскочил в одном исподнем, вдвоем набросились на караульщика, вырвали топор, связали, послали за полицией.

Было следствие. На нем Платон заявил, что совершал злодейство не по собственной воле, а будучи подкупленным. Однако наотрез отказался назвать "заказчика", чем поставил в тупик казанских мастеров сыска. Тут бы весьма пригодился следователь Порфирий Петрович, пробудивший совесть у убийцы сразу двух старушек, однако он еще не был сочинен писателем Достоевским, а сам Достоевский бегал еще в коротких штанишках.

Так и осталась сия тайна не раскрытой. А старушка Анна Николаевна, потрясенная случившимся, впала в нервную горячку, прометалась в бреду полторы недели и преставилась аккурат под Новый год на 76-м году. Не успев должным образом дооформить завещание. По нему бы уже все целиком, а не только сам дом и имение, отходило казне на устройство в Казани института благородных девиц. А так безутешно рыдающий внук Лука Павлович Родионов, проигравшийся отставной штаб-ротмистр, живущий в доме бабки из милости и безропотно сносивший ее презрительное отношение, получил в наследство деревню Обуховку (ой-ей-ей какое "топорное" название!), 39 тысяч 305 рублей наличными деньгами, дорогие иконы, зеркала, ковры, постели, библиотеку, экипаж, лошадей, столовое серебро, винный погреб с лучшими винами и английскими портерами. Всего выходило тысяч этак на 200. А не свихнись бабка в пользу казны и каких-то благородных девиц, быть бы Луке Павловичу миллионером. Но, с другой стороны, успей бабка довершить завещание, и этих-то 39 тысяч, лошадей, экипажа, винного погреба не видать отставному штаб-ротмистру как своих ушей.

3 января 1828 года Анну Родионову похоронили, но еще до похорон императрица получила срочную депешу о ее смерти и тотчас сообщила о сем императору, представив на утверждение супруга Николая I проект об учреждении в Казани особого совета, наблюдающего за соблюдением завещания Анны Николаевны Родионовой и организацией Родионовского института. Государь наложил резолюцию "Совершенно согласен". И не успел на месте последнего упокоения Родионовой осесть могильный холмик, как таковая комиссия была создана. Председателем ее стал губернатор Розен, членами - попечитель университета М.Н.Мусин-Пушкин, предводитель губернского дворянства Еремеев, душеприказчик Вишняков.

Да кто же такая она была, провинциалка Анна Родионова, что из-за нее беспокоились царствующие особы, суетились губернаторы и предводители?

Сирота казанская, полковничья вдова

C картины А.Пиотровского "Портрет помещицы Родионовой"

Хотя и была Родионова казанской жительницей и упокоилась на казанской земле, но родилась в Калужской губернии в богатой семье Нестеровых. Матери лишилась рано. Отец был игрок, проигрался в пух и прах и вскоре умер. Малолетнюю Анну, ставшую круглой сиротой без средств, приютил дядя, казанский помещик князь Василий Тенишев. Когда девушке минуло 18 лет, быстренько приискал ей жениха - пожилых годов вдовца-полковника Ивана Александровича Родионова. Да с сыном еще от первого брака. Анна согласилась. Жизнь под чужим кровом была для нее не сахар, да и отказываться тогда было не принято. Сыграли свадьбу. Молодая жена подарила полковнику сына и двух дочерей. Супругой была верной, хозяйкой рачительной. Жизнь катилась в мире и довольстве. Казалось, Бог вознаградил Анну за сиротство и послал ей тихую пристань.

Но грянул 1774 год. Емельян Пугачев со свои войском, руководимым казанским уроженцем подпоручиком Минеевым, придвинулся вплотную к городу, где держали его когда-то на цепи, и стал лагерем на Арском поле в размышлении, решиться ли на взятие. Костры пугачевцев видны были с крыши полковничьего дома на Воскресенской. Несколько дней и ночей горели, словно в раздумье, костры. Но подпоручик Минеев твердо обещал успех. И Пугачев двинул войско. Казань была залита кровью и на три четверти сожжена. Однако несколько дней пугачевского раздумья спасли жизнь не одной сотне человек, которые, спешно бросив все, бежали из города. Бежала с детьми и Анна. А так не быть бы им живыми - свидетели событий писали, что пугачевцы убивали не только дворян, но и "похожих на дворян людей".

Воскресенская церковь в Казани в конце XIX века

Полковник Иван Александрович Родионов, оставшись защищать Казань, принял мученическую смерть: его, спрятавшегося под престолом Воскресенской церкви, выволокли на паперть, там и убили, истязая, под конец привязав к конскому хвосту. Обратились при этом к зевакам: "Нет ли здесь его крестьян?" Нашелся один - Никита Макаров. Вручили ему кнут: "Постегай своего барина!" Увидел Никита, что барин уже Богу душу отдал, но стеганул два-три раза. После утверждал, что только по принуждению.

Вернувшись с детьми в сожженный и разграбленный, как и вся Казань, дом, 22-летняя вдова стойко приняла очередной удар судьбы. Несмотря на то, что не простила стегания кнутом мертвого мужа, крестьян своих в каторгу не отдала. Она их заставила в поместье грех отрабатывать. Сама Екатерина II прислала ей, прослышав о ее беде, несколько бриллиантов в подарок да повелела казанскому военному губернатору князю Ивану Степановичу Мещерскому принять молодую вдову на особое попечение. Однако становиться на ноги на пепелище казалось задачей непосильной. Не могла она вести жизнь попрошайки или бедной родственницы. Замуж выходить повторно не собиралась. Да и кто возьмет с тремя-то детьми? И тут Анна Родионова сделала шаг, круто повернувший всю ее жизнь. Она пошла за советом и помощью к казанскому митрополиту Вениамину.

Митрополит советует: "На Бога надейся, сама не плошай!"

Почему Анна обратилась именно к этому человеку, а не к дяде своему, скажем, или к родственникам мужа? Вениамин ходил в друзьях ее покойного супруга. А может быть, расчет ее был тоньше?

Митрополитом Вениамин стал только вот-вот. А еще недавно, будучи архиепископом, он сидел в казанской темнице под крепкой стражей. По доносу его обвиняли в... переписке с самим Пугачевым. Был ли тот донос полностью облыжным, подкопом завистливых недоброжелателей - нам сие неведомо. Но достоверно известно: писать архиепископ умел убедительно. Из темницы он исхитрился отправить письмо Екатерине II. Письмо дошло до адресата и было прочитано. Вениамина тотчас освободили. И не только. Императрица повелела возвести его в сан митрополита. И теперь он никуда, даже на службу не отправлялся иначе как в запряженной четверкой карете "берлин" с кучером в немецкой ливрее, шляпе и с длинным бичом. Мол, знай наших. И накося, выкуси!

Мог ли такой человек, обвиненный в содействии убийце своего друга, да еще на церковной паперти, отказать его вдове в помощи? Если таков был тонкий расчет Анны Родионовой, то он был безошибочен. И вряд ли ей приходила тогда мысль, смущающая ум автора этих строк два с лишним столетия спустя: ведь с какого-то боку Пугачев Екатерине был вроде полезен? Взошедши на престол через убийство своего мужа императора Петра III, Екатерина не могла избегнуть недовольства в определенных кругах, особенно обойденных милостями переворота. Наверняка в стране роптали об убиенном благодетеле Петре. И вот пожалуйста - воскрес благодетель! И стал вешать дворян направо и налево, заливая страну кровью, превращая мечтания о Петре III в золу и пепел, заодно освобождая императрицу от репрессий по отношению к недовольным, позволяя ей оставаться милостивой и милосердной, да и очищая посредством виселиц вакансии для ее протеже. Поистине, если бы Пугачева не было, Екатерине следовало бы его выдумать...

Ну, так или иначе, но обвиненный в переписке со злодеем Вениамин, которого императрица реабилитировала заочно и мгновенно, никак не мог отказать в помощи вдове растерзанного пугачевцами друга. Анна явилась за советом и получила его. Совет неожиданный, но ясно показывающий, как высоко ценил митрополит деловые качества молодой вдовы, волю ее и характер. Вениамин посоветовал ей... заняться разными промыслами. И прежде всего рыбным.

Были до этого на Руси и Марфы-посадницы, и ученые дамы, хоть та же княгиня Дашкова. Но, кажется, никогда еще не случалось, чтобы женщина одна, без мужчины занялась каким-либо предпринимательством. Вениамин порекомендовал Анне откупить у казны рыбные промыслы на Волге и Каме. Кроме совета, дал вдове на эти цели 15 тысяч рублей.

Умен был митрополит. Просто помочь деньгами? Тогда придут и во второй раз, и в третий... А так пусть даже и не выгорит дело, но второй раз сунуться за помощью человек посовестится, поскольку сам и виноват. Не ручаемся, что именно такие соображения руководили митрополитом, но не исключаем, что и такие тоже. Широк человек, глубок и безбрежен. И уж во всяком случае не одноэтажен в мыслях.

Анна не соблазнилась накупить детишкам либо себе обнов на все тысячи. Ни мебели, ни даже постелей в сгоревший дом не приобрела, а вбухала все денежки в откуп промыслов. И дело пошло! Конечно, не само по себе: за каждой рыболовецкой артелью молодая вдова наблюдала лично, сама снаряжала обозы с осетром и стерлядью в первопрестольную и северную столицы. А покупать столицы были очень даже не прочь. Осетров там подавали на серебряных подносах, стерлядь - на серебряных же блюдцах да украшенными свежей зеленью хоть в самые трескучие морозы. Ну, и платили соответственно. Разумеется, рыбой от Родионовой торговали и в Казани. Скоро Анна Николаевна не только сумела вернуть долг митрополиту, но и отстроила заново сгоревший дом, обставила его, обзавелась выездом и стала потихонечку приобретать имения в Казанской и Симбирской губерниях. Во владения сыну и пасынку, в приданое дочерям.

Тут уж и у самой женихи объявились, и во множестве. Однако Родионова дала всем от ворот поворот. Часто ходила на могилу к мужу, выстроила рядом часовню, подолгу сиживала там. Жила скромно, не терпела роскошных нарядов, ходила неизменно в черном или белом платье, повязывалась простым белым платком. Хотя была, как свидетельствуют ее современники, недурна собой: "...имела рост средний, лицо белое, глаза серые, нос умеренный и прямой, волосы русые, походку твердую, твердый тенор, а взгляд - строгий".

В пище Анна Николаевна была "весьма умеренна", но добрых знакомых любила угостить обильным столом с редкими винами. Сама же алкогольных напитков не употребляла, только английский портер. Его же и пила, наверное, на свадьбах дочерей. Старшая, Наталья, выдана была не за кого-нибудь, а за губернского предводителя дворянства. Мужем младшей, Татьяны, стал "всего лишь" штабс-капитан. Но и здесь Анна Николаевна на приданое не поскупилась: ни в чем молодые не нуждались. Не забыла Родионова оделить и мужнину родню. Да и не только на родных распространялась ее щедрость. Помогала совершенно чужим нуждающимся людям. Неожиданно, вдруг находили они пакет с ассигнациями или короба с провизией в сенях поутру. И терялись в догадках: откуда? Анна Николаевна предпочитала творить добро втайне, по слову Завета.

Едва ли была предпринимательница шибко образована, хотя книги читать любила. И значение образования понимала вполне. Когда хотела отблагодарить за службу своего старого дворецкого Ивана, то позаботилась, чтобы его сыновья Алексей и Александр стали людьми грамотными. Кстати, они-то и спасли Анну Николаевну от топора убийцы. (Вот как иногда причудливо аукается добро!) Учились Алексей с Александром настолько успешно, что сами стали учителями. А Алексея впоследствии Анна Николаевна взяла к себе в секретари. Он вел все ее деловые бумаги, переписку. Ему она и продиктовала в декабре 1823 года письмо к вдовствующей императрице Марии Федоровне с прошением - позволить пожертвовать имение и каменный дом, а также имение умершей дочери Татьяны на учреждение в Казани, по примеру Санкт-Петербурга и Москвы, института для бедных благородных девиц.

Тут возникают два вопроса: с чего это старушка, у которой оставалось еще много родственников, которых она могла осчастливить завещанием, решила облагодетельствовать казну? И второе: почему понадобилось для этого обращаться в царствующий дом? Не достаточно ли было составленного по всей форме завещания?

О мотивах решения учредить на свои деньги женский институт остается только догадываться. Может быть, за ним - просто желание оставить память о себе внушительным и зримым добрым делом. Не исключено, что имел место разлад с родней, в которой Анна Николаевна не видела достойных наследников. Однако, скорее всего, ее побудила к такому решению память о собственном сиротстве, о жизни под чужой крышей, из чужой милости. А если и посещала Анну Родионову при этом мысль оставить после себя след на земле, так нет в этом ничего зазорного, всех рано или поздно такая мысль посещает. Что же касается родни, то, видимо, Анна Николаевна сочла, что она уже всех достаточно обеспечила, вплоть до пасынка и родственников мужа. Что было чистой правдой. Что же касается подачи прошения на имя вдовствующей императрицы Марии Федоровны, которая управляла учебными заведениями России, то все станет ясно, когда узнаем, какая суета началась вокруг завещания Родионовой еще при ее жизни.

Племянник дочери Татьяны полковник Мергасов, узнав о намерении Анны Николаевны, немедля подал на старушку, выжившую, по его мнению, из ума, иск в суд. И выиграл дело. Представьте, что при этом не было бы благосклонной резолюции вдовствующей императрицы на прошении Родионовой. Дело для нее запросто могло бы кончиться желтым домом.

Убедившись в недостаточности августейшей защиты своему завещанию, проницательная Анна Николаевна обратилась еще и к доктору права, ректору Казанского университета Гавриилу Солнцеву. И правильно сделала. Уже после ее смерти Солнцев повел дело по завещанию Родионовой в пользу казны так умело, споро и жестко, что безутешный внук Лука Павлович сгинул с глаз долой и только изредка появлялся, смиренно клянча у комиссии по наследству бумаги бабки, якобы необходимые ему, чтобы отстаивать права на свое имение в тяжбе с соседями. Комиссия благодушно выдавала просимые бумаги. Так продолжалось два года, пока не лишилась комиссия всех необходимых ей бумаг. И тогда отставной штаб-ротмистр Лука Родионов вчинил иск в Лаишевском уездном суде о признании завещания бабки незаконным и недействительным.

В России женщины-ученые пророкам даже не нужны

Да что взять с отставного картежника Луки Павловича, никак не желающего проникнуться нуждами женской эмансипации в России, если даже гиганты мысли, поэты и пророки этой самой России в данном вопросе жутко отставали от требований времени!

Александр Пушкин, будучи в Казани, гостил у Карла Фукса, который коротко приятельствовал с Гавриилом Солнцевым. Не мог Фукс не поведать родионовской истории Александру Сергеевичу, собирающему материалы о пугачевском бунте. Вот ведь упомянут в пушкинских записках архиепископ Вениамин, да и отголоски судьбы Анны Родионовой, по сути еще раз осиротевшей в кровавой пугачевщине и обласканной Екатериной, как-то, видимо, преломились в сюжете "Капитанской дочки". Но Пушкин и ограничился этой, как сейчас бы сказали, мелодрамой. Тернистая же стезя становления женского образования его, вероятно, не вдохновила. Женщина у Александра Сергеевича по традиции "резвой ножкой ножку бьет", "торопит миг последних содроганий", ну, является еще "как мимолетное виденье, как гений чистой красоты". И довольно с нее.

Но разве один Пушкин? Иван Сергеевич Тургенев много позже, когда эпоха, кажется, довольно уже созрела для восприятия новых веяний, высказался по образовательному женскому вопросу своей эмансипе Кукушкиной - девицей мало опрятной, смолящей папироски и беспрерывно порящей ахинею. А великий Федор Достоевский? Подбивая клинья к Анне Корвин-Круковской, провидец не разглядел рядом с нею ее младшей сестры Софьи, тогда по уши влюбленной в знаменитого литератора. А ведь речь о будущей Софье Ковалевской! Выходит, интересовали Федора Михайловича в женском вопросе вовсе не математические способности. Настасья Филипповна, Грушенька, Сонечка Мармеладова - вот его героини. Но мы отвлеклись...

Лаишевский уездный суд как-то вдруг проникся горькой судьбой отставного штаб-ротмистра и иск удовлетворил. Однако и Гавриил Солнцев не дремал на страже казенных интересов. Комиссия по родионовскому наследству подала протест в Гражданскую палату. Гражданская палата решение уездного суда отменила. Однако Лука Павлович был орешек далеко не простой. Он накатал письмо прямо государю-императору Николаю I. И письмо дошло. Вот какая была на Руси в те времена демократия! Лука Павлович, поскольку Гражданская палата запретила ему подавать по этому делу какие-либо иски, вопиял о высшей справедливости. Вопиял, надо сказать, с ехидцей и подковыркой. "Нельзя предположить, - писал он царю, - чтобы бабка моя вознамерилась на разрушение благосостояния законного наследника, оставив себе памятник общественным заведением, для учреждения каковых правительство не оскудело в средствах более справедливых".

Государь прочел все ехидцы и подковырки, а на полях письма начертал: "Иск разрешить". Высочайше ободренный, Лука Павлович тотчас апеллировал прямиком в Сенат. И справедливость восторжествовала. Сенат не только признал Гражданскую палату полностью правой, но и истребовал с Луки Павловича штраф "за неправильную апелляцию" в размере 32920 рублей. Так что отставной штаб-ротмистр и игрок вынужден был раскошелиться.

Деревянный крест

Казанский Родионовский институт благородных девиц.

Фотография 1913 года.

После десятилетней тяжбы, в 1841 году Родионовский институт был наконец торжественно открыт. В 1891-м не менее торжественно праздновали его полувековой юбилей: с речами, шампанским, мороженым и танцами. По этому случаю нашли время посетить и могилу Анны Николаевны близ Воскресенской церкви, где она завещала похоронить себя рядом с мужем. Торжественно-кладбищенская делегация ужаснулась, обнаружив вместо ожидаемого памятника простой, давно уже подгнивший деревянный крест на могильном холмике. Да и тот, как оказалось, поставила не родня Анны Николаевны, а доктор права, губернский прокурор Гавриил Солнцев. На свои деньги. А у казны, видать, случилась, как всегда, очередная нехватка средств.

Чугунное забвение

Юбилейная комиссия тотчас постановила водрузить на могиле Родионовой достойный памятник. И, кажется, сей памятник даже установили. Но потом была затеяна реконструкция старой Воскресенской церкви, потребовалось дополнительное место, памятник снесли, а новый храм воздвигли прямо на костях Анны Николаевны. Городские власти утешились и утешили других тем, что Воскресенская церковь и есть лучший памятник Родионовой.

Но тут подоспела революция. Благодарный народ стал сшибать храмы, как мухоморы в лесу палкой. Со временем сшибли и Воскресенскую церковь. И в каком месте покоятся кости Родионовой, сейчас, пожалуй, никто уже не скажет.

Здание Родионовского института благородных девиц уцелело.

Теперь там Казанское суворовское училище. Тоже учреждение в высшей степени благородное.

Но как будет смотреться на его стене посвященная А.Н.Родионовой мемориальная доска? А память ее отметить надо, она того заслужила.

Владимир ЛАВРИШКО.

P.S. Автор выражает признательность за помощь в подготовке этого очерка работникам Государственного объединенного музея Татарстана Гузели Хамзовне Еникеевой, Людмиле Евгеньевне Похвалинской, Нине Гарифовне Беловой.Репродукция Н.Курамшина, открытки из собрания А.Дубина.