Начальники Казанского суворовского военного училища  

Александр Анастасин (24 вып.)

Генерал Смирнов

- Товарищ генерал, сегодня температура ниже 20-ти градусов, необходимо сокращать время пребывания суворовцев на плацу,- засуетился начальник учебного отдела, докладывая начальнику училища.

Микрофон на трибуне не был выключен, поэтому нам, стоящим на плацу, был слышен весь диалог.

- Не замерзнут, не итальянцы под Сталинградом, - ответил генерал-майор Смирнов подполковнику, а затем, прокашлявшись, уточнил, включен ли микрофон.

Теперь уже, оглядев строгим взглядом старательно выровненные ротные коробки, а их было шесть, генерал своим раскатистым басом сообщил:

- Казанские суворовцы – не мимозы!, - он часто употреблял это сравнение нас с мимозами, - не замерзнут! Казанским суворовцам не страшны никакие морозы!

- Товарищи командиры рот! Разрешаю клапана шапок завязать на подбородок, - продолжает он.

- Завязать шапки! - повернувшись к строю командует командир роты подполковник Попов.

Все понимали, что генеральское «разрешаю» означает «приказываю».

Мы начинаем суетливо перекомпоновывать головные уборы, так как до этой команды шапки у всех были завязаны «по-лыжному», на затылок. Пальцы мерзнут на морозе, не слушаются.

- Первая, третья, пятая и все нечетные шеренги! Кру-Гом! – командует майор Сандлер, командир первого взвода, - завязать шапку стоящему напротив товарищу!

Мы завязываем друг другу шапки.

Наконец все процедуры завершаются. Генерал уже нетерпеливо кашлянул, давая понять, что кто-то там слишком долго возится.

Начальник училища, генерал-майор Смирнов Александр Павлович, фронтовик, прошедший пекло войны, и Сталинград, и другие сражения. Был ранен. Лицо его обезображено (украшено!) шрамами.

Он не блефует, когда утверждает, что казанские суворовцы не боятся морозов. Дело в том, что он тщательно следил за тем, как одеты суворовцы и знал, что из этих шести сотен мальчишек никто не свалится с воспалением легких или с обморожениями после таких вот тренировок.

- Товарищ генерал, не положено по нормам снабжения, - пытался возражать начальник тыла училища подполковник Желудь, когда генерал потребовал на период сильных холодов выдавать суворовцам двойной комплект белья.

- Нас под Сталинградом одевали не по нормам, а по погоде, - парировал генерал, - решайте вопросы, на то Вы здесь и поставлены.

О-о-о-о!!! Как это было круто!!! Одеваем после бани новенькое летнее белье, а поверх него новенькое байковое мягкое теплое зимнее. Не замерзнем. Но не это самое главное. Самое главное – ноги. От того как обут солдат или суворовец в первую очередь и зависит его боеспособность.

- Если там какие-то ... люди составляют эти нормы снабжения, совсем не значит, что Вы, товарищ подполковник, должны как фельдмаршал Паулюс их слепо соблюдать, - опять выговаривал он Желудю.

Речь шла об обуви. По нормам снабжения суворовцы должны ходить в ботинках, а сапоги нам полагались только для полевых занятий на период нахождения в лагерях. В ботиночках с носочками на плацу в казанские зимы – это гарантированный повальный грипп, воспаление легких и обморожения.

Генерал твердо знал, что такое сапоги и что такое портянки.

Поэтому нам выдали офицерские юфтевые сапоги, тяжеленые, на толстой подошве и двойной комплект портянок – летние и зимние. Форменные брюки с лампасами генерал вопреки всяким иным мнениям разрешил (значит, приказал) не заправлять в сапоги, а выпускать их поверх голенищ. Так, во-первых, красиво (лампасы!), а, во-вторых, даже и не заметно, что рота стоит на плацу не в ботинках, а в сапогах. А в сапогах с двойными портянками можно и в минус сорок чувствовать себя комфортно. Байковые портяночки. Ноги как в раю.

Портянки. Это гениальное изобретение, смысл которого недоступен всевозможным умникам, экспертам, консультантам и аналитикам. Студент, не имеющий понятия, что такое портянки, возглавивший Минобороны России, отменил (он отменил!) портянки в армии. Теперь бойцы, обутые в носочки, которые не обладают целым рядом незаменимых свойств портянки, просят высылать в войска женские прокладки. Прокладки приходится подкладывать в ботинки, чтобы они впитывали пот и как-то немного компенсировали глупость министра обороны.

Вообще гражданские ребята и, особенно, их мамаши, всегда с ужасом думали о том, что если вдруг мальчик попадет в армию, то не сможет намотать портянки. Согласен, это непростая наука. Тут нужен интеллект. Это вам не в офисе на стульчиках кататься. Теперь министр избавил их от этого ужаса, потому что сам не нюхал портянку. Солдаты щеголяют теперь в дырявых носках. И это в условиях нашего климата. Да они и не ропщут, потому что не знают, что может быть по-другому. Притерпелись, привыкли, приспособились. Но я отвлекся.

Вот поэтому начальник училища, обводя суровым взглядом парадный расчет, имел право нарушить и другие инструкции, придуманные кем-то не для таких, как генерал Смирнов и не для таких, как казанские суворовцы.

Проходим торжественным маршем уже четвертый раз. Начальник училища делает замечания – нарушена дистанция, нет равнения в шеренгах. Сам он в генеральской папахе, которая лишь слегка прикрывает кончики ушей, не боится мороза.

- Проходим на зачет! - наконец сообщает он, чтобы подбодрить подуставшую публику.

- Оркестр! Прощанье Славянки! – раскатывается его громовой бас. Вот откуда срисовал картинку режиссер фильма «72 метра».

- К торжественному маршу! Поротно! Первая рота прямо! Остальные напр-р-р-ра- Во! На одного линейного дистанции! Равнение направо! Шагом! Марш!

Хрум-хрум-хрум, - шлепают сапоги по замерзшему плацу.

Генерал больше не делает замечаний, подхваливает нас.

- Хорошо, первая рота. Хорошо, третья рота.

Александр Павлович Смирнов – это был первый генерал, которого каждый из нас, суворовцев, в своей жизни встретил вот так, что называется живьем. Его, конечно побаивались. Побаивались и офицеры, и преподаватели, и все другие, кто работал в училище. Что уж говорить, про нас, пацанов. Он действительно был суров. Вот тут как раз и уместно будет добавить хрестоматийное – «но справедлив». Понятие справедливости было возведено им в неколебимую и наивысшую ценность. И мы это могли ощущать всегда и везде. Он мог долго и тщательно выяснять причины, по которым тот или иной суворовец представлялся педсоветом училища на исключение за неуспеваемость или недисциплинированность. Он знал каждого двоечника в каждой роте и лично с каждым разбирался по нескольку раз, вызывал к себе в кабинет, приглашал преподавателей и никогда не рубил с плеча. Всех потенциальных медалистов тоже всегда держал в поле зрения и лично прощупывал их уровень.

В то время я, например, не знал, что Александр Павлович до пехотного училища успел закончить педагогический институт. (Учись, студент, генералом будешь!)  То есть, он был профессиональным педагогом и мог разговаривать с преподавателями на одном языке. Нас удивляло, когда начальник училища периодически проводил диктанты, на выбор, с теми или иными взводами, и лично проверял тетради.

За время учебы каждый суворовец имел минимум две личных беседы с начальником училища. Он тратил огромное количество времени на эти беседы, понимая, насколько это важно для нас. Более шестисот суворовцев в училище, и с каждым. С каждым! Он беседовал лично не менее двух раз за время его обучения. Только потом, позднее, закончив училище мы осознали, какая нам выпала великая удача попасть под знамя боевого генерала, фронтовика, Смирнова Александра Павловича.

Он и вправду сумел в каждого из нас вложить что-то такое, что оказалось очень нужным в последующей офицерской службе. Никакого нытья, никаких соплей, никаких послаблений – вот к чему приучил нас наш генерал, сам являясь примером для нас во всем. И всегда – забота о подчиненных. Сначала необходимо обеспечить, а потом требовать. Выводить на мороз плохо одетых подчиненных – преступление.

Мы благодарны своей судьбе, что с первых же шагов нашей военной службы нам встретился именно он, генерал-майор Смирнов Александр Павлович.
Вот такие строки я посвятил нашему генералу:

Больше таких не было ни в СССР, нет и в современной России.