ГЕОГРАФИЯ

В этом курсе подробно изучалась география России, физическая и так называемая математическая география.

При изучении географии России обращалось внимание на плотность населения и характер его расселения, размещение промышленности, возможности использования сырьевых ресурсов для снабжения армии, наличие транспортных путей, прохождение сухопутных и морских границ. Территория страны разделялась на европейскую и азиатскую и изучалась в соответствии с этим (административное деление, население в различных регионах, его вероисповедание, крупные города и населенные пункты, промышленность и промыслы). Следовало также знать губернии и представлять значение городов в военном, промышленном и торговом отношении.

Физическая география включала общие сведения о поверхности Земли: ледники и вулканы, землетрясения, горы, равнины, тундра, болота, степи, пустыни, саванны; общие выводы о строении суши. Морское дно, приливы и отливы, морские течения и их значение. Круговорот воды, реки и озера; газообразная оболочка Земли, состав атмосферы; движение воздуха, ветры, облака, осадки; молния, гром, северное сияние. Климат, причины его изменения, средняя температура, флора и фауна, полезные ископаемые. Обзор географических открытий.

Математическая география включала общие представления о Вселенной: Солнце, звезды, планеты, движение Земли (суточное и годовое), движение Луны и ее фазы, солнечные и лунные затмения, широта и долгота, время счисления, старый и новый стиль.

ИСТОРИЯ

При изучении этого учебного курса от юнкера требовалось основательное знакомство с фактами отечественной истории, начиная с борьбы против татаро-монгольского ига. Считалось, что полезно сосредоточить внимание учащихся на тех событиях общей истории, которые были связаны с развитием русского государства. Рассматривались следующие темы:

Восточная Европа — славяне, финны, ливы. Первые русские князья. Крещение Руси. Правда Ярослава Мудрого. Общие сведения об удельной вечевой системе. Владимир Мономах. Новгородская община. Ливонский орден. Нашествие Батыя. Монгольское иго. Бедственное состояние Руси.

Юго-Западная Русь под владычеством Литвы. Даниил Галицкий. Образование литовского княжества. Гедимин, Ягелло и Витовит. Отношения между Литвой и Польшей.

Русские княжества в конце XIII — начале XIV века. Иван Калита и его сыновья. Дмитрий Донской. Куликовская битва. Распад Золотой орды.

Иван III. Распад удельно-вечевого уклада. Войны при Василии III с татарами и Литвой. Иван Грозный. Реформы и завоевания. Утверждение монархической власти. Смутное время. Появление самозванцев. Земской собор и избрание на царский престол Михаила Федоровича Романова. 

Польское влияние. Люблинская уния. Распространение католичества. Церковная уния. Брестский собор. Положение крестьян. Казаки.

Начало дома Романовых. Уложение царя Алексея Михайловича. Дела церковные. Присоединение Малороссии. Приговор о местничестве. Состояние Московского государства. Историческое значение самодержавия. Сословия, управление, войско, общественная жизнь и домашний быт, образование.                                     •

Отдельно рассматривался вопрос превращения России в империю.

Царствование Петра I, его реформы, борьба за власть. Походы Петра в Азов, действия русских войск во время Северной войны. Бироновщина. Внешняя политика в правление Елизаветы и Петра III. Царствование Екатерины II, основные направления внутренней и внешней политики. Первая русско-турецкая война, завоевание Крыма, подавление восстания Пугачева, возвращение России западных областей, восстание конфедератов, походы Суворова в Италию и Швейцарию.

Войны России со Швецией и Турцией во времена Александра I, присоединение к России Бессарабии и Финляндии. Отечественная война 1812 года, освободительный поход в Европу. Деятельность Венского конгресса и создание Священного союза.

Внутреннее положение страны — введение министерств, деятельность Государственного совета, реформы Сперанского, положение крестьян, появление полного Свода законов страны, положение о сословиях, принятое при Николае I. Войны с Персией и Турцией, восстание в Польше, уничтожение унии, войны на Кавказе, венгерский поход, Крымская война.

На характере преподавания истории в юнкерских училищах хотелось бы остановиться особо, так как вполне обоснованно считалось, что «изучение исторических факторов и событий, преимущественно отечественных, много помогает развитию познавательных способностей и, кроме того, может иметь благотворное влияние на нравственность, развивая у учащихся стремление к подражанию подвигам знаменитых людей и деятелей».

Руководство Главного управления военно-учебных заведений ориентировало преподавателей на то, что недопустимо сухое изложение материала, поскольку учащимся «нужны картины, писанные красками, и люди действующие, а не фигуры». Очень интересна с точки зрения современного восприятия следующая мысль: «Наша история должна развивать патриотические чувства, но без извращения истины, и не должна поднимать чувства кичливости, не должна возбуждать ни ненависти к иноземному, ни чувств веронетерпимости к другим вероисповеданиям, и потому она должна останавливаться долее на великих и отрадных явлениях, оставляя в тени все унижающее или оскорбляющее человечество и чувство народной гордости. Стремясь быть истинной и беспристрастной, отечественная история должна оставить в стороне все недоказанное или сомнительное».

При изучении истории рекомендовался положительный преподавательский опыт. Например, в Одесском и Виленском училищах для повторения отдельных разделов практиковалось написание юнкерами сочинений или обзоров на исторические темы. Преподаватели этих училищ, стремясь оживить свои лекции, пользовались выдержками из летописей Нестора, главами из произведений Карамзина и Соловьева, из трудов Милютина «Война 1799 г.» и генерала Богдановича «1812 год». А преподаватель Казанского юнкерского училища Мокриевич для большей живости и доступности включал в занятия чтение художественных произведений на исторические темы, например «Борис Годунов» Пушкина или «Смерть Ивана Грозного» Толстого. В статье, опубликованной и «Педагогическом сборнике»» за 1869 год, он отмечал, что при этом рассчитывал на то, что «подобные сочинения (хотя и не совсем верные в историческом смысле) своим высоким художественным достоинством произведут настолько сильное впечатление на ум учащихся, что в душе... останутся характерные черты выводимых на сцену деятелей; если затем и забудутся некоторые исторические факты, то общее впечатление останется надолго».

Много было споров в среде преподавателей истории об оптимальном соотношении тем из отечественной  и всеобщей истории. Военный   историк полковник Кропотов, например, считал, что преподавание истории для юнкеров должно быть четко ориентировано на потребность «будущего их поприща». Полностью  поддерживая эти взгляды, генерал Бобровский писал: «Настоящее время требует от офицеров известного политического образования, которое бы привязывало их к всему родному и не увлекало к политическим идеалам западноевропейских обществ. Только одни исторические знания могут примирить молодого человека с суровостью дисциплины, трудностями службы и с неизбежным несовершенством нашего общественного строя. Поэтому русская история, преподаваемая будущим офицерам нашей армии, должна знакомить их с политическими интересами своей Родины, а не с множеством мелких фактов, пригодных .лишь для употребления на экзаменах для удовлетворения учительского тщеславия».

Приведем далее выдержку из книги Бобровского, где характеризуются курсы отечественной истории, которые изучались в военно-учебных заведениях:

«Курсы русской истории в то время представляли мозаику самых разнородных факторов, имевших между собой одну только хронологическую связь, но без всякой оценки их внутреннего достоинства и без определения цели. Преподавание обыкновенно открывалось призванием Рюрика, которое самым убедительным образом доказывало неспособность русских к государственной жизни. Даже самое принятие Владимиром христианства, казалось, порешено (проникнуто) было убеждением, что «веселие Руси есть пити». Новейшая наша история отличалась множеством умолчаний, недоговорок и искажений. Начиная с царствования императрицы Екатерины Великой тяготение умолчаний доходило до того, что в молодых слушателях порождалось невольное убеждение в неправоте всех действий великих подвижников нашего Отечества. История постепенного развития нашего государства полагалась не как естественное право великой нации на занятие между народами почетного места, а как продукт грубой вещественной силы. О притеснениях же и несправедливых замыслах наших соседей обыкновенно не говорилось ни слова; напротив, самые нелепые их притязания сообщались с каким-то космополитическим почтением. К этому следует еще добавить, что история русской церкви, без которой большинство событий нашей истории совершенно утрачивает свой истинный смысл, вообще оставлена была в стороне, и если о ней упоминается невзначай или мимоходом.

Последствия такого преподавания истории, конечно, были весьма печальны. Так как большая часть нашей армии расположена в Польше и западных губерниях, то молодые офицеры, поступая на службу в те края, неминуемо должны были входить в близкие сношения с местным обществом, совершенно чуждым нам по своему происхождению, преданиям, воспитанию, вере и языку. Все ничтожество и жалкая пустота преподавания русской истории в наших заведениях обнаруживались с поразительной очевидностью. Попадая в страну, где совершались все главные события новейшей нашей истории: раздел Польши, измена шляхты в 1812 году, изгнание иезуитов, мятеж 1831 года, демократические экспедиции из Парижа, закрытие Виленского университета, воссоединение униатов... где местная интеллигенция с восторгом вспоминает о Пулавских, Коллонтае, Костюшко, Ясинском, Мицкевиче, Лслсвичс и Конарском, где все великие русские имена предаются систематическому опозорению, — что мог сказать питомец наших корпусов в отпор красноречивой шляхетской клевете, какие доводы мог он представить в защиту русского дела и для обороны попранной правды? Бестолковое преподавание истории в наших учебных заведениях оставляло воспитанников в полном неведении политических интересов своего Отечества... Короче сказать, молодые люди, находясь в постоянном недоумении, ибо лишенная содержания корпусная наука нисколько не приготовляла их к борьбе с враждебным нам историческим миросозерцание, — не знали, где правда, где неправда, чего следует держаться и чего избегать, что нужно защищать и что отвергать. И будет ли после этого удивительно, если многие из них усвоили себе политические взгляды, прямо шедшие вразрез всем нравственным основам, на которых зиждется русское общество и русское государство» (Бобровский П.О. Юнкерские училища. Т.2. С.308-309).

В этой связи не могут не заинтересовать современного читателя такие рекомендации Бобровского по преподаванию истории:

 «Здесь не место приводить все стратегические точки нашей истории, на изложение которых следует обратить особое внимание, но полагаю не лишним заметить, что тот космополитический тон, которым под видом беспристрастия отличаются все наши учебники, должен быть положительно устранен, что здесь дело идет о подготовке людей, горячо преданных Отечеству и готовых за него жертвовать жизнью, а вовсе не о поставке для армии суперарбитров исторического трибунала, готовых, пожалуй, стать и на сторону противников. Должно при этом также иметь в виду, что в других странах все исторические произведения, назначаемые для обращения в народе или для преподавания, отличаются полнейшим пренебрежением к мнению иноземцев; на практике оказывается, что одно и то же событие рассматривается каждым народом со своей национальной точки зрения.

...Отечественная история, без сомнения, не может состоять из отрывочных, эпизодических событий, она должна быть изложена в целой системе не только с научной целью, но и с целью возбуждения патриотических чувств» (Там же. С. 310-313).

Надо сказать, что эти рекомендации в дальнейшем использовались не только в юнкерских, но и в военных училищах.

В старшем классе юнкерских училищ изучались уже специальные предметы, основным из которых считалась тактика, далее следовали воинские уставы, военная топография, полевая фортификация, сведения об оружии, военная администрация, а также сведения из военного судопроизводства. Обращалось внимание па то, что «преподавание должно иметь практический характер; теоретические выводы должны закрепляться на задачах, решаемых в известной постепенности... Задания должны быть возможно подробнее обусловлены... Следует обращать внимание и на время, в которое должна быть решена задача, назначая первоначально на это больше времени, а потом постепенно сокращать его, дабы в молодых людях развить сметливость и находчивость. Более редкие положения науки должно пояснять примерами из последних, кампаний».

ТАКТИКА

Изучение этого предмета начиналось с характеристики основных видов боя и важности оценки условий местности. Юнкеров знакомили с общими понятиями о родах войск, их боевым предназначением, особенностями тылового обеспечения пехоты, кавалерии, артиллерии и казачьих войск. Уделялось внимание построениям боевых порядков войск, принятым в русской армии, способам ведения боевых действий пехоты, кавалерии и артиллерии, а также их боевому взаимодействию (в звене взвод-батальон). Разбирались организация и ведение боевых действий; отдельно рассматривались особенности боя за высоту, бой за переправу.

Юнкеров учили организации различных видов маршей, расчету движения пехотных, кавалерийских, артиллерийских и смешанных колонн, а также обозов. Будущий командир взвода должен был разбирстгься в вопросах расположения войск на квартирах, биваках, организации караульной и разведывательной службы, уметь провести рекогносцировку местности.

Уделялось внимание и так называемой «малой войне» — т.е. сопровождению и охране транспортов и фуражиров, а также способам нападения на транспорты противника, методам партизанской войны (причем специально оговаривалось, что, например, в Оренбургском юнкерском училище больше внимания следует уделять особенностям боевых действий в степи и пустынной местности, а в Тифлисском — в горах).

ВОИНСКИЕ УСТАВЫ

«Знание воинских уставов, — гласила инструкция, — составляет неотъемлемую принадлежность каждого строевого офицера, и потому на основательное их изучение в юнкерских училищах должно обратить самое тщательное внимание. Твердое познание уставов и умение выполнять их требования могут быть достигнуты: во-первых, усвоением  правил и отчетливым знанием командных слов, во-вторых, соответственными упражнениями в строевых занятиях».

Рекомендовалось проводить эти занятия, хотя и «независимо от тактики, но непременно в связи со строевыми упражнениями».

В младшем классе юнкера изучали так называемую рекрутскую школу, т.е. все то, что должен был знать призванный на военную службу молодой солдат, затем организацию гарнизонной службы и проведение ротного учения.

В старшем классе юнкеров учили организовывать и проводить батальонные учения и знакомили с особенностями полевой службы в мирное время.

ВОЕННАЯ ТОПОГРАФИЯ

«Главная задача военной топографии в юнкерских училищах заключается в том, чтобы научить юнкеров отчетливо и сознательно читать планы и карты и чтобы затем, при содействии тактических указаний, юнкера могли производить рекогносцировку отдельного местного предмета или небольшой позиции как при пособии карт, так и без оных».

В программе курса рассматривались особенности «различных видов местности в военном отношении, отличия плана от карты по предназначению, способам изготовления и по масштабам». В теме «Чтение планов» юнкера знакомились с общими понятиями о плане, масштабе, о способах изображения пересеченной местности на бумаге, об ориентировании плана по компасу и без него. Тема «Военные съемки» давала представление о способах инструментальной съемки местности. Юнкерам следовало научиться производить глазомерную съемку местности, рекогносцировку и описание местности, а также вычислять площади по плану или непосредственно па местности.

ВОЕННАЯ ФОРТИФИКАЦИЯ

Вполне обоснованно считалось, что любой «строевой офицер должен быть знаком с устройством закрытий и простейших укреплений на местности из материалов, находящихся под рукой, а равно знать заготовление дерна, фашин, плетня и туров, порчу и исправление мостов, разных дорог и производство лагерных построек. Кроме того, юнкера должны быть знакомы с производством главнейших траншейных работ при осаде крепости».

Курс фортификации включал довольно обширный спектр тем, в том числе понятия об укреплениях, инструментах и материалах, употреблявшихся для проведения саперных работ. Учащихся знакомили сначала теоретически, а затем и практически со строительством полевых и долговременных укреплений, укрытий, окопов и траншей для пехоты и артиллерии; учили, как применяться к местности при оборудовании и маскировке различных позиций. Отдельно рассматривались вопросы инженерного оборудования при организации обороны деревень и городов, горных теснин и различных дефиле. Юнкера должны были научиться определять число рабочих для производства тех или иных работ, рассчитывать необходимое количество инструментов и материалов, а также время для возведения различных укреплений. Их знакомили со способами атаки и обороны полевых укреплений, а также крепостей. Они получали знания о военных сообщениях, их восстановлении и разрушении, строительстве и разрушении мостов, различных переправ.

СВЕДЕНИЯ ОБ ОРУЖИИ

Преподавание этого предмета имело целью сообщить юнкерам «надлежащие познания об устройстве ружья, действиях из него, о пристрелке и способах сбережения и перевозки как огнестрельного, так и холодного оружия».

Из артиллерии «следует дать учащимся лишь сведения, с которыми должен быть знаком пехотный и кавалерийский строевой   офицер   для сознательного понимания боевого назначения этого рода оружия. Учащихся необходимо ознакомить практически с переснаряженисм патронов, литьем пуль, а также с исправлением повреждений в ручном оружии в полковых оружейных мастерских».

В курсе рассматривались также общие понятия из физики, в частности о силах, действующих при возгорании и взрыве пороха, разбирались виды огнестрельного и холодного оружия, состоявшие па вооружении русской армии, способы ведения стрельбы из оружья и пистолета, повышения меткости при стрельбе; давались подробные сведения об артиллерийских орудиях, о боеприпасах, принятых па вооружение в русской армии. Для отработки практических стрельб юнкера периодически выезжали на полигон, в тир, с ними проводились занятия в училищных оружейных мастерских.

ВОЕННАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ

Полагалось, что в этом курсе необходимо ознакомить юнкеров «с общими основаниями устройства и управления нашей армии и сообщить им главнейшие основания для сознательного знакомства с бытом войск, как по отношению прав и обязанностей офицеров и нижних чинов, так равно и тех способов и средств, коими сии чипы и целые части обеспечиваются в материальных потребностях...

Преподавание сопровождается практическими занятиями для приучении юнкеров:

1) обращаться со Сводом военных постановлений и с приисканием в нем справок по тем вопросам, какие могут возникнуть в сфере деятельности строевого офицера;

2) уметь составлять служебные бумаги, составление которых может быть возложено на субалтерн-офицера (младшего офицера) и

3) уметь вести те отделы хозяйственной отчетности и счетной части, которые относятся до ротного (эскадронного, сотенного) хозяйства или знание которых необходимо строевому офицеру при отдельных командировках.

В учебном курсе юнкеров знакомили с общими понятиями о значении вооруженных сил в государстве и системой Свода военных постановлений, с основополагающими началами организации русской армии, формами комплектования армии рядовым, унтер-офицерским и офицерским составом. Юнкера должны были представлять себе систему военного управления, но наиболее полно и четко — в масштабе полка; они обязаны были разбираться в вопросах призыва на военную службу, производства рядовых в унтер-офицеры и офицеры, присвоения офицерам очередных воинских званий и награждения военнослужащих, перевода из одной части в другую, их увольнения в отпуск или со службы; знать обязанности и права военнослужащих, значение воинской дисциплины и средств поддержания в войсках должного порядка. Отдельная тема отводилась всем видам довольствия войск и ведению полкового хозяйства, а также средствам «сбережения здоровья воинских нижних чинов».

СВЕДЕНИЯ ИЗ ВОЕННОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

«Имея в виду, что на строевых офицеров возлагаются обязанности и права по отношению к воинской дисциплине и что на них лежат разнообразные обязанности по производству первоначального расследования (дознания) и участие в деятельности полковых судов в качестве судей и делопроизводителей, полагается достаточным в курс юнкерских училищ ввести существенно необходимые сведения из военного законодательства, сообщив им вместе с тем краткие, но обстоятельные сведения об основных государственных законах и важнейших правительственных учреждениях.

Обучающиеся должны быть ознакомлены с военно-уголовными законами и порядком военного судопроизводства, особенно в полковых судах, не по одной теории, но и практически, так, чтобы могли приискивать на каждый данный случай статьи из уставов: воинского о наказаниях, дисциплинарного и военно-судебного, а равно умели бы обращаться с Уложением о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Кроме того, они должны быть хороню знакомы с формами производства дознания полкового суда и иметь понятие о решениях Главного военного суда».

Еще на заре формирования первых кадетских корпусов считалось необходимым для будущих офицеров детально разбираться в вопросах военного и гражданского законодательства, для того чтобы принимаемые ими решения полностью согласовывались с действующим законодательством. Офицеры, особенно служившие в дальних гарнизонах па окраинах огромной страны, а их было в армии большинство, должны были быть не только военными профессионалами, но и людьми государственными в самом широком понимании этого слова. Местное население смотрело на них как па полноправных представителей государственной власти. Учитывая это обстоятельство. Главное управление военно-учебных заведений старалось делать все возможное, чтобы выпускники юнкерских училищ были юридически грамотными людьми. С этой целью учащихся знакомили с государственными законами России, характеристикой земских и городских учреждений и более подробно — с общим содержанием Свода военных постановлений.

В теме о военно-уголовных законах рассматривались вопросы о преступлениях, проступках и наказаниях (последние подразделялись на уголовные, исправительные и дисциплинарные).

Под воинскими преступлениями понималось «нарушение воинского чиноподчинения и подчиненности в различных видах, оскорбление караула и лиц должностного звания, уклонение от службы, утрата, порча и промотание нижними чинами казенных вещей и оружия, преступления во время войны и и местах, объявленных на военном положении, и т.п.».

Отдельной темой рассматривалось военное судопроизводство. Здесь юнкера знакомились с организацией деятельности военных судов: полковых, окружных, полевых, суда общества офицеров, а также вкратце с функционированием гражданских уголовных судов. Уделялось внимание ведению судопроизводства, в частности уголовного следствия, производству дел в полковых судах и судах общества офицеров. На практических занятиях юнкера должны были приобрести навыки в составлении донесений о произведенном расследовании, протоколов осмотра места происшествия и протоколов судебных разбирательств в полковом суде, а также ведении журнала полкового суда.

В учебный курс юнкерских училищ включался еще один предмет, который назывался «Сведения о способах обучения нижних чинов». Поскольку на офицеров ложилась обязанность ликвидировать неграмотность среди личного состава, эту благородную задачу они могли успешно решать, только овладев методикой преподавания. Для этих целей юнкеров обучали практике преподавания чтения, письма и арифметики.

С течением времени учебные программы юнкерских училищ дополнялись и совершенствовались и постепенно приближались к учебным программам военных училищ. Сначала были введены военно-училищные курсы в Московском, Киевском и Елисаветградском юнкерских училищах. Также в отдельных юнкерских училищах были факультативно введены курсы иностранных языков. Например, в Оренбургском и Иркутском училищах — китайский и японский языки, а в Тифлисском —турецкий. К 1910 году юнкерские училища постепенно перешли на трехгодичную программу обучения; в них, кроме иностранных языков, были введены курсы истории военного искусства, а в курсе тактики появились темы по стратегии. Таким образом, выпускники юнкерских училищ по объему полученных знаний практически сравнялись со своими коллегами из военных училищ.

Воспитательная работа в юнкерских училищах

Кроме большой учебной работы, в юнкерских училищах на довольно высокую ступень была поднята воспитательная работа. В «Инструкции о юнкерских училищах» 1871 года по этому поводу было сказано следующее:

«Юнкерские училища всеми средствами должны стремиться к образованию достойных и полезных строевых офицеров для армии. Поэтому вместе с заботами о военном образовании юнкеров необходимо иметь постоянное попечение о нравственном их развитии, дабы каждый юнкер, удостаиваемый училищем производства в офицеры, сознавал, что достоинство хорошего офицера, независимо от научных познаний, обуславливается хорошей нравственностью, благородством в образе мыслей, вежливым обращением с другими, точным и беспрекословным исполнением предписаний начальства и строгим выполнением всех своих обязанностей».

А вот как характеризовал процесс воспитания генерал Бобровский: «Воспитание как целое охватывает все стороны человеческой природы: воспитывая человека, мы развиваем одновременно в нем его физические, умственные и нравственные силы, образуем его ум, вырабатываем его характер, укрепляем его тело. Мы воспитываем юнкеров в училищах с целью возвести их на лучшую, более высокую степень развития, чтобы сделать их достойными и полезными офицерами. Всеми средствами мы стремимся приблизить учащихся к тому идеалу человека, у которого понятия, чувства и поля представляют полное и гармоническое развитие, выражаемое правильным рассудком, расположением и любовью к ближнему, твердым характером. Мы стараемся о развитии в питомцах интеллектуальных и моральных сил, чтобы укрепить их волю, дать должное направление их поступкам; мы заботимся о развитии ума и не должны, не можем устранять воспитание характера» (Бобровский П.О. Юнкерские училища. Т. 2. С. .523).

Особо оттенялась мысль о специфическом направлении воинского воспитания — о военной выправке. Считалось, что «военная пыправка есть известного рода прием, чтобы сделать человека способным исполнять свои обязанности, предполагающий техническую ловкость, сноровку; эта, по-видимому, механическая отделка требует участия не одних физических сил, но и всех вообще сил, присущих человеку. Военная выправка ц том смысле, как мы ее понимаем, охватывает все стороны строевого образования. Военное воспитание предполагает преднамеренное действие воспитателей-руководителей с целью возведения обучаемых на возможно высшую степень развития всех элементов, образующих хорошего строевого офицера. Это не дрессировка, а методические действия воспитателя для развития в своем питомце внешних сноровок и привычек в полной гармонии с внутренними совершенствами человеческой природы».

Воинская дисциплина в юнкерских училищах рассматривалась как способность и желание подчиняться старшему по званию, и все это «есть только признак выполнения своей обязанности, есть только долг службы, повелевающий подчинять свою волю воле и приказаниям другого человека, старшего, начальника». Усилия командного и преподавательского состава сосредоточивались на том, чтобы подготовить из юнкеров людей, в обязанность которых входит руководить, командовать другими и одновременно — постоянно быть готовыми жертвовать собой, своими интересами во имя Отечества, беспрекословно подчиняться своим командирам и начальникам.

В «Инструкции о юнкерских училищах» прямо говорилось, что все знания, полученные в военно-учебном заведении, окажутся бесполезным грузом, если будущий офицер «не вынесет из школы убеждений о необходимости обладать хорошей нравственностью, чтобы понимать значение и проникнуться духом военной дисциплины. В том и заключается трудная обязанность училища, чтобы обставить надлежащими средствами учебное дело, достигать в нем возможных результатов не ради одного привития известного рода познаний, а с целью способствовать общей воспитательной цели».

Считалось также, что в воспитательных целях не подействуют никакие «отрицательные меры», т.е. угрозы, наказания и т.п. «Окрепшие и укоренившиеся недостатки нуждаются в положительном противодействии, т.е. в развитии более совершенных качеств, высших побуждений, которыми вытеснялось бы все дурное. Душевные силы каждого человека на что-либо да употребляются, а если мы не позаботимся употребить их на хорошее, то они грубеют и легко получают превратное направление» (Бобровский П.О. Юнкерские училища. Т. 2. С. 533). Особенно отмечалось, что одни дисциплинарные наказания составляют лишь внешние средства, но воспитание никогда не достигнет своей главной цели, если будет ограничиваться этими внешними средствами.

Основным звеном в системе воспитания юнкеров был офицер-воспитатель, или младший офицер, как он числился по штатному расписанию. Начальники училищ старались подбирать младших офицеров из прослуживших в строевых частях не менее четырех лет, и лучше всего с должности командира роты. Не лишним будет подчеркнуть, что для офицеров-воспитателей стремились создать такие условия, чтобы служба в юнкерском училище была для них и престижной, и выгодной с материальной точки зрения. Иначе в военно-учебных заведениях могли оказаться или неудачники, или недисциплинированные офицеры, которым закрыт путь служебного роста в полку.

Задача ставилась однозначно: в училищах должны служить лучшие представители офицерского корпуса, которые смогут подготовить достойную смену, в противном случае армия получит сплошную серую массу в качестве командиров взводов, что не может не отразиться на ее боеспособности. А тому уже были печальные примеры (достаточно вспомнить, как быстро стал меняться в худшую сторону офицерский состав, когда Морской кадетский корпус оказался в Кронштадте и формировать преподавательский состав приходилось из числа списанных с кораблей по разным причинам морских офицеров или тех офицеров — любителей «изящной ремешковой службы», которых готовили в кадетских корпусах перед войной 1854-1856 годов).

Учтя эти обстоятельства, военное министерство пошло на то, чтобы младшие офицеры во время службы в военно-учебных заведениях продолжали числиться в списках своих частей и тем самым имели возможность после истечения положенного времени получать очередные воинские звания. Кроме того, младшие офицеры училища, как тогда говорили, «числились по гвардии», то есть, покидая военно-учебное заведение через пять лет (такая ротация была обязательна), могли выйти в своем звании в гвардейский полк или со званием на ступень выше — в любой армейский и получить по ходатайству начальника училища единовременно годовой оклад. Кроме того, все училищные офицеры получали еще и «столовые деньги» (в строевых частях этот вид довольствия существовал только для командиров батальонов и выше); немаловажное значение имело и То, что летом после полевых занятий с юнкерами они уходили в отпуск «с сохранением денежного содержания» до начала нового учебного года. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что военные и юнкерские училища располагались в столичных или губернских городах, и многие офицеры из дальних гарнизонов считали для себя большой удачей вырваться туда хотя бы на пять лет, к тому же желающим поступить в академию училища давали возможность подготовиться к вступительным экзаменам.

В юнкерских училищах на одного офицера-воспитателя приходилось 38-50 юнкеров (для сравнения скажем, что и  прусских  военных училищах их было вдвое меньше). Естественно, чем меньше у офицера подчиненных, тем ему легче проводить индивидуально-воспитательную работу. В столичных училищах офицеров-воспитателей было больше, чем в периферийных, а в желающих служить в Москве или Петербурге недостатка не было, но даже в этих военно-учебных заведениях постоянно ставился вопрос о том, чтобы на одного младшего офицера приходилось не более 20 юнкеров (отметим, однако, что до начала первой мировой войны такой показатель не был достигнут ни в одном военно-учебном заведении).

Тем не менее офицеры-воспитатели в подавляющем своем большинстве делали свое дело весьма успешно, хотя это было совсем непросто — ведь нравственное воспитание юнкеров рассматривалось уже не как привычное манипулирование известной системой поощрений и наказаний, а как «свободное, духовное искусство».

И хотя в Главном управлении военно-учебных заведений полагали, что здесь не требуется каких-то особых дарований («не боги горшки обжигают»), тем не менее считалось, что для успешного выполнения функций воспитателя офицеру необходимы здравый ум, «практический такт и опытность, энергия и любовь к делу воспитания, известная степень нравственного совершенства, т.е. отсутствие таких отрицательных качеств, с которыми воспитатель может принести очевидный вред; сюда относятся недостатки ума и характера, действие которых может дурно влиять на всю систему воспитания» (Бобровский П.О. Юнкерские училища. Т. 2. С. 542).

Важная роль отводилась личному примеру офицера-воспитателя. Учитывалась психология молодого человека, склонного к подражанию, поэтому «пример энергии, деятельности, любви к делу, обнаруживающий лучшие качества воспитателя, может оказать несомненно великое воспитательное значение; если при этом прилагается любовь к подчиненным и забота о них, стремление быть полезным своими советами, наставлениями и указаниями, то воспитатель достигает полного влияния, доходящего до самоотвержения со стороны воспитываемых». Упомянем в этой связи, с какой любовью маршал Б.М.Шапошников вспоминал своего офицера-воспитателя в Московском юнкерском училище штабс-капитана лейб-гвардии Кексгольмского полка Баусра, чтобы понять — на такого штабс-капитана хотелось быть похожим не только юнкеру Шапошникову, но и всем его товарищам, ведь «повседневным воспитанием Бауер закладывал в нас (юнкеров) то, что нам должно было понадобиться в будущем. Лично я, следуя его принципам на службе, в отношениях с подчиненными, всегда достигал успеха» (Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды. М., 1974. С. 70).

Педагогическую опытность не рассматривали как нечто врожденное, она приобреталась постепенно, «серьезным изучением каждого воспитанника и умением на основании частных случаев делать общие логические выводы. Только серьезно наблюдающий воспитатель, постоянно анализирующий самого себя и следящий шаг за шагом за новыми душевными проявлениями своего воспитанника, может возвыситься до той глубокой проницательности в деле воспитания, которую, без сомнения, следует считать величайшим орудием успеха». Эта опытность приобреталась воспитателями и интенсивным самообразованием: они обязаны были изучать научные труды по педагогике, школьной гигиене и психологии, готовить рефераты по этим темам, выступать с докладами и публикациями в журналах. «Такт, иногда врожденный, чаще приобретаемый из житейской практики, в воспитании имеет весьма большое значение. Но это значение не до такой степени значительно, чтобы только при помощи известного такта могли исчерпаться все задачи воспитания. Что известная сноровка и умение обращаться с подчиненными, не оскорбляя их самолюбия и не затрагивая в них больного места, необходимы для всякого воспитателя — в этом не может быть и сомнения».

Если  вернуться  к «Воспоминаниям» Б.М. Шапошникова, то обращает на себя внимание тот факт, что первое и самое главное, что он оценил в своем бывшем воспитателе, так это его отношение к юнкерам как к будущим офицерам, старание прививать им качества, необходимые командиру, и в первую очередь — правдивость и честность. Будущий офицер не имел права лгать, юлить, изворачиваться или прятаться за чужую спину. Шапошников вспоминал, что, несмотря па строгий приказ, запрещавший юнкерам участвовать в азартных играх, все же в старшем классе картежные игры процветали. И однажды один из юнкеров был уличен своими товарищами в нечестной игре. Сразу же собрался весь личный состав роты, и юнкера после бурного обсуждения бесчестного поступка своего коллеги решили просить фельдфебеля роты официально доложить о картежной игре командиру роты, а также ходатайствовать об отчислении из училища жульничавшего юнкера. Отлично понимая, что все принимавшие участие в игре будут наказаны, они тем не менее пошли на это, возмущенные недостойным поступком своего товарища. Начальник училища тут же удовлетворил просьбу юнкеров, провинившийся был отчислен, а на всех игроков наложены дисциплинарные взыскания. Азартные игры в училище после этого прекратились.

В юнкерских училищах четко разделялось понятие воинской дисциплины и дисциплины в военно-учебных заведениях, иными словами, воспитательной дисциплины. Если в первом случае требовалось беспрекословное подчинение своему начальнику, то в отношении воспитательной дисциплины «слепое повиновение воли воспитанника воле воспитателя не только не одобряется, но подобное подавление собственной воли И безусловное подчинение себя чужой воле считается неправильным, непедагогичным. Воспитатель, систематически ломающий волю воспитанника для того только, чтобы ее сломить, и упрямо настаивающий на своей воле для только, чтобы настоять на споем, совершает преступление против человеческой природы». Для многих офицеров-воспитателей, пришедших из войск, этот момент становился камнем преткновения. Руководство же Главного управления военно-учебных заведений полагало, что воинская дисциплина — это главная цель военного воспитания, а воспитательная дисциплина — только средство для правильного решения поставленной задачи. Офицеры-воспитатели обязаны были чувствовать эту разницу. Однако из этого совсем не следовало, что они должны каким-то образом подстраиваться под своих воспитанников и допускать, например, чтобы юнкер мог обсуждать полученный приказ, пререкаться. Отнюдь нет. Но добиваться повиновения в отношениях с подчиненными следовало исключительно силой своего нравственного влияния. Само собой, для этого офицеру-воспитателю следовало быть как минимум на голову выше своих подчиненных по умственному и нравственному развитию.

«Дурное поведение, выражаемое в дурных наклонностях (ложь, обман) и других прегрешениях и пороках, происходит или от неправильного нравственного развития, или от несовершенств, привитых дурным воспитателем, слабостью духовных сил и т.д. Очевидно, что для исправления дурного поведения не помогут одни внешние меры: дисциплинарные наказания или награды, если воспитание не прилагает забот об исцелении от этих недостатков привитием хороших побуждений, больших совершенств».

 Мысль, безусловно, верная, и спорить здесь не приходится, но и сбрасывать со счетов действенность этих «внешних мер»» не следовало. И так же, как и везде, в юнкерских училищах достаточно серьезно подходили к применению поощрений и взысканий. На них смотрели как па своего рода лекарство, которое при частом употреблении перестает действовать и не приносит ожидаемых результатов, а при ударной дозе может и навредить. Поэтому считали, что процесс воспитания будущих офицеров необходимо строить таким образом, чтобы наказания и поощрения применять с достаточной осмотрительностью. «Награды и наказания должны быть естественными, т.е. вызывать естественные побуждения к деятельности, они должны быть разумны и последовательны. Следовательно, наказания должны изменяться по мере духовного развития воспитанника и приводить к тому, чтобы без них можно было обходиться». Правда, все это можно было осуществлять, «предполагая в воспитателе лицо вполне разумное». В противном случае процесс воспитания превратился бы в сплошную вереницу наказаний, а естественное желание избежать их в конечном итоге приучило бы будущих офицеров к скрытности, хитрости, изворотливости и обману. «Наказания и награды должны сообразоваться с личными свойствами воспитанника, с его темпераментом, наклонностями, чувствительностью, а потому воспитатель должен хорошо знать характер, склонности и привычки своего воспитанника. Все предупреждения, выражаемые в замечаниях, выговорах и наставлениях, должны иметь определенный и отчетливый характер. Приказания должны быть ясны и кратки, запрещения чужды произвола и непременно основаны на положительных требованиях порядка, дисциплины. Всякое многослойное наставление и поучение ослабляют и теряют всю свою воспитательную силу, если не будут понятны и вразумительны». 

За различные проступки и допущенные нарушения дисциплины на юнкеров могли быть наложены такие дисциплинарные взыскания, как замечание и выговор, наряд вне очереди на службу, неувольнсние и арест, смещение с должности и лишение званий фельдфебеля, старшего и младшего унтер-офицера, отчисление в войска на один или два года, полное исключение из училища и даже отдание под суд.

Если юнкер за «нерадение к занятиям» отчислялся из училища на один-два года вольноопределяющимся в войска, то после этого срока (при положительной аттестации непосредственного армейского командира) он имел право еще раз на общих основаниях поступать в училище. Окончательно отчисленные из училища в военно-учебные заведения уже не принимались, но при наличии положительной характеристики им разрешалось при училище сдавать офицерский экзамен экстерном (исключенным из младшего класса — после трех лет службы в войсках, а отчисленным из старшего класса — после двух лет службы в строевых частях). Существовала еще и такая форма наказания, как перевод из одного юнкерского училища в другое или перевод в низший разряд.

Дело в том, что для юнкеров в училище существовало три разряда. При поступлении все они зачислялись во второй, или, как тогда говорили, средний разряд. Перевод же юнкера в более высокий разряд и наоборот производился приказом начальника училища после согласования с командиром роты и младшим офицером «по надлежащем удостоверении в нравственных свойствах и служебной исполнительности».

Согласно статье 15 «Инструкции о юнкерских училищах» «в первый (высший) разряд перечисляются только те юнкера, которые в течение значительного времени испытаны в сознательном понимании дисциплины и в постоянном усердии к добросовестному исполнению своих обязанностей и которые не только тверды в правилах нравственности, но, отличаясь основательным характером и благородным образом мыслей, приобрели полное доверие начальников и такое уважение товарищей, что могут иметь на последних благотворное влияние. Во втором (среднем) разряде оставляются юнкера, доказывающие своими поступками усвоение правил дисциплины, внимание к обязанностям службы и усердие к исполнению своих обязанностей. В этом разряде могут оставаться и те, которые впадают в проступки, если только проступки эти происходят не вследствие дурных наклонностей, а единственно от неустановившегося еще характера. В третий (низший) разряд низводятся те юнкера, которые, по легкомыслию и наклонности к дурному, с неуважением относятся к обязанностям службы и не показывают желания исправиться».

Перевод из низшего разряда в высший считался одним из основных видов поощрения. Из юнкеров старшего класса, состоявших в первом разряде, назначались младшие и старшие унтер-офицеры и фельдфебели, которые имели определенные преимущества при распределении после окончания училища (не говоря уже о том, что у них были отличия в повседневной и парадно-выходной форме одежды).

Воспитательным целям служили и такие, казалось бы, незначительные меры, как неувольнение юнкера в город, пока он не научится отлично танцевать вальс, или еженедельные экскурсии по достопримечательностям города, по местам боев русской армии, а также посещение воинских частей, расквартированных в ближних окрестностях, знакомство с их историей и традициями.

В общем и целом юнкерские училища оправдывали связанные с ними надежды. В свое время Милютин писал: «В юнкерских училищах заключается будущность нашей армии. Если учреждение их удастся на практике, то армия будет обеспечена строевыми офицерами со степенью развития, достаточного собственно для служебных целей. Прочие военно-учебные заведения имеют другие цели, но поднятие нравственного и умственного уровня в массе офицеров мы должны ожидать именно от юнкерских училищ» (ЦГВИА. Фонд канцелярии военного министерства. Он. 2. Д. 5. Л. 30).

 Военные училища

Более высокую ступень в системе военно-учебных заведений представляли собой военные училища: Павловское пехотное (в Петербурге), Александровское пехотное (в Москве), Николаевское кавалерийское. Николаевское инженерное, Михайловское и Константиновское артиллерийские в Петербурге.

В эти училища имели право поступать только выпускники военных гимназий, а впоследствии — кадетских корпусов. Продолжительность обучения в пехотных и кавалерийском училищах составляла два года, а в инженерном и артиллерийских — три года.

В строевом отношении военные училища представляли собой батальон (эскадрон) четырехротного (четырехсотенного) состава. Классные занятия начинались 1 сентября и продолжались до 15 мая, причем последние 20-30 дней отводились для проведения переводных и выпускных экзаменов. Для закрепления теоретического курса каждое лето юнкера выводились в лагеря.

Учитывая однородность и в среднем одинаковый уровень подготовки поступавших юнкеров, прошедших 7-летний военно-гимназический или кадетский курс, руководство Главного управления военно-учебных заведений считало, что военные училища должны готовить офицеров «достаточно высшего, сравнительно с юнкерскими училищами, научного военного образования, при котором выпускаемые из военных училищ офицеры могли бы не только вполне удовлетворительно исполнять все потребности строевой службы в младших офицерских чинах, по и на самой службе быть способными продолжать свое научное военное образование, а желающие, кроме того, и поступать для дальнейшего высшего военного образования в военные академии».

Преподавательский состав военных училищ комплектовался на тех же принципах, что и в юнкерских, т.е. штатными и приватными, имевшими высшее военное или гражданское образование. К началу XX века во всех военно-учебных заведениях была установлена для преподавателей, как военнослужащих, так и гражданских, плата за один «годовой час» в размере 100 рублей (ранее платили по 75 рублей за «годовой час»), из этого расчета начислялись ежемесячные оклады. Кроме того, начальники училищ имели в своем распоряжении определенный поощрительный фонд, который также использовался для единовременных выплат командному и профессорско-преподавательскому составу.

В «Инструкции по учебной части в военных училищах» (СПб.,1883) оговаривалось, что в «юнкерах надлежит тиердо укоренить все преподаваемые им знания, а основные научные познания, правильным пониманием которых достигается развитие сообразительности ученика, должны быть особенно прочно и сознательно усвоены, при этом взаимная зависимость и соотношение различных научных данных сделаются прочным достоянием понимания юнкеров, при котором получается уменье основательно применять данные науки к практическому разрешению встречающихся вопросов».

При достижении поставленной цели в военных училищах признавалось необходимым применять такие формы преподавания, чтобы юнкерам это было интересно и понятно и чтобы весь учебный материал был усвоен классным отделением. Отказавшись от аудиторной формы преподавания, училища полностью переходили на классную, которая дополнялась системой репетиций (повторение пройденного материала). Классные отделения устанавливались в количестве 30-35 юнкеров. Все лекционные, практические занятия и репетиции в классном отделении по каждому учебному предмету возлагались по возможности иа одного преподавателя. Причем для репетиций классное отделение разделялось на две части, чтобы преподаватель имел возможность как можно больше спрашивать каждого юнкера по повторяемой теме.

Темы для повторений, их объем начальник училища определял совместно с преподавателями. Четко определялось, что «при репетициях следует обязательно требовать от юнкеров, чтобы устные их ответы были строго определены по изложению, сжаты по форме выражения, без всякого излишнего многословия, располагались бы логически последовательно, сообразно сущности предмета изложения. Столь необходимая для офицера выработка точной, сжатой и определительной речи, достигаемая совокупными усилиями и настойчивостью преподающих при всех занятиях вообще, может быть особенно обеспечена при неуклонной в этом отношении требовательности на репетициях».

При чтении лекций преподавателям рекомендовалось использовать различные средства наглядности: схемы, таблицы, чертежи модели. Чертежи юнкера должны были перечерчивать в свои тетради или в опорные конспекты, которые заранее готовились преподавателями литографическим способом, причем эти чертежи можно было делать только от руки, без линейки, т.к. «подобное зачерчивание должно быть только средством для достижения цели: прочно впечатлять в памяти и сознании юнкера основательное понятие о данном предмете, а не делаться само по себе целью тонкого выполнения внешних достоинств чертежа».

При практических занятиях преподавателям надлежало следовать принципу «от простого к сложному», постепенно, по мере закрепления практических навыков, добиваясь от юнкеров скорости в выполнении порученных работ, «развивая тем навык к быстрым соображениям».

Предметы, изучавшиеся в военных училищах, так же как и во всех военно-учебных заведениях, подразделялись на военно-специальные и общеобразовательные.

Программа как по общеобразовательным, так и военно-специальным предметам была во многом сходна с программой юнкерских училищ (выше дано все подробное изложение), и здесь имеет смысл остановиться лишь на ряде отличительных и характерных моментов.

К военно-специальным относились: тактика, военная история, артиллерия с артиллерийским черчением, фортификация с фортификационным черчением, военная топография, военная администрация и военное законоведение, а к общеобразовательным — Закон божий, механика, химия, русский язык, французский и немецкий.

В Николаевском кавалерийском училище в курсе военно-специальных дисциплин изучалась также иппология, дававшая необходимые для каждого кавалериста знания о лошади и ее правильном содержании. В специальных училищах, т.е. инженерном и артиллерийских, распределение учебных предметов было аналогичным с пехотными и кавалерийским, разница была только в количестве часов, отаодимых на отдельные дисциплины.

Преподавание ТАКТИКИ имело целью сообщить юнкерам необходимую для строевого офицера сумму знаний, а также создать теоретическую и практическую базу для самостоятельной работы офицера в звене взвод — полк (включительно).

Теоретический курс этого основного специального предмета'разделялся на две части, каждая из которых дополнялась практическими занятиями. Первая (элементарная) изучалась в младшем классе и включала основные теоретические понятия о тактике и стратегии, о свойствах и методах применения огнестрельного и холодного оружия, о принципах действия трех родов войск: пехоты, кавалерии и артиллерии. Вторая часть курса изучалась в старшем классе и включала разбор боевого применения войск, влияние характера местности и погоды на боевую активность войск. Теоретические положения должны были подтверждаться примерами из русской военной истории, а также закрепляться решением тактических и стрелковых задач такого, например, типа:

«Лежащая стрелковая цепь занимает по фронту 80 шагов. Если бы эта цепь встала и пошла во весь рост, то насколько потребовалось бы ее разомкнуть, чтобы потери 'от неприятельского ружейного огня остались те же, какие были бы при расположении лежа?».

Подробно изучалась организация и вооружение пехотных частей и подразделений, боевые действия роты и батальона в наступлении, а также оборонительный бой, организация взаимодействия подразделений, марш и расположение войск на биваках, войсковой обоз и его охрана. Примерно по той же схеме рассматривалась артиллерия и кавалерия. Кроме того, будущие офицеры должны были уметь организовывать полевые фортификационные работы, строительство мостов и наведение переправ. Отдельной темой рассматривалось охрана войск, проведение сторожевой и разведывательной службы.

Юнкера должны были усвоить методы управления войсками в бою, их учили отдавать команды и приказания, требовали проявлении инициативы и рассудительности при составлении директив, диспозиций и инструкций, вес виды которых выпускник военного училища должен был уметь составлять и доводить до личного состава. Армейский офицер обязан был знать принципы организации и ведения партизанской войны, опираясь на богатый опыт русской военной истории.

ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ — следующий специальный предмет в курсе военных училищ имела цель «ознакомить юнкеров с общим ходом войн, в которых принимала участие русская армия, с обращением особого внимания на выдающиеся ее подвиги и достигнутые результаты». И если на занятиях но тактике использовались отдельные эпизоды военной истории для иллюстрации тех или иных положений учебного предмета, то в этом курсе нужно было «раскрыть перед юнкерами — будущими офицерами русской армии — в живых, увлекательных образах оказанные Отечеству услуги этой армией...».

Когда принималось решение на введение этого курса в учебную программу военных училищ (с 1884 г.), то в Главном управлении военно-учебных заведений сочли, что подобный курс необходим «как потому, что офицеру русской армии следует знать ее прожитое прошлое, так и потому, что столь необходимая для воина любовь к поенной службе более всего укрепляется и развивается в учащихся из ясно и правильно сознанного значения великих заслуг армии на пользу Отечеству».

По программе курса разбирались все войны, начиная со времен Петра I и до конца XIX века. Причем, касаясь общего хода боевых действий, преподаватель главное внимание должен был акцентировать «на тех эпизодах военной доблести отдельных лиц и частей войск, кои проявляют сильно развитый характер, храбрость, решимость и настойчивое стремление к достижениюю поставленной цели. Все это, наравне с подвигами самоотвержения, должно глубоко западать в душу слушателей и возбуждать в них благородное соревнование идти по следам избранных людей, характер и действия которых становятся предметом любви и уважении потомства». Наряду с этим следовало «обращать особенное внимание юнкеров на образцы военного красноречия, знакомить их с образцовыми речами и приказами и тем укоренять в учащихся вкус и привычку к образности, выразительности и точности военной речи».

В курсе АРТИЛЛЕРИИ в младшем классе юнкеров знакомили с общей историей развития этого рода войск, начиная от возникновения и применения метательных орудий и до пороховых ракет включительно. Подробно изучались все виды нарезного оружия, состоявшего на вооружении пехоты и кавалерии, артиллерийские орудия полевой и крепостной артиллерии.

Юнкерам преподавались основы баллистики, они проводили различные опыты с порохом, получали представление о взрывчатых составах и динамите. Изучались и темы из металловедения, и частности свойства чугуна, железа, стали, меди, свинца и цинка.

В старшем классе юнкеров знакомили с организационной структурой русской артиллерии, они должны были освоить устройство артиллерийских орудий, в частности пушек — легкой, конной, батарейной, горной, крепостной, скорострельной, береговой, а также мортир — крепостной, береговой и осадной, снарядов, ракет и других боеприпасов. Юнкеров обучали стрельбе, использованию ручного огнестрельного и холодного оружия, состоявших на вооружении русской армии, пользованию таблицами стрельб, ведению огня гранатами и картечью, особенностям ведения огня из осадных и крепостных орудий по морским целям на больших и малых дистанциях.

Основной целью преподавания ФОРТИФИКАЦИИ считалось: «1) основательно ознакомить юнкеров с теми полевыми военно-инженерными работами, которых применение может быть поручено строевому офицеру в военное время при подготовлении поля сражения в активном и пассивном смысле (сообщения и укрепления), а равно при бивачном и лагерном расположении войск; 2) дать необходимые сведения о расположении и устройстве укрепленных пунктов, назначенных для подготовления в инженерном отношении театра войны, а также об атаке и обороне этих пунктов».

Курс фортификации в пехотных и кавалерийском училищах делился на основной и второстепенный. Основной включал полевую фортификацию, организацию и проведение лагерных и бивачных построек, строительство дорог, прокладку маршрутов, инженерное обеспечение обороны и штурма крепостей; все остальные вопросы относились к второстепенной части курса.

В младшем классе юнкеров знакомили с основами полевой фортификации, различными видами полевых укреплений, производством инженерных работ, способами преодоления искусственных препятствий. Они учились производить элементарные лагерные и бивачные постройки: шалаши, землянки, бараки, а также должны были уметь построить полевую хлебопекарню, кухню, организовать снабжение лагеря питьевой водой.

На практических занятиях юнкера должны были сами заготовлять различные материалы и проводить несложные земляные работы (занятия проводились по учебнику «Полевая фортификация» геперал-майора-инженера Цезаря Кюи, который не менее был известен как талантливый композитор).

В разделе о долговременной фортификации юнкерам давались основные понятия о крепостях, фортах, цитаделях. Подробно разбирались вопросы обороны и штурма крепостей, употребления при этом мин, сооружения минных галерей, колодцев и т.д. Одним словом, будущие офицеры русской армии должны были быть готовыми вести, как тогда называли, подземную войну.

На практических занятиях юнкеров старшего класса учили планированию различных укреплений на определенной местности, учили правильно выбирать позиции для расположения артиллерийских и пехотных окопов, а также руководить проведением различных саперных работ в полевых лагерях. 

В старших классах военных училищ читался курс ВОЕННЫХ СООБЩЕНИЙ. Здесь главным образом рассматривались вопросы строительства дорог, в т.ч. и железных, перевозки по ним личного состава. Воспитанники должны были знать способы определения скорости течения реки, ее ширины и глубины, характера дна. Большое место в учебных планах отводилось строительству различных переправ, в первую очередь из подручных материалов, для преодоления рвов, ручьев и мелководных нешироких рек. Естественно, будущие командиры получали сведения и о строительстве мостов на турах, козлах, на судах и плотах, о понтонных парках и наведении понтонных переправ; они также должны были знать методы разрушения мостов и простейшие способы их восстановления.

Следующим специальным предметом была ВОЕННАЯ ТОПОГРАФИЯ. Преподаватели должны были научить своих воспитанников быстро читать планы и карты, наносить на них установленными знаками обстановку, проводить съемку местности как с помощью специальных инструментов и карт, так и без них. В старшем классе они практически овладевали способами топографического черчения, имели представление о масштабах, условных знаках, работе с геодезическими инструментами, приемах вычерчивания планов (крокировки), учились составлению военно-топографической записки, грамотному описанию маршрутов, составлению маршрутов на основе заметок. Будущий офицер должен был хорошо ориентироваться на местности с помощью карт, планов или съемок местности, поэтому теоретические занятия постоянно чередовались с практическими.

Цель преподавания ВОЕННОЙ АДМИНИСТРАЦИИ заключалась в том, чтобы юнкера «сознательно и твердо усвоили себе значение и сущность всех тех военных постановлений, которые необходимо знать строевому офицеру». Содержание этого курса подробно описано применительно к юнкерским училищам, так же как и курса ВОЕННОГО ЗАКОНОВЕДЕНИЯ, который должен был дать воспитанникам четкие понятия о государственном управлении, «чтобы они не только могли понимать смысл тех государственных мер и учреждений, которые будут окружать их в жизни, по чтобы прониклись также сознанием необходимости государственного порядка, важности обязанностей военнослужащего и вынесли из курса ясные представления о тех непреложных началах, без которых невозможно никакое правильное общежитие». Специальная часть военного законоведения «должна иметь в виду разъяснить юнкерам с достаточной подробностью основные начала уголовного и судебного права, чтобы дать им возможность впоследствии сознательно исполнять их обязанности в полковых и военных судах».

Одним словом, выпускника российского военного училища никак нельзя было назвать человеком юридически безграмотным, он свободно ориентировался в законах государства, знал, в каком случае, куда и как надо обратиться, чтобы защитить свои права и права своих подчиненных. Все виды документов, начиная от протокола осмотра места происшествия и копая завещанием, должен был уметь составлять и писать будущий офицер.

Естественно, все это нужно было знать командиру любого ранга, поэтому Главное управление военно-учебных заведений старалось подбирать хороших преподавателей по этому предмету и выпускать толковые руководства и учебные пособия. Вот как писал об одном из преподавателей бывший юнкер в училищном журнале: «...Большое впечатление оставили в час еще лекции законоведения, читавшиеся штатным преподавателем полковником С. Он вносил в нашу жизнь интерес из неизвестной нам области юриспруденции, выяснял наши права и обязанности как будущих начальников нижних чинов и стремился пробудить в пас сознательность для того, чтобы в этих отношениях мы были бы гуманны и справедливы. Всегда остроумный в речи и в выражениях, он рассказывал нам в виде иллюстраций много событий из действительной жизни так, как они вырисовывались при судебном разборе, и в общем итоге сумел нам привить довольно крепко понятия о праве и неправс. Этим он добросовестно выполнил свой долг Преподавателя законоведения» (Александровен. 1907. N 7. С. 21-22).

Что касается общеобразовательных предметов, программы которых подробно рассматривались выше применительно к юнкерским училищам, то в данном случае хотелось бы рассказать не столько о самих предметах, сколько о преподавателях некоторых из них и самой методике преподавания.

Новым курсом, например, была МЕХАНИКА. Учитывая, что кадеты уже имели определенные знания по физике и химии, здесь рассматривались такие разделы, как понятие о движении, траектория точки, движение равномерное и переменное, движение твердого тела (поступательное, вращательное), равновесие сил. закон Ньтопа о земном тяготении, момент силы. Изучая те или иные физические явления, юнкера получали понятия и точно были ориентированы на то, зачем, для какой конкретно цели эти знания им будут нужны, где они их смогут применить. Как и по всем училищным курсам, преподаватели могли использовать различные учебники и учебные пособия, но в основном пользовались учебником полковника В.Берснса «Курс математики и механики» и «Кратким элементарным руководством для изучения теоретической механики» Я.Цвсткова.

Естественно, что при прохождении этого сложного курса очень многое зависело от личности преподавателя (хотя это, конечно, относится и ко всем остальным предметам). И все-таки, если уже говорить о механике, то хотелось бы привести воспоминание юнкера Александровского военного училища о своем преподавателе: «Из «строгих» преподавателей на первом месте я вспоминаю преподавателя механики М., прекрасно проводившего свои объяснения на лекциях. Хотя он относился к числу «строгих», но мы его любили за справедливость. Высоких баллов он нам никогда не ставил, но и не преследовал особенно юнкеров, не способных к хорошему усвоению его трудного предмета. А предмет был действительно трудный и служил камнем преткновения для нас, в особенности во второй половине курса... Кроме Ксччсств своих чисто преподавательских, М. привлекал нас еще могучей, полной силы и характера личностью; он был прям и прост в обращении и подчинял нас своей энергичной манерой говорить и действовать, ставя часто в неудобное положение прямыми вопросами о знании или незнании заданного и о причинах последнего» (Алексапдровсц. 1907. N 7. С. 18).

А вот каким оставался в памяти своих воспитанников Алексей Романович Шуляченко, читавший в Николаевском инженерном училище курс химии, а затем служивший инспектором классов в училище и Инженерной академии:

«Человек крайне добрый, Алексей Романович был очень снисходителен к юнкерам. Про него ходил следующий рассказ: юнкер путается в формулах и никак не может добиться вывода нужной ему химической реакции. Алексей Романович желает помочь юнкеру и спрашивает: «Да что вы. собственно, хотите получить?» — «Шесть баллов!» (по 12-баллыюй системе), — быстро отвечает юнкер. Желание его было исполнено.

Алексей Романович был превосходный лектор и обладал удивительной плавностью и выразительностью речи при полном внешним спокойствии изложения. Как инспектор классов он обладал широкими взглядами па учебное дело и, несмотря на свое благодушие, проявлял непреклонную твердость, когда находил нужным провести в жизнь какое-либо полезное, по его мнению, нововведение.

Алексей Романович был выдающимся ученым но вопросам о взрывчатых веществах, и особенно по цементному делу. Труды его но этому предмету составили ему европейское имя» («Юнкерам Николаевского инженерного училища от старших товарищей». СПб., 1916. С. 36).

А.Р. Шуляченко и другие преподаватели вводили будущих офицеров в мир формул и химических реакций. Преподавание химии ставило задачу «доставить возможность учащимся ясно понимать некоторые отделы из области военных наук... Вопросы, в которых особенно важное значение приобретает знание химии, встречаются чаще всего в артиллерии и отчасти в фортификации, как, например статьи о порохе, о взрывчатых веществах и ударных составах...». Еще один немаловажный момент, который не должны были забывать преподаватели: «Без химии нельзя понимать целого ряда вопросов, имеющих место в военной гишене; знание последней необходимо для будущих деятелей, в руках которых часто находится возможность улучшить быт своих подчиненных разумным приложением основных правил этой науки». Это положение изначально ориентировало будущих командиров на необходимость проявления заботы о своих подчиненных.

Следующим учебным предметом был РУССКИЙ ЯЗЫК. Считалось, что цель изучения предмета «должна заключаться в дальнейшем расширении корпусного образования молодых людей в отношении выработки и развития слога, умения ясно и грамотно излагать мысли и в попутном с атим ознакомлении юнкеров с некоторыми отдельными произведениями известнейших русских писателей новейшего периода русской литературы и выдающимися классическими произведениями литературы западноевропейской».

Интересно формулировалась необходимость для будущих офицеров изучения произведений русских и западноевропейских классиков: «Задача должна состоять в сообщении молодым людям сочувствия к нравственным идеалам жизни, в развитии в них любви к правде, добру и исполнению своего долга. При изучении этих произведений внимание юнкеров следует останавливать главным образом на таких выводимых авторами героях, кои своими художественными образами могут влиять на развитие молодых людей в должном направлении; с мрачными же сторонами жизни преждевременное знакомство молодых умов в школе не признается вообще полезным». Далее руководство Главного управления военно-учебных заведений разъясняло эту мысль следующим образом: «Отрицательные, темные стороны жизни неизбежно встречаются и в выдающихся произведениях и, служащие предметом тонкого анализа даровитого автора, непременно останавливают на себе внимание юноши, особенно в пору брожения юного ума, так легко отзывающегося на все отрицательное, во всем сомневающегося при наплыве разнообразных вопросов. Ввиду этого необходимо развить в учащихся способность подмечать светлые стороны и среди безотрадной обстановки, присутствие человеческого начала и в извращенном человеке».

В Главном управлении военно-учебных заведений был составлен «Примерный перечень сочинений для чтения и изучения» (уже то, что он был примерным, означало, что преподаватель мог выбирать авторов и произведения по собственному усмотрению). В этот перечень были включены произведения Белинского, Гоголя, Грановского, Аксакова, Тургенева, Островского, Григоровича, Гончарова, Достоевского, Л. Толстого, А. Толстого, Писемского, лирическая поэзия Тютчева, Некрасова, Полонского, Майкова.

При этом характерно, что, например, изучая поэму Гоголя «Похождение Чичикова, или Мертвые души», рекомендовалось ознакомиться с критическими статьями К.Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души», Шевырева «Критическая статья о «Мертвых душах», «Три письма к Гоголю» и т.д. Почти каждое произведение сопровождалось изучением критических материалов о нем — тем самым любой, даже и очень известный, автор не канонизировался, и воспитанникам давалась возможность составить свое мнение о нем и его произведениях, опираясь не только на высказывания своего педагога, но и работы профессиональных литературных критиков. Такой подход к изучению литературного наследия развивал у будущих офицеров способность самостоятельно мыслить, сопоставлять различные взгляды, дискутировать и в споре отстаивать свою точку зрения или наоборот — поняв свою ошибку и согласившись с противоположной точкой зрения, достойно выйти из спора.

Развитию именно этих качеств способствовал и сам метод преподавания русского языка в военных училищах. Преподаватель прежде всего знакомил счонх воспитанников с биографией писателя, произведения которого предстояло изучить, с мнением о нем литературных критиков, указывая, на что при чтении того или иного сочинения необходимо прежде всего обратить внимание, читал наиболее яркие отрывки из него. После этого педагог предлагал на выбор несколько тем для сочинения, «так соображенных, чтобы они обнимали изученное произведение с различных сторон». В классе обычно писался план сочинения, которое юнкер должен был «защищать» у преподавателя, само же сочинение готовилось во время самостоятельной работы и сдавалось преподавателю на проверку. Разбор сочинений педагог проводил в присутствии всех учащихся, давая каждому соответствующую оценку, акцентируя внимание на лучших и худших работах. Кроме письменных сочинений, на занятиях по русскому языку проводился устный опрос. После ответа товарищи могли критиковать его, высказывать свое мнение о характере ответа, его глубине и содержательности. Такая постановка вопроса действовала на юнкеров самым лучшим образом: они чувствовали, что период школярства закончен и преподаватель смотрит на них как на взрослых людей, которым завтра придется командовать людьми, нести за них полную ответственность, а может быть, и вести в бой, следовательно — нужно уметь работать самостоятельно, без понуканий и подталкиваний со стороны преподавателя.

Что касается изучения ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ — немецкого и французского, то оно имело целью «сообщение учащимся необходимого навыка в разговорной речи и понимания легкой фразы на обоих языках». Основной упор в преподавании делался на письменный и устный перевод, причем юнкера обязаны были выписывать из текстов неизвестные им слова, находить их значения по словарям и заучивать; преподаватели контролировали выполнение заданий, т.к. считалось, что бывшие воспитанники кадетских корпусов основы двух иностранных языков должны знать. Несколько отличалась система преподавания иностранных языков в Морском корпусе, где в старших — гардемаринских ротах изучался еще и английский язык, которым будущие морские офицеры овладевали в совершенстве, а также в Пажеском корпусе, где камер-пажи писали сочинения по-французски или по-немецки с такой же легкостью, как и по-русски.

Характеристика учебных предметов будет неполной, если не упомянуть о специальном строевом образовании юнкеров, которое должно было: «а) дать юнкерам основательное знание уставов воинской службы и умение правильно исполнять определенное этими уставами; б) приготовить юнкеров быть инструкторами по всем частям строевого обучения нижних чинов ив) главное — утвердить в них дух воинской дисциплины и укоренить сознание чувства долга и необходимые военнослужащему качества: выносливость, точную исполнительность и безусловное повиновение». Поэтому каждый юнкер, независимо от того, какие успехи у него были по строевой подготовке, должен был проходить весь курс строевого образования, начиная с азов.

Так, в младшем классе юнкерам следовало знать правила внутреннего распорядка в училище, положение о присяге, знамени части, о полученных воинской Частью наградах, ее истории. Одним словом, юнкера изучали все, что должен был знать только что пришедший в часть солдат, вплоть до того, как «титуловать генералов, штаб- и обер-офицеров, различать чины по наружным отличиям», правила отдания воинской чести и т.д.

Каждый юнкер должен был назубок знать звания, фамилии и должности своих прямых начальников — от командира взвода до военного министра, проштудировать дисциплинарный устав. Теоретически и практически изучались устав гарнизонной службы и строевой устав, назначение различных караулов, характер караульной службы. Отрабатывались строевая стойка, повороты на месте и в движении, с оружием и без него. Необходимо было уметь собирать и разбирать винтовку с завязанными глазами, приобрести навыки в стрельбе из нее как холостыми, так и боевыми патронами. Большое внимание уделялось фехтованию на рапирах и штыках, а также гимнастике, не считая ежедневной утренней физической зарядки.

Занятия юнкеров старшего класса военных училищ по этому предмету направлялись уже на то, чтобы подготовить из них командиров, способных научить своих будущих подчиненных солдатской науке. Для этого им преподавалась методика обучения, их учили громко и отчетливо произносить команды, замечать и исправлять ошибки в исполнении различных строевых приемов. Практиковалось проведение занятий в младших классах портупей-юнкерами, назначавшимися из старшеклассников. Но перед тем, как доверить портупей-юнкеру проведение строевых и других занятий в отделении младшего класса, у него принимался своеобразный зачет командирами сноси роты, роты младшего класса и, наконец, начальником училища. Этот порядок выдерживался во всех военных училищах.

В летнее время юнкера младших и старших классов выезжали в лагеря, где проводились боевые стрельбы и организовывались учения — ротные и двухсторонние батальонные, причем старшеклассники должны были не только непосредственно участвовать в них, но и уметь планировать и самим проводить подобные учения.

В кавалерийском, инженерном и артиллерийских военных училищах программы по строевому образованию были почти аналогичны тем, какие отрабатывались в пехотных; там только полнее учитывалась специфика рода воиск.

Каждое учебное полугодие в военных училищах закапчивалось экзаменами, и результаты докладывались не только в Главное управление военно-учебных заведений, но и в те кадетские корпуса, из которых в данное училище поступали воспитанники. Списки вывешивались в кадетских корпусах на всеобщее обозрение, чтобы учащиеся могли видеть, как учатся их старшие товарищи, ну а для преподавательского состава это имело вполне определенное значение, так как преподаватели кадетских корпусов, чьи ученики показывали лучшие успехи в поенных училищах, имели большие возможности в повышении по службе или прибавлении денежного содержания.

Инспекторы Главного управления военно-учебных заведений при плановых инспекциях кадетских корпусов также обращали внимание на то, как преподаются те предметы, по которых их питомцы в военных училищах показывали слабые результаты, и те предметы, по которым и училищах бывшие кадеты отлично успевали (в последнем случае опыт преподавателей изучался и пропагандировался по всем военно-учебным заведениям).

Напомним, что успеваемость оценивалась по 12-балльной системе, и годовой балл в военных училищах по каждому предмету представлял собой среднее арифметическое от всех баллов, полученных юнкером в течение года на репетициях и на экзаменах, а также и годового балла за практические занятия, если они проводились. В классных комнатах вывешивался список обучаемых, составленный по старшинству баллов, полученных на последних экзаменах, и таким образом каждый знал, на что он может претендовать.

В старший класс переводились только те юнкера, которые по всем предметам в среднем получали оценку не ниже 7 баллов, а по каждому предмету не ниже 6 баллов (эта последняя оценка у юнкера считалась «баллом душевного спокойствия»). Те. кто получал ниже этого балла, отчислялся в войска вольноопределяющимися. Пересдача экзаменов запрещалась, однако совет училища мог повысить юнкеру оценку на один балл, но только по одному предмету, причем каждый такой случай должен был оговариваться в протоколе экзаменационной комиссии.

По старшинству баллов ежегодно приказом но училищу производились назначения на должность фельдфебеля, старших и младших портупей-юнкеров. Это было торжественным событием. Например, в Николаевском инженерном училище по традиции вновь назначенным младшим командирам погоны вручал главный инспектор инженерных войск — великий князь с супругой в присутствии всех офицеров не только училища, но и Инженерной академии. Принимая на погоны нашивки портупей-юнкера, воспитанник тем самым как бы принимал на себя ответственность и за свои решения, и за своих подчиненных.

Вопрос распределения по полкам после окончания училища тоже ставился в прямую зависимость от успехов в учебе и дисциплине. Перед выпуском юнкера получали на руки два документа: список выпускников, составленный по старшинству баллов, в соответствии с которыми должны были разбираться вакансии, и список вакансий, присылаемый в училище из Генерального штаба. Исходя из этого, каждый юнкер определял для себя вакансии, которые он хотел бы взять. В актовом зале училища в присутствии командования и всех выпускников производился разбор вакансий (если кто-то оставался недоволен своим распределением, то в этом он мог винить только себя и никого другого). Средний балл, полученный при выпуске, имел для юнкера большое значение еще и потому, что наряду с распределением от него зависело и воинское звание, присваиваемое после окончания военно-учебного заведения. Так, перед выпуском согласно успеваемости все юнкера разбивались на три разряда.

Юнкера первого разряда, получившие в среднем не менее 8 баллов «при хорошей нравственности», выпускались или в гвардейские полки подпоручиками (это касалось потомственных дворян), или в армейские полки поручиками, они же, если у них было не ниже 8 баллов но математике, артиллерии и фортификации, по желанию имели право переводиться в офицерские классы артиллерийских или инженерного училищ. Юнкера второго разряда, т.е. имевшие средний балл не ниже 7, могли быть выпущены только в армейские полки подпоручиками (корнетами). Все остальные причислялись к третьему разряду и выпускались из училищ и армейские пехотные или кавалерийские полки в звании унтер-офицеров, и офицерские звания им могли быть присвоены не ранее шести месяцев службы «в строю» по рекомендации командира полка и при наличии свободной вакансии.

Те юнкера, которые по состоянию здоровья не могли после выпуска служить в войсках, выпускались гражданскими чиновниками. Окончившим училища по первому и второму разряду присваивался 12-й классный чип, а по третьему разряду — 14-й классный чин.

С 1888 года эти правила были несколько изменены. Так, для выпуска по первому разряду в гвардию необходимо было набрать в среднем не менее 11 баллов, а в армию — не менее 10 баллов, по второму разряду — не менее 9 баллов. Всем выпускникам присваивалось первичное офицерское звание подпоручика или корнета (в кавалерии), но тем, кто оканчивал училище по первому разряду и не выпускался в гвардейские полки, присваивалось это звание «со старшинством»» в один год, всем же остальным — «без старшинства». Таким образом, лучшие по успеваемости юнкера получали преимущество в целый год перед своими коллегами при присвоении очередного воинского звания. В послужном списке офицера обязательно указывалось, по какому разряду он окончил военно-учебное заведение.

При разборе вакансий выпускники пехотных училищ предпочитали попадать уж если не в гвардию, то в гренадерские полки, затем шли стрелковые полки и отдельные стрелковые батальоны, затем — пехотные полки, отдельные батальоны, резервные пехотные полки, резервные отдельные батальоны и на последнем месте находились крепостные полки и отдельные батальоны, или «шоколадная гвардия», как их называли юнкера за коричневый цвет петлиц и кантов. Немаловажное значение имели не только места дислокации частей, но и их боевая репутация и завоеванные награды. Молодые подпоручики, придя в полк, первым делом интересовались его историей, знакомились с материалами, касавшимися участия в сражениях, деятельности командиров, благородных поступков солдат и офицеров. Считалось почетным самому составить такую историю и послать се в родное училище (правда, бывшие юнкера посылали в библиотеки своих училищ и официальные истории полков со своими дополнениями или без них — например, в библиотеке Александровского военного училища было собрано более 300 историй полков и отдельных батальонов).

 Специальные военные школы

Чтобы полнее представить себе систему военного образования, которая сложилась в России после военной реформы 1860-1870 годов, остановимся коротко и на других военно-учебных заведениях.

Существовали специальные военные школы: военно-фельдшерские и артиллерийские. Срок обучения в них был 4 года. Выпускники военно-фельдшерских школ выпускались в полки фельдшерами или аптекарями. После определенного срока, отслуженного в части, им мог присваиваться гражданский классный чин. Артиллерийские школы готовили оружейных мастеров, техников и пиротехников для строевых частей или военных заводов. Выпускникам этих военно-учебных заведений также через определенный срок присваивалось или офицерское звание, или гражданский классный чин.

Непосредственно Генеральному штабу подчинялось военно-топографическое училище, которое до 1860 года было школой военных топографов. Это учебное заведение готовило офицеров для организации топографических съемок и проведения геодезических работ. С 1875 года учебный курс был продлен до трех лет, и ежегодный выпуск составлял 12-15 человек. Выпускники этого училища отправлялись в самые дальние и малоизученные районы страны, составляли карты и географические описания, занимались вопросами этнографии и изучения недр. Это были скромные и неутомимые труженики, бесстрашные путешественники, чей нелегкий, а зачастую и опасный труд был обращен на благо России.

Военные академии

Артиллерийская и инженерная академии с 1863 года также были выделены из системы Главного управления военно-учебных заведений и подчинены соответственно Главному артиллерийскому и Главному инженерному управлениям.

В Михайловской артиллерийской академии первоначально функционировали два факультета: командный и технический. Ежегодно в академию принималось 60 офицеров, прослуживших не менее двух лет в частях полевой или крепостной артиллерии. К началу 70-х годов прошлого века, в связи с тем что курс военного артиллерийского училища значительно расширился, было принято решение командный факультет сократить и впредь готовить в академии исключительно высококвалифицированных артиллерийских инженеров. Благодаря таким профессорам, как Маисвский, Гадолин, Чебышев, это высшее военно-учебное заведение превратилось в центр военно-технической мысли, известный не только в России, но и в других странах.

Курс Николаевской инженерной академии был рассчитан на 2,5 года. Окончившим ее по первому разряду присваивалась квалификация военного инженера, а все прочие направлялись в строевые инженерные части.

В Медико-хирургической академии готовились медицинские и ветеринарные врачи, а также фармацевты для военного и морского ведомства. В послереформенный период многое сделал для превращения этого военно-учебного заведения в центр передовой медицинской мысли президент академии профессор хирургии Дубовицкий, а также Сеченов и Боткин. При академии находился центральный клинический военный госпиталь, а в 1872 году учреждены «курсы ученых акушерок» — первое учебное заведение в России, дававшее женщинам высшее медицинское образование.

В 1867 году в России была создана еще одна академия — Военно-юридическая. До того времени существовало аудиторское училище, которое готовило гражданских юристов для службы «по военно-судебному ведомству», но офицеров-юристов практически нигде не обучали. Однако председателями военных судов должны были быть военнослужащие, да и все юристы, занимавшиеся вопросами воинских преступлений, обязаны были знать воинскую службу. Поэтому в 1866 году принимается решение при аудиторском училище создать офицерские классы «для приготовления штаб- и обер-офицеров к занятию должностей по военно-судебному ведомству». Вот эти классы через год и были  преобразованы в Воспчо-юридическую академию.

Офицерские школы

Для повышения квалификации офицеров, отработки новых методов и тактических приемов, а также испытания новейшего вооружении существовали в русской армии офицерские школы: стрелковая, кавалерийская и школы восточных языков.

В стрелковой школе ежегодно проходили обучение 140 командиров рот; были курсы, где готовили инструкторов-пулеметчиков, разведчиков и т.д. Надо сказать, что русско-японская война вскрыла недостаточную стрелковую подготовку офицеров, слабое знание ими, в частности, такой новинки военной техники, как пулемет. Чтобы ликвидировать эти пробелы, с 1911 года в офицерскую стрелковую школу стали направляться на месячный курс обучения ротные командиры военных училищ и штатные преподаватели артиллерии, всех их готовили по курсу инструкторов стрелковой подготовки, а с 1912 года в школу направлялись по одному офицеру от каждого училища на полный 8-месячный курс обучения.

Целью офицерской кавалерийской школы было повышение боевой и теоретической подготовки офицеров армейской и гвардейской кавалерии, а также казачьих частей. Основной курс школы был рассчитан на два года. Выпускники Академии Генерального штаба — кавалеристы проходили годичный курс подготовки; на этот же курс направлялись и офицеры, плапиронажписся стать командирами кавалерийских полков. Кроме того, в школе готовили унтер-офицеров — инструкторов по выездке кавалерийских лошадей и кузнецов высшей квалификации, которые были, что называется, на вес золота в кавалерийских частях.

Гораздо менее известны среди военно-учебных заведений офицерские школы восточных языков. Эти школы появились в 1912 году при штабах Кавказского (Тифлис), Туркестанского (Ташкент) и Приамурского (Иркутск) военных округов.

В Тифлисе преподавались турецкий и персидский языки, причем слушатели обязаны были одинаково хорошо изучить оба языка. В Ташкенте слушатели выбирали также два языка из преподававшихся персидского, сартовского (узбекского), афганского, китайского и урду. В Иркутске изучались китайский, японский, монгольский и корейский. Причем те, кто избрал для себя китайский или японский, изучали только один из них, а слушатели монгольского и корейского отделений должны были изучать в одном случае китайский, а в другом — японский, но в объеме «простого практического знакомства с разговорным языком».

Кроме восточных языков, в офицерских школах в Ташкенте и Иркутске преподавался английский, а в Тифлисе — французский. Естественно, что, кроме иностранных языков, слушателей знакомили с бытом, правами, обычаями местного населения, вопросами религии (ислам, буддизм, местные культы); достаточно подробно изучалась география приграничных стран; организация их войск и методы ведения разведки.

Для поступления в офицерскую школу восточных языков необходимо было сдавать вступительные экзамены по русскому языку, английскому и французскому, географии и новейшей истории, а также топографии.

По русскому языку от поступавших требовалось умение правильно, без грамматических ошибок, писать. Для сочинения предлагалась тема но географии, истории или политическому состоянию одной из азиатских стран. Таким образом, па сочинении проверялись не только знания русского языка и способность логично излагать свои мысли, по и степень знакомства с сопредельной страной. По иностранному языку от экзаменующихся требовалось умение без словаря переводить газетную статью на общую тему и вести беседу на избранном языке.

По географии абитуриенты обя-чаны были продемонстрировать свои знания приграничных районов России и сопредельных стран. Поступавших в школу при штабе Приамурского поенного округа экзаменовали но географии дальневосточных регионов, включая Камчатку, а также Китай, Японию. Корею и Монголию. Туркестанцы показыналн знания территории своего генерал-губернаторства с ханствами Бухарским и Хивинским, приграничных районов Китая, неси территории Британской Индии, Афганистана и Персии. В Тифлисе офицеры должны были иметь знания по географии Кавказского края и Закаспийской области, Персии и Турции. При этом нужно было знать гсогрсЧфичсскос положение, численность населения, его религиозный состав и расселение по территории, гидрографию, климат, наличие полезных ископаемых, дорог, рек, укрепленных пунктов, ну и, конечно, государственное устройство страны, политическое и административное деление, степень развития промышленности и торговли.

По истории преподаватели экзаменовали поступающих в объеме училищного курса истории сопредельных стран, начиная с XVIII века. По топографии будущие слушатели должны были показать не только теоретическое, но и практическое умение производить глазомерную инструментальную и маршрутную съемку местности, составлять военно-топографическую записку, свободно читать как русскую, так и иностранную топографическую карту.

Офицеры, успешно сдавшие вступительные экзамены, то есть получившие по русскому языку не менее 10 баллов, а по остальным не менее 9 баллов, зачислялись слушателями так называемой подготовительной школы. За 8 месяцев учебы слушатели, например, японского отделения офицерской школы в Иркутске должны были уметь «вести разговор с образованным японцем на простейшие темы общего содержания», свободно читать и писать японские тексты, переводить с японского па русский любую статью из восьми книг Токухона и делать ее грамматический разбор. Приблизительно в том же объеме давались знания по восточным языкам и на остальных отделениях школы. Кроме того, слушатели постоянно практиковались в английском или французском языке, изучали историю и географию сопредельных восточных стран, мусульманское право, дислокацию воинских частей; организацию вооруженных сил; преподавался также начальный курс разведки.

После подготовительной школы в случае успешной сдачи экзаменов по двум языкам слушатели направлялись на год в командировку в места компактного проживания носителей языкана территории округа. Вот, например, одно из приказаний по войскам Туркестанского округа от 7 июня 1912 года: «Нижеследующие офицеры, окончившие 8-месячный курс подготовительной школы восточных языков при штабе округа, согласно положению об изучении офицерами восточных языков командируются с 1 июля с.г. в пределах округа для дальнейшего изучения восточных языков.

... 7-го Туркестанского стрелкового полка поручик Кондратьев — В гор. Самарканд и Пянджикент для совершенствования в персидском и индустанском (урду) языках.

...2-го Туркестанского саперного батальона подпоручик Романовский — в Старый Ташкент и кишлак Нанай для совершенствования в сартовском (узбекском) и персидском языках.

...15-го Туркестанского стрелкового полка поручик Зайопчковский — на Кушку и в Тохта-базар для совершенствования в афганском и персидских языках.

При этом первый из указанных языков должен считаться главным, второй — второстепенным» (Вестник Ташкентской офицерской школы восточных языков. Ташкент. 1912. С. 26).

Преподаватели школы посещали своих учеников, проверяли их работу, оказывали всестороннюю помощь. Кроме преподавателей-офицеров, к учебному процессу активно Привлекались носители языка, которые под руководством штатных сотрудников вели у слушателей курс разговорной практики. Это были, безусловно, образованные, владеющие литературным языком представители местной интеллигенции. Находились, что называется, и чистокровные англичане и французы, которые за умеренную плату охотно давали уроки разговорного языка.

После первой командировки слушатели должны были сдать довольно серьезные экзамены по обоим восточным языкам, курсу разведки, военной географии, истории Востока, мусульманскому праву. Выдержавшие экзамен направлялись на год за границу.

Вот, например, приказ по войскам Туркестанского округа от 21 сентября 1912 года: «На поверочном испытании, произведенном особой комиссией на основании приказания войскам округа... поименованные в прилагаемом при сем списке офицеры, отбывшие одногодичный срок командирования в пределах округа для практического изучения восточных языков, выдержали означенное испытание.

На основании сего... предписываю:

1. Командировать с 1 октября с.г.

а) штабс-капитанов Рикса и Гутомлина и поручиков Акимова и Сергеева сначала на 8 месяцев в гор. Тегеран для совершенствования в чистом персидском языке, а затем на 4 месяца: первых двух — в гор. Мешед для ознакомления с местным персидским и афганским языками и вторых двух в гор. Кучан для ознакомления с местным персидским языком, с подчинением их в Тегеране — командиру персидской казачьей бригады (в ее функции входила охрана русского посольства и осуществление фельдъегерско-почтовой связи. — Прим. авт.), в Мешеде — офицеру на правах военного агента (военного атташе. — Прим. авт.), в Хоросанс и в Кучане — начальнику русского отряда;

б) штабс-капитана Гарлицкого сначала на 8 месяцев в Кашгар для совершенствования в сартовском (узбекском) языке, а затем на 4 месяца — в гор. Кульджу для ознакомления с местными тюркскими наречиями, с подчинением его в Кашгар и Кульдже начальникам консульских конвоев.

2. Выдать штабс-капитанам Риксу и Гарлицкому и поручику Акимову, как сдавшим означенное испытание на «отлично», премию в виде единовременной денежной награды в 300 рублей каждому» (Вестник Ташкентской офицерской школы восточных языков. Ташкент, 1912. С. 36-37).

По завершении заграничной командировки выпускники офицерских школ восточных языков должны были демонстрировать:

1. «Умение свободно и правильно передать содержание любой газетной статьи и содержание несложного текста книги военного содержания.

2. Умение перевести с русского языка на заданный восточный язык тексты иа общей части газеты или выдержки из книги нетрудного содержания.

3. Навык в чтении официальной и частной переписки и в переводе несложных официальных бумаг военного, политического и общего содержания.

4. Умение составить и написать письмо, с соблюдением формы письменных сношений, по вопросам военного и общего характера.

5. Знание общеупотребительной военной терминологии на данном языке.

6. Умение вести свободно устную беседу на данном языке на обыкновенные темы общего и военного содержания».

После выпускных экзаменов слушатели школ посточных языков приказом командующего войсками соответствующего округа назначались для службы в разведывательные отделы и части округов или в состав консульских миссий, посольств, а также воинских подразделений, несущих охрану российских представительств за рубежом.

Надо сказать, что деятельность школ не заканчивалась только подготовкой лингвистов. Для офицеров частей округа, а также членов их семей существовали платные вечерние курсы местных языков (например, в ташкентской школе успешно шли занятия по сартовскому языку). Командиры частей всячески поощряли эти занятия своих подчиненных и сами показывали в этом пример. На вечерних курсах, которые были рассчитаны на 4 месяца, наряду с теорией основное внимание уделялось практике разговорного языка. Занятия вели за дополнительную плату офицеры-преподаватели школы и кто-либо из образованных местных жителей (как правило, священнослужитель, который мог читать, писать на родном языке, а также в достаточной степени знал русский язык). Полученные за обучение деньги шли на финансирование научных работ по проблемам региона, благоустройство школы, на нужды местного отделения Общества востоковедения, а также на благотворительные цели.

Выпускникам основных отделений школы также разрешалось вести платные вечерние курсы по месту службы, ведь далеко не все офицеры имели возможность ездить в штаб округа на занятия. В таких случаях школа направляла одного из преподавателей в гарнизон, где образовывался кружок по изучению местного языка, и он на первых порах оказывал методическую помощь начинающему коллеге, снабжал необходимыми пособиями.

На базе окружной типографии выпускалось большое количество пособий по иностранным языкам, словари, разговорники. Кроме того, офицерские школы восточных языков выступали активными пропагандистами знаний о местном крае, нравах и обычаях населения. Так, председатель окружного поенного собрания в Ташкенте генерал-майор Лилиенталь, учитывая, что всем полезно будет ознакомиться с исламом как религией, которая имеет огромные влияния на местное население, предложил начальнику офицерской школы восточных языков полковнику Ягелло организовать в помещении окружного военного собрания воскресные лекции по проблемам ислама и истории Востока.

В течение двух месяцев до выхода личного состава в лагеря были прочитаны лекции на темы: «Мир ислама к началу 1912 года», «Жизнь Мохаммеда и распространение ислама в пределах Аравии», «Распространенно ислама в пределах нынешнего Туркестана», «Суфизм — краткий очерк учения мусульманских мистиков».

Существовало еще одно направление в деятельности офицерских школ восточных языков: они служили своеобразными центрами распространения русского языка и русской культуры среди местного населения. Например, на платные курсы русского языка при Ташкентской школе ежегодно набиралось более 30 человек (это были в основном торговцы и ремесленники, в меньшей степени рабочие, земледельцы, а также ученики местной духовной школы). Занятия велись по русскому языку и литературе, истории России. Офицеры русской армии старались не только научить своих учеников свободно владеть русским языком, но и сделать их истинными друзьями России. Это помогало лучшему взаимному узнаванию и в конечном итоге способствовало укреплению дружеских отношений российских военнослужащих с местным населением.