Электронное Кадетское письмо

№ 67. Буэнос-Айрес, октябрь 2010 г.

Русские военные традиции и заветы: источник политических идей России

Слово «традиция (буквально – «передача») происходит от латинского глагола tradire, передавать. Заветы – это советы, передаваемые потомкам. Таким образом, оба понятия – «традиции» и «заветы» - по смыслу весьма схожи, вернее, они уточняют друг друга. Вместе взятые – это переданные нам, в виде духовного завещания, советы наших предков.

В данном случае, речь идет о русских военных традициях и заветах, рассматриваемых как источник политических идей России.

Таким образом, сама по себе тема утверждает некое различие между нашими, русскими и иными, чужеродными военными традициями. Встает ряд вопросов: В чем заключается это различие? Каким образом военные традиции могут являться источником для политических идей? И дальше: если наши военные традиции отличаются как-то от иных военных традиций, то значит ли это, что и наши политические идеи тоже будут отличаться от других политических идей? Желательна ли такая дифференциация в политических идеях?

Ответить на последний вопрос легче, чем на предыдущие: Да, различие в политических идеях не только желательно, но и необходимо. Без различия в политических идеях не будет никакого плюрализма, и даже не будет возможна никакая демократия, так как в таком случае народу нечего будет выбирать.

Политические идеи являются идеями о полисе, о государстве, так что для выяснения соотношения между военными традициями и политическими идеями необходимо сперва выяснить роль военных функций при зарождении государства.

Сколько бы разных причин не приписывалось созданию государства, несомненно, что одной из них является необходимость организации военной защиты общества, создающего это государство. Немецкий ученый XIX века фон Игеринг считает, на основании изучения становления римского государства, что двумя главными первопричинами государства были необходимость всеобщей арбитражной судебной власти и необходимость предварительного обеспечения военного возглавления на случай войны. Причем, в обоих случаях государственная власть была задумана, как власть, не посягающая на свободу граждан, а как власть, созданная для обеспечения этой свободы. Посему, она, по своему предназначению, является властью ограниченной, в первую очередь именно этими двумя функциями, органом каковых она является.

Фон Игеринг отдает предпочтение функциям судебно-арбитражным, но испанский философ Ортега-и-Гассет считает первейшей функцию военную. Он отмечает, что латинский титул военного возглавителя «император» уже существовал до основания римского государства, когда его временно давали временным вождям, в моменты войн или других подобных бедствий. Это был «мерцающий» титул, для «мерцающих» функций, сводящихся к умению провести подготовку к военным действиям, а затем и возглавить их. (От глагола «imparare», приготовлять, организовывать. Ортега-и-Гассет отмечает, что одном древнеиндийском наречии тоже существует подобный титул: «эмбратур»).

Однако, необходимо иметь в виду, что существуют разные варианты создания государств. А. С. Хомяков обращает внимание на разницу в происхождении русского и западноевропейских государств.

Все западноевропейские государства произошли в результате завоеваний, в то время как русское государство создавалось и развивалось органически, как и римское. Согласно Хомякову, такой генезис русского государства предопределяет также и иное чувство законности, легитимности: «В России народ не находил законности истинной в формальном призраке законности. Это чувство принадлежит собственно России, как общине живой и органической: оно не принадлежит и не могло принадлежать условным и случайным обществам Запада, лежащим на беззаконной основе завоевания».

Открытие пятисот лет тому назад Нового Света, Америки, привело к третьему виду создания государств: создания не в результате органического роста и не в результате завоевания, а как последствие сознательного учреждения новых государств, с написанными специально для этого конституциями.

Очевидно, что каждому из этих трех видов государств присущи военные функции, так как без них немыслимо никакое государство. Однако, характер этих военных функций зависит от того, как было создано государство.

В государствах, образованных в результате завоевания, военные функции в основном принадлежат завоевателям, а затем их потомкам, то есть они привносятся извне. Эти завоеватели присваивают себе ряд привилегий, в результате чего вся государственная структура зиждется на системе привилегий. Например, Вальтер Скотт пишет, что права и привилегии лордов в Англии принципиально важнее, чем права короля. (Лорд происходит от слова «глафорд», дающий хлеб, хлебодатель). Ортега-и-Гассет обращает внимание на разницу в понимании самого слова «привилегия» в Древнем Риме и в западноевропейских государствах. В Риме это слово было своего рода ругательством. Когда какой-нибудь законопроект хотели сорвать, его обзывали «частным законом» («привилегиум»), законом не для всех, не для «общего дела» (для республики), а в пользу отдельных, частных лиц или групп. В Западной Европе это слово, наоборот, было престижным, обозначавшим почет.

В государствах, учрежденных искусственно, наново, военные функции тоже создавались наново. Этим самым, они создавались отдельно от политической власти, так как политическая власть их же и создавала. Это обстоятельство, наряду с новой теорией о подразделении государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную, и привело к отделению военных функций от политических.

В Русском государстве, так же как и в Римском, военные функции не предназначались только для завоевателей и для их потомков, так как завоевателей вообще не было. Они так же и не были отделены от общих политических функций. Это ясно видно из повторных летописных текстов, как, например, в Патриаршей или Никоновской летописи за 998 год:

«Бъ же Володимеръ милостивъ, и щедръ и даровитъ, и сие слово присно глаголя: ''яко сребромъ и златомъ не имамъ добыти дружины, но дружиною добуду и сребра и злата''; и сице зъло любяше Владимеръ дружину, и съ ними думая о божественъй дръжаве Русской, и о всем земском устроении». 

Эта последняя фраза  в Лаврентъевской Летописи гласит:

«Бъ бо Володимеръ любя дружину, и с ними думая о строи земленъ и о ратехъ и о оуставе земленъ».

Это и есть первый русский военный завет, из которого вытекают и все последующие заветы: русские воины не являются наемниками, они не продаются за «серебро и золото» или за какие бы то ни было привилегии, ибо они служат только Русской Державе и её Главе, а не своим или чужим частным, партийным или групповым интересам. Русские воины не наемники, не завоеватели и не потомки завоевателей, а являются отобранными для обороны страны представителями от всего народа.

При этом, эта их служба не отделена полностью от общих политических функций. Наоборот, военная служба обязывает ее высших представителей также и к «думанию о Державе Русской, о всем земском строю и о уставе землене».

После крещения Руси, к этой Думе старшей дружины иногда присоединялся собор высшего духовенства, но он не включался и не смешивался с Думой (как это происходит до сих пор в английской палате лордов, в которой рядом с лордами заседают епископы Англиканской церкви, возглавляемой королевой Англии), так как Православная Церковь отделена от государства, в симфонии с ним. Такие совместные заседания, говорит Ключевский, на Руси происходили от желания совместного разбора двумя различными юрисдикциями тех дел, которые имеют отношение к обеим.

Такое изначальное совместное «думание» позднее истолковывается, как обязывающий конституционный прецедент в Государстве Российском, наподобие аналогичным конституционным толкованиям в Англии. Например, московские послы говорили в 1610 году полякам: «Изначала у нас в Русском царстве так велось, если великия государственныя или земския дела начнутся, то великие государи призывали к себе на собор патриархов, митрополитов и архиереев, и с ними о всяких делах советовались, без их совета ничего не приговаривали».

Это тоже наш весьма важный военный завет: в великих государственных делах действовать в симфонии с Русской Церковью.

С начала существования древнерусского государства, русские вооруженные силы известны под названиями «рать», «вои», «воинство», «войско», «сила», «полки». Они состояли из трех частей: старшей (старейшей) дружины, младшей (молодшей) дружины и народного ополчения (вои, полки).

Младшие дружинники были своего рода личной гвардией главы государства, князя. Их звали «гридьба», «отроки», «детские», а позднее «дети боярские», «дворяне».

Старшие дружинники (княжии мужи, бояре), как было сказано, являлись советниками князя и вместе с ним думали вопросы государственного управления. Со временем, они стали называться Боярской Думой, ставшей постоянно заседающим – и весьма действенным – высшим органом государственного управления. Этих думных чинов было немного: окольничих около 15 человек, думных дворян не более 6 человек, а бояр от 15 до 25 человек (наибольшее число последних было при Борисе Годунове: 30 человек). Значит, всего около 50 человек. В их среде лучше всего и сохранялись как общегосударственные, так и военные русские традиции и заветы.

В этом отношении, интересна история рода воеводы Яна Вышатича, переданная нам летописью. Ян Вышатич умер в 1106 году, прожив 90 лет. В 1089 году, при Всеволоде Ярославиче, «воеводство киевской тысячи держал Ян». Затем «Ян и прочие разумные мужи» дают советы сыну Всеволода Владимиру Мономаху. За пол века до этого, Ярослав Владимирович «послал в 1043 году сына своего на греков и дал ему воинов много, а воеводство поручил Вышате, отцу Яна». Также говорит нам летопись, что Вышата, отец Яна, был сыном «Остромира, воеводы Новгородского». («Остромирово евангелие» было изготовлено для него). До Киева Вышата был в Тмутаракани и в Чернигове. Отцом Остромира был Константин Добрынич, тоже посадник новгородский. А Добрыня – это известный былинный богатырь, сподвижник Владимира Красное Солнышко, Добрыня Никитич. Дедом Добрыни был, по-видимому, знаменитый Свенельд, воевода первых князей – Игоря и Святослава.

В этой истории имеется для нас еще один завет: наши древние воины служили всей Руси, от Новгорода до Киева и до Тмутаракани, без каких-либо местных, областных или провинциальных предпочтений. Единство страны обеспечивалось не только династическим единством и церковным единством, но также и единством военным.

Единство всей Руси является главным заветом в важнейшем источнике наших государственных и военных традиций, каковым является «Слово о полку Игореве». Удачная защита от внешних врагов возможна лишь при преодолении внутренних разделений и междоусобиц. Русские воины обретают себе честь, и славу своему Предводителю, только лишь своим служением «Земле Русской», многократно повторяет «Слово о полку Игореве».    

При возникновении внешней опасности, в войско привлекались народные массы – «вои», организованные в полки. Полковая военная организация существовала на Руси, по-видимому, до основания государства. Само слово «полк» у славянских племен обозначало «народ». Это слово образовано от индоевропейского корня «пел», «пол», полнота, полный, наполнять, и ему родственны немецкое слово «Фольк» (народ), латинские слова «плебес», «популус», «публикус», и греческие слова «полис», «политика» и т. д.

Таким образом, наши предки видели глубинную и неразрывную связь между понятиями военной полковой организации и всеобщей политической организации. Полк и ополчение были военными аспектами полиса, приблизительно как это было и в Риме в царский и республиканский периоды. (Когда, например, звание претора – буквально предводителя – являлось одновременно обозначением судьи и военноначальника, а большинство голосований проводилось по сотням).

Военная организация народа на Руси покоилась на десятичной системе. Все члены рода или племени, способные носить оружие, а позднее взрослое население города и прилегающей области, составляли «тысячу», во главе с военачальником – тысяцким. Тысяча делилась на сотни, под командованием сотников, а сотни на десятки, со своими десятскими. Эта военно-народная администрация была выборной, вплоть до военных реформ Ивана Грозного, во времена Ливонской войны, когда выборы сотников, или «сотенных голов», были заменены назначением их правительством, из-за профессионализации войска. Это наше коренное выборное, демократическое начало сохранилось в значительной мере у казаков. Однако, эти реформы Ивана Грозного ничуть не затронули традиционного принципа военно-народного политического единства, завещанного нашими предками.

Вообще, не было отчетливого размежевания между военными и гражданскими функциями. Например, тысячники в мирное время назначались правительством на административные службы: их рассылали в качестве городских воевод, назначали на строительство городов и пограничных укреплений. С другой стороны, во время приготовлений к войне, для текущих работ при больших воеводах (главнокомандующих) назначались дьяки, которые вместе со своими помощниками – подьячими – составляли штаб войска, получивший в 17 веке название «разрядного шатра».

Когда в 1611 году, под совместным предводительством Военного и Народного Вождей, возникло народное ополчение для борьбы с интервентами, для восстановления Государства Российского, то при нем был образован «Совет всея земли», в который входили избранные представители от городов и уездов («из всяких чинов по два человека») и представители ополчения. Под председательством представителя Русской Православной Церкви – за отсутствием Царя – этот Совет и явился тем Земским Собором, который восстановил тогда наше Русское Государство и подтвердил его историческую Конституцию.

Русские военные традиции развивались в рамках монархической государственности. При этом, русские монархи, по традиции, были воинами и, следовательно, институционнными представителями и вождями русского воинства.

Владимир Мономах в своем завещании детям подробно описывает военные обязанности князя во время похода на войне: «Пойдя на войну, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; и стражей сами наряжайте, и ночью нарядив их со всех сторон, тогда ложитесь около воинов, а вставайте рано, а оружия не снимайте с себя тотчас, ибо не осмотревшись, из-за лености, внезапно человек погибает».

Святой Великий Князь Александр Невский тоже был выдающимся воином и полководцем, как и его предки и потомки. В числе его прямых потомков можно отметить Димитрия Донского и Ивана Грозного. Про последнего современники пишут: «Бе во бранех на супротивные искусен, велик бе в мужестве, и умеа на рати копием потрясати, воиничен бо бе и ратник непобедим, храбросерд же и хитр конник... ко ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен».

Такая интеграция верховной политической власти, воинства и народа, в симфонии с Церковью, на основе общих верований и нравов, вела к духовному и нравственному обогащению русских воинских традиций. Русское ратное искусство неотделимо от высших духовных императивов и этических норм и опирается на них.

Например, тот же Владимир Мономах, одновременно с чисто воинскими советами, дает духовные и нравственные заветы. Сам он, по словам летописца, был «украшенный добрыми нравы». В завещании своим детям (тоже воинам) он указывает: «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю». Затем Владимир Мономах переходит к социальной программе (860 лет тому назад!): «Всего же более, убогих не забывайте, но насколько можете по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не позволяйте сильным погубить человека».

В своем послании Владимиру Мономаху, митрополит Никифор так формулирует главную задачу высшей русской политической и военной власти: она должна быть «устрояющей словеса на суде, хранящей истину в веки, творящей суд и правду по среде земли». Святой Александр Невский завершает этот завет в своем известном изречении: «Не в силе Бог, а в правде».

Между прочим, аргентинский философ Гарсиа Вентурини, в своей книге «Политея», ставит святого Александра Невского как пример политической власти, не поддающейся демагогии. Он пишет, что когда святой Александр Невский прибыл на княжение в Новгород, то народ на вечевой площади кричал ему: «Княже, мы любим тебя». Однако, святой князь им ответил: «Я пришел к вам для того, чтобы править вами, а не для того, чтобы вы любили меня». Не ища демагогически любви, святой и благоверный князь Александр Невский стяжал себе, однако, такую любовь у русского народа, вплоть до наших дней, какую мало кто мог стяжать в нашей истории, ибо он «тщательно проходил свое служение», как гласит надпись на его могиле.

Эту линию высокой духовности и высокой нравственности затем особенно твердо утверждал и другой наш великий полководец, тоже Александр, – А. В. Суворов.

Суворов завершил ту длинную эпоху военных реформ, которая началась с введения стрельцов и других новых видов оружия при Иване Грозном, продолжалась созданием новых полков при царе Алексее Михайловиче и резко набрала скорость при Петре Великом. (Сам Петер Великий считал, что «регулярное войско начал употреблять отец наш в 1647 году»).

Больше того, Суворов сумел дать новый синтез между нашими традиционными военными заветами и новыми требованиями современности, устранив в военной области все лишнее и чрезмерно чуждое, введенное во время петровских реформ. Поэтому Суворовские военные заветы являются естественным продолжением и завершением наших изначальных заветов и традиций. Его «Завещание» относится и к нам:

«Бог нас водит. Он нам генерал. Вот, братцы, воинское обучение. Господа офицеры, какой восторг! Здравствуйте братцы, чудо богатыри! Любезнейшие друзья мои! Старые товарищи, здравствуйте! Помилуй Бог, мы русские! Восстановим по прежнему веру в Бога Милостивого! Очистим беззаконие! Везде фронт… Равнение по передним! От начальства не отставать, неприятель от вас дрожит, вы русские!

В этой области Суворов сделал ту же работу, что и А. С. Пушкин в области нашего языка, который очистил русский язык от всего лишнего и ненужного чужого. Кульминацией этих суворовских военных реформ, в согласии с нашими исконными заветами, были педагогические военные реформы Великого Князя Константина Константиновича.

К сожалению, в политической области мы не сумели вовремя достигнуть подобного синтеза, чтобы вернуться к нашим собственным историческим традициям и заветам, с использованием всего необходимого, взятого на стороне, но с извержением всего духовно и этически чуждого, ненужного и вредного. Это и было одной из главных причин Катастрофы.

Полное восстановление нашего Государства требует возврата к нашим основным государственным идеям, в том числе и к военно-политическим.

Игорь Андрушкевич

 (Доклад на XII Кадетском Съезде, в сентябре 1990 года, в Сан-Франциско)

Роль военных в государстве, в глобальной перспективе

 Место и роль военных в государстве зависит, в первую очередь, от политической модели (системы) каждого государства.

Каждая политическая модель опирается на свою собственную специфическую социальную базу, каковая, в свою очередь, формируется под сильным влиянием соответствующей идеологической надстройки. Больше того, такая идеологическая надстройка является в значительной мере методологией, для создания этой самой социальной базы, необходимой для любой политической власти.

В человеческой истории происходит постоянная смена (перемена) разных политических моделей и их социологических оснований. Эти исторические перемены бывают эволюционными, с разными скоростями, или революционными.

Про Древние Афины мы доподлинно и досконально знаем, благодаря трудам Платона и Аристотеля, что целостное среднее образование и воспитание (т. е. одновременное и совместное гуманитарное, научное, художественное, спортивное и военное воспитание) было неотъемлемой предпосылкой для полноценного гражданства, не говоря уже об участии в политическом руководстве. Первой неизбежной ступенью для политической карьеры было целостное среднее образование и воспитание, в одной из пяти афинских «гимназий».  

Известный вождь афинской демократии Перикл, на самом деле был ежегодно выбираемым (переизбираемым), из военного сословия, «стратегосом», то есть «главнокомандующим»,  (буквально: воеводой), каковая должность в афинской демократии автоматически совпадала с должностью Главы Государства.

В Римской Республике тоже было необходимо пройти определенную военную подготовку, каковая, совместно с юридической подготовкой, была предпосылкой для кандидирования в магистраты, а затем следовательно и в сенаторы. (Повидимому, система военной подготовки в Риме была частично унаследована от этрусков, ибо она называлась этрусским словом «тиросиниум». Это слово снова всплывает в указе по-латыни короля Людовика 14-го, от 1682 года, об основании во Франции кадетских корпусов, девятнадцать лет до основания Петром Великим Морского Корпуса в России, в 1701 году.)

В процессе исторической эволюции, в Риме принадлежность к ограниченному числу родов основателей Республики, то есть к сословию «патрициев» (потомков «отцов»), постепенно теряло свое первоначальное значение. Больше того, политическая мудрость римлян сумела повернуть вспять неумолимый исторической процесс биологического вымирания и разжижения древних традиционных семейств Рима: со временем, не патриции становились магистратами и военоначальниками Республики или Империи, а заслуженные магистраты и военоначальники, отобранные из народа, становились патрициями.

Вообще, достижение соответствующих офицерских чинов и должностей в Римской Республике влекло за собой автоматическое включение сперва в разряд (сословие) «всадников», а затем в сословие сенаторов. Однако, было бы ошибочно считать, что такая практика являлась всего лишь своего рода признанием заслуг перед государством. Кроме того, в согласии с очень разумной государственной римской системой, одновременно преследовалась цель ограничить отрицательное влияние бюрократии на эту систему. Для этого, во-первых, число государственных функционеров в Римской Республике было строго ограничено, дабы бюрократия не разбухала, а, во-вторых, некоторые из них переводились в более аристократическую категорию, в рамках каковой от них можно было требовать более жертвенного служения, а нравственные ограничения были более высокими и более жестокими.   

В феодальной Западной Европе было иначе: в ней властная элита не комплектовалась на основании публичного отбора и публичных заслуг, ибо её политическая система была создана варварскими завоевателями, на развалинах ими оккупированных и разрушенных и опустошенных римских провинций. В принципе, первоначально лишь потомки завоевателей могли быть кандидатами в «хлебодатели» (по-английски: «лорды»). 

В политических системах России никогда не господствовала феодальная система, вопреки утверждениям Маркса и его последователей и начётчиков, ибо в России никогда не было завоевателей, ни их идеологических надстроек, вплоть до начала ХХ века. На Руси, военное сословие, с древних времен (еще до основания Русского Государства, согласно свидетельству воеводы Яна Вышаты в Летописи), военное сословие имело всесословное происхождение, путем естественного отбора из всех сословий, причем выборы тоже должны были служить отбору. По-видимому такая система уже существовала в общеславянский период нашей истории, ибо у южных славян слово «одбор» до сих пор обозначает одновременно как сам процесс отбора, так и его результат: «одбор» – это и есть орган управления, правление.

Интересно, что в царствование Императора Николая Второго эта наша исконная всесословность военного сословия была полностью восстановлена, хотя в принципе она существовала со времен Петра Великого и была регламентирована его «Табелью о рангах» в 1722 году. Всесословное происхождение обеспечивало равенство возможностей, для принятия участия в отборе наилучших кандидатов для государственного и общественного служения, каковые затем, по мере достижения определенных уровней ответственности в этом служении, автоматически приобретали статус служилого сословия, сиречь дворянства.

Сегодня многие считают, что такое служилое (дворянское) сословие возможно только лишь при монархическом строе, ибо только монарх может давать такой статус. Однако, такие сословия существовали, не только «де факто», но и «де юре», в Афинской демократии и в Римской Республике. В России же дворянский статус давал не Монарх, а Закон, причём автоматически, на основании образования и служения. Монарх же давал только лишь аристократические титулы, титулованной аристократии. Так что суть дела сегодня заключается в выборе преемственности: от какого закона мы сегодня хотим выводить нашу преемственность, от нашего исторического закона, или от закона революционного, незаконно отменившего нашу законность. Конечно, любой традиционный исторический закон предполагает также и автоматическое принятие всех наших мировоззренческих, законных и нравственных предпосылок и требований.  

Наши исторические блуждания и катастрофы имели одним из своих источников частичное проникновение западно-европейской феодально-завоевательной идеологии в нашу политическо-военную систему. Реформами Императора Петра Третьего, военное (дворянское) сословие было освобождено от обязательной пожизненной службы Русскому Государству. Не важно, что большинство мужчин этого сословия считали делом своей чести и дальше добровольно служить в воинском звании. Суть дела заключалась в том, что нарушался русский принцип соборного служения и подменялся западноевропейским принципом корпоративных привилегий.

Еще хуже было прогрессивное введение принципа отделения воинского служения от общегосударственного, восторжествовавшего в Западной Европе в результате французской революции. Это отразилось частично и на педагогической системе России после наполеоновских войн. Лишь Царкосельский Лицей смог устоять, продолжая давать полностью целостное гражданско-военное воспитание и образование. Однако, впервые временно введённая вторая фаза этого внедряемого процесса, а именно фаза подчинения военного воспитания штатским системам, структурам и кадрам, была вскоре ликвидирована Императором Александром Третьим, на основании наблюдения за её плачевными результатами.

Несмотря на эти споткновения, военное сословие России продолжало верно служить своему Государству, и не нуждалось в специфической защите «своего места и роли» в нём, тем более, что Глава Государства был не только Верховным военным Вождем, но также и Предводителем военного сословия. Однако, оно всё-таки пострадало от отделения воинского от общегосударственного служения, отделения уже преднамеренно учитываемого в учебных планах.

Такое отделение стало частью современной глобальной идеологии, за исключением периода искусственного создания новых американских государств, когда генеральские чины присваивали сами себе многие «освободители», некоторые из каковых вообще никогда не были военными. Борьба с английской, испанской и португальской монархиями, с их сановниками с пышными титулами, требовала для их противников тоже громких чинов, для удовлетворения народных вкусов и предпочтений. Эта методология иногда повторяется и сегодня, лишь вместо генеральских чинов в Южной Америке иногда употребляются более расплывчатые военные титулы, как, например, «comandante».

Однако, современная тенденция полностью отделить военное служение от общегосударственного, чтобы подчинить его штатским структурам, на самом деле часто оказывается неосуществимой, а если и осуществимой, то крайне вредной. Для преодоления этого противоречия, в некоторых странах создаются специфические внеконституционные структуры, вроде разных национальных «советов безопасности». Кроме того, когда институционное положение в какой-нибудь южно-американской стране в ХХ веке становилось невыносимым, то допускалось временное военное управление, на каковое затем, после урегулирования положения, и возлагалась ответственность за всё происшедшее.

Однако, необходимость защиты с оружием в руках новых американских государств, от своих европейских колониальных отечеств, привела к созданию собственных вооруженных сил в самом начале существования этих государств, в большинстве случаев даже до их окончательной политической организации. В результате, во многих американских странах военный элемент стал учреждающим и государственно-образующим. В этом 2010 году, некоторые американские страны отмечают юбилеи 200-летия своего существования. Во время некоторых юбилейных торжеств снова было подчеркнуто такое участие вооруженных сил в становлении этих государств.

Например, во время большого торжественного военного парада по случаю 200-летия Чилийской Республики, 19 сентября сего года, постоянно подчеркивалось, что этот юбилей отмечает «200-летие чилийской независимости от Испании и 200-летие славы её Вооруженных сил». 

В современной Чилийской Республике её Вооруженные Силы, помимо своего морального авторитета в народе, обладают, среди прочих, тремя важными прерогативами: 1. Они, согласно Конституции, практически участвуют в отборе своих главнокомандующих, ибо Президент Республики должен назначить главнокомандующим, в каждом из родов войск, каждые четыре года, одного из пяти старших офицеров; 2. Они обладают известной бюджетной автономией, ибо им обеспечено прямое участие в доходах от экспорта меди; 3. Национвльная полиция «карабинеров» считается четвёртым родом оружия Вооруженных сил Чили, с военной структурой и дисциплиной.   

Бразилия стала независимой от Португалии при первоначальном сохранении монархической формы государства. Во время этого переходного монархического периода, в Бразилии смогли стабилизироваться три важных государственных элемента: 1. местный ведущий слой, первоначально даже с некоторыми аристократическими формами; 2. профессиональная государственная служба в области иностранных дел, со специфическим объективным всесословным отбором наилучших кандидатов для неё, для их соответствующей подготовки; 3. профессиональные вооруженные силы, с большим фактическим влиянием их верхушки на политические процессы.

Во время периода «военных моделей» в Южной Америке, Бразилия была единственной страной с такой моделью, в которой всё время сохранялся также и Парламент, ибо он не перечил военным правительствам. Больше того, Конгресс Бразилии мирно выбирал в положенное время очередных военных Президентов Республики, для этого указанных военной властью. Один авторитетный бразильянский политолог заявил, во время своего интервью по аргентинскому телевидению, что в Бразилии господствует демократия, то есть власть народа. На вопрос, как же устанавливается мнение народа по тем или иным вопросам, этот политолог ответил, что мнение народа в Бразилии формулируется и определяется совместным мнением «Итамарати» (так называется в Бразилии её МИД, по названию здания, в котором оно находится) и Вооруженных сил Бразилии.         

В современном Израиле, очень часто генералы в отставке становятся премьер-министрами и даже президентами, но это всего лишь система «де факто», а не «де юре», как это было в Римской Республике, в которой президентами (консулами) могли стать лишь бывшие воеводы (преторы).

Современная Турция была практически создана военной партией «младотурок», после свержения ими последнего турецкого султана. Когда эта система младотурок, созданная в начале двадцатых годов прошлого века их вождём Кемаль-Ататурком, стала выдыхаться, военные, вместо «перестройки», повторили военный путч, и учредили новую конституцию, чтобы продлить свою систему. Эта Конституция 1982 года открыто предоставляет возможность военным не только обеспечивать прозападную ориентацию Турции, но и дает им известный контроль над судебной властью страны, несмотря на прозападную идеологию разделения властей. Несмотря на это, Запад до сих пор весьма благосклонно относился к Турции и даже считал ее легитимной демократической страной. Лишь на днях в Турции были приняты кое-какие поправки к этой конституции.   

В Испании в свое время был создан на конституционном уровне «Регентский совет», состоящий из трех членов: Председателя Парламента, старшего по чину представителя Вооруженных Сил и Первоиерарха Испанской Католической Церкви. В момент смерти Главы Государства, этот Совет автоматически становился Верховной государственной властью, до вступления на власть нового Главы Государства. Так, сразу после смерти Генералиссимуса Франциско Франко, этот Совет сперва взял всю государственную власть в свои руки, затем произвел Принца Хуан-Карлоса в «Генерал-капитана» (Генералиссимуса) Вооруженных Сил Испании, и лишь после этого объявил его Королем Испании. Сегодняшняя демократическая Испания имеет своим легитимным источником этот акт.  

На Руси такое соучастие военных в верховном государственном совете было учреждено святым Великим князем Владимиром, после Крещения Руси в 988 году. В Лаврентъевской Летописи отмечено: «Бъ бо Володимеръ любя дружину, и с ними думая о строи земленъ и о ратехъ и о оуставе земленъ». Эта Верховная Дума действовала до 1711 года, под названием «Боярская Дума». Её указом был создан Военно-Морской флот России в 1696 году. Она никогда не была упразднена, хотя с 1711 года она больше не созывалась.

После Катастрофы 1917 года, большевики сперва ликвидировали Русскую Армию и Русский Флот, как таковые. Конкретно, декретом «Совета народных комиссаров» Русский Военно-Морской Флот был объявлен «распущенным» 20 января 1918 года. Начались преследования кадровых военных. Однако, возникшее в стране вооруженное сопротивление показало полную несостоятельность партийных идеологических мечтаний о ликвидации государственных военных структур, с заменой их партийными «интернациональными бригадами».

Именно в этом и заключался исторически положительный аспект трагической гражданской войны: часть кадров и структур русской армии и русского флота смогли пережить Катастрофу, хотя и под чужой, не русской символикой, ибо они оказались нужны власти. Лишь в процессе титанической борьбы с внешними врагами, через четверть века, удалось частично возвратить прежние исторические военные формы, а также и славные имена великих русских полководцев: Святого Александра Невского, Суворова, Нахимова и других. Победа России возможна только лишь с этими именами, а не с именами «интернациональных пролетариев».

Такая метаморфоза со временем распространилась и на другие коммунистические страны. Например, в коммунистической Югославии глава её компартии, до сих  пор не уточненного происхождения, не только присвоил себе звание маршала, но и предпочитал пролетарским одеяниям пышные военные формы, «а ля Гёринг», с впечатляющими погонами.

В государственной системе коммунистического Китая существует «Центральная военная комиссия», возглавляя каковую Денг-Сяо-пин не только стал фактическим лидером этой страны, но и дал первоначальный толчок для её впечатляющего экономического развития. Аналогичные структуры существуют и в Северной Корее, где на днях молодой внук первого вождя её сегодняшней модели был произведен в «генералы» и включен в её «Центральную военную комиссию».        

 В заключение, необходимо сказать несколько слов о роли военных в современной России. Несомненно, в будущем будет необходимо так или иначе восстановить органическое участие русских военных структур в общих государственных структурах России, в согласии с её многовековой историей и с её традициями.

Уже сегодня, передовая часть военного сословия России, в основном представленная суворовцами и нахимовцами, является важной органической частью общества и культуры России. Можно предлагать разные варианты инициатив для легитимного институционного улучшения имеющейся ситуации.

Одним из таких вариантов мог бы быть созыв Боярской Думы, по случаю 300-летия ее последнего заседания в 1711 году, даже под новым именем (например: «Верховная дума России»), с консультативной целью, в составе представителей от Правительства, от Парламента, от Русской Церкви, от Военного Командования и от Академии Наук.

Буэнос-Айрес, сентябрь 2010 года.

Игорь Андрушкевич