Наш долг перед Россией

Доклад, Председателя Аргентинского Кадетского Объединения

на Кадетской Встрече в городе Санта Роcа, Калифорния, сентябрь 2003 г.

Мне задали эту тему: Наш долг перед Россией. Вначале были сомнения, как озаглавить этот доклад: наша миссия, наш долг. Остановились на этом названии. Почему перед Россией?  Много говорилось о разных долгах, но мы не будем говорить ни об интернациональном, ни о демократическом долге. Мы будем говорить о нашем патриотическом долге перед Россией.

Наш долг перед Россией сугубый, усиленный, потому что мы последние представители старой Русской Армии, которой уже нет. Потом были другие армии. Была Белая армия, была Красная армия, была Советская армия, теперь существует армия Российской Федерации. Но мы представляем старую Русскую Армию, мы носили форму Русской Императорской Армии и жили по ее законам и традициям. Поэтому мы являемся последними живыми свидетелями этой старой Русской Армии. Наш долг – свидетельствовать о ней.

Вообще долг – часть жизни, жить без долга невозможно. Даже у животных есть долг – материнский, заботы о потомстве, долг взаимопомощи. У человека, в отличие от животных, долг не только биологический, но и сознательный, духовный и политический.

Наш долг также заключается в свидетельствовании Правды во время нашей второй страшной русской смуты. В России было два великих ига – Татарское и Коммунистическое, и две смуты – Смута 1610 – 1613 годов и сегодняшняя Смута. Сегодняшняя смута началась в феврале 1917 года и до сих пор не прекратилась полностью, она только немножко улеглась, но мы по-прежнему живем в этой смуте, наша жизнь прошла в рамках этой смуты.

Чем опасна смута? Не только войнами, переселениями, эмиграцией, расчленением страны, но она еще опаснее духовными последствиями, нравственными ампутациями, смешением добра со злом, замутнением разных начал и концепций. Мы видим процесс передергивания, замутнения, искажения концепций, понятий, ценностей. У нас в России раньше была ясная шкала ценностей: во-первых – духовная и моральная, во-вторых – культурная, а затем и эстетическая. Сейчас все эти ценности замутились. Мы должны в это смешение ценностей и концепций вносить ясность. Мы не являемся профессиональными политиками, мы не являемся идеологами, мы не являемся философами, мы не являемся писателями. (Хотя оказалось, что среди нас есть прекрасные писатели, как мы в этом убедились на этой встрече).

Но мы всё-таки тоже являемся и литераторами, мы тоже являемся и политиками, мы тоже являемся жизненными философами, так что мы должны ответить на некоторые из этих жизненных вопросов для того, чтобы не позволить этой смуте быть сплошной. Должен прозвучать хотя бы маленький, слабый голосок, который бы сказал: «Нет, это неправда». Этого достаточно. Когда все восточные епископы на Флорентийском Соборе подписали, что они соглашаются с главенством папы и с «филиокве» в нашем «Символе Веры», то только один епископ не подписал. Когда папе сказали, что все подписали, кроме Святого Марка Эфесского, то он ответил, что это равносильно тому, что никто не подписал. Так и наш Патриарх Гермоген говорил о «неподвижном стоянии» в правде.

Таким образом, мы – одни из тех, кто не подписывает этого смешения понятий, лежащего в основе современной глобальной смуты. Ни смешения России с Великороссией, ни ампутацию нашей символики, ни  ампутацию нашей истории, ни ампутацию наших ценностей. Мы это не признаем. Силы принудительной у нас нет, но мы имеем большую моральную силу и большую интеллектуальную силу. Мы говорим – нет. Спокойно и ясно – нет.

Я рассказал здесь позавчера, что сербский епископ Даниил Будимский (Кристич) пару лет тому назад перевел на сербский язык передовицу «Две тысячи лет Христианства» из 22-го номера нашего «Кадетского письма», и опубликовал ее в богословском журнале Сербской Православной Церкви «Богословлье». Затем, в одном письме он назвал нашу позицию, выраженную в этой передовице, «маяком правды». Вот это и есть главный долг, наша главная функция – быть маяком. Свет его слабый, он почти меркнет, но стоит он на правильном месте. Мы не должны сдвигать его с места, чтобы никого не вводить в заблуждение. Мы не должны признавать того, что враги России хотят, чтобы мы признали. 

Какие же концепции мы должны особенно уточнять и утверждать?

Во-первых, мы являемся кадетами Всероссийской Империи, то есть всей России, или, по старинке, «всея Руси». Мы устраиваем ежегодно в Буэнос Айресе торжественные Акты, на какую-нибудь важную тему года (в этом году – на тему 300-летия Санкт-Петербурга), которые мы всегда начинаем с Аргентинского государственного гимна и с нашего Русского национального гимна. Мне некоторые говорят: «Почему вы исполняете старый русский гимн, а не гимн Российской Федерации?» Я им отвечаю, что мы все являемся кадетами Кадетских Корпусов Всероссийской Империи, а не Российской Федерации, мы не являемся подданными Российской Федерации, а верными сынами Великой России, Всея Руси. 

От России отделили Украину, Белоруссию. А у меня отец из Вильны, то есть из Белоруссии, а мать из Харькова. Что же, я должен петь Белорусский гимн, а другой, рядом со мной стоящий кадет, украинский гимн? Да мы даже и не знаем, какие там сегодня гимны. Мы поем и будем петь «Боже, Царя храни» - это исторический гимн Всея Руси. Пусть в Белоруссии и на Украине, кто хочет петь, поет, что хочет, а мы будем петь наш общий гимн, ибо нашей общей Родиной является та Страна, чья территория всегда находилась и всегда будет находиться в канонической юрисдикции Патриархов Московских и Всея Руси. Мы соотечественники Всея Руси.

Во-вторых, у нас символика общерусская, историческая, а не  интернациональная, не космополитическая. Гитлер писал, что он сознательно выбрал красный флаг – флагом новой нацистской Германии, потому что красный флаг – самый красивый, по его словам. Только Гитлер на красный флаг поставил свастику, такую же, какую Керенский поставил на свои бумажные никчемные деньги. Видимо, между ними была какая-то мистериальная связь. Но мы не признаем для России ни символики Гитлера, ни символики Керенского, ни символики германских социалистических партий. Ни сегодняшней глобальной звёздной символики. 

Раз требуется отделение государства от партии, зачем нам партийная символика? Это символика коммунистической партии и других зарубежных партий. В Германии до сих пор говорят: «Правительство Шрёдера – красное правительство». Иошка Фишер «зеленый», а Шрёдер «красный». Почему мы должны придерживаться немецкой партийной символики, когда у нас есть своя русская вековая государственная символика?

Нас снова стали заклинать, что надо отделять государство от Церкви. Но ведь это было установлено на Руси давно. В каноническом Учении о Симфонии это разделение было установлено на точно обусловленных началах.

Также мы твердо придерживаемся нашей русской шкалы ценностей – духовных, нравственных, политических и бытовых.

Нас сегодня заклинают тройным заклинанием: «Русские должны учиться демократии, законности и рыночному хозяйству». 

Но у нас демократия была уже в 862 году, о чем свидетельствует летописец: «И реша сами в себе призвать князя, чтобы владел нами по праву». Посмотрите, сколько здесь определений. «Реша сами в себе» – значит, никто им ничего не навязывал, народ сам на Вечевой площади, на торжище, демократически самодержавно решил, чтобы на Руси правил по праву князь, монарх. На Руси издревле существовал демократический вечевой строй, затем органически развившийся в земский соборный строй. Хотя у казаков вечевой строй сохранился и до наших дней.

Значит, у нас, кроме того, имелся принцип права, а право выше, чем закон. Законы пишут все: Гитлер издавал расистские законы, Сталин издавал законы, Ленин издавал законы. По специально для этого написанным законам ограбили нешу страну. У нас было право уже до 862 года, и это было подтверждено народом на Вечевой площади, на торжище, в Новгороде.

Значит, у нас, кроме демократии и права, был также и рынок. Ведь вечевая площадь и была рынком, торжищем. Древне-скандинавский, шведский, датский и финский языки заимствовали это слово  из восточно-славянского языка, согласно Этимологическому словарю М. Фасмера. Мы до сих пор говорим: торжество. Что такое торжество? Это радостный соборный праздник на торжище, сиречь на рынке. Нас Запад сейчас претендует учить рынку, а мы сотни лет тому назад научили Скандинавию, что такое рынок. Вообще, нас сегодня хотят учить демократии, праву и рынку, хотя мы все это знали еще до задолго до того, как вообще появились на свет некоторые из наших сегодняшних учителей. 

Сегодня  здесь была также упомянтуа соборность. Это тема сложная, мы не можем ее разбирать в сегодняшнем докладе. Но я хочу только отметить, что соборность у нас была с самого начала нашего государства. У нас была монархия, у нас не было анархии, не было безобразия, когда непонятно, у кого действительная власть. У нас был всегда  князь, потом великий князь, потом царь, потом император. Это было единоначалие в соборности.

Несколько лет тому назад меня попросили написать статью для одного журнала в Москве о понятии легитимности в учении испанского философа Ортега-и-Гассет. Он утверждал, что в Римском государстве существовал доселе мало исследованный принцип правления, основанный на «куриях». Ортега предполагает, что это слово является сокращением от слова «ковирия», каковое, возможно, значит «со-мужие», то есть сообщество, собрание. Я думаю, что это слов родственно русским словам собирать, собрание, собор. По-видимому, это 6ыл изначальный индоевропейский политический принцип, чтобы все делать совместно. (Эта статья была отобрана покойным А. Б. Иорданом для «Кадетской переклички» №74).

Греки понимали под соборностью политическую, общественно полную жизнь. Афинское государство, каковое сегодня называют «афинской демократией», было основано царем Тесеем примерно за 1000 лет до Рождества Христова. До этого греческие цари (вернее – князья) были родовыми и племенными патриархальными царями. Это была племенная монархия. Когда создается город-государство, создается новый политический строй, надродовой и надплеменной, который мы называем «полисом». Поначалу это была соборная, политическая монархия, где весь народ органически соучаствует. Сегодня в демократиях голосуют за одно, а завтра – за противоположное. Соборный же строй – это демократия, выходящая за рамки сиюминутности, считающаяся не только с мнением большинства и меньшинства сегодняшних сограждан, но и с мнениями предков.

Наши принципы тоже включают значительную долю того, что Достоевский называл словом «всечеловечность». Это терпимость по отношению ко всем. Российская Империя была толерантной. Как говорил царь Николай Второй, в ответ какой-то делегации: «Я царь не только русских, но я царь всех народов России».

   Коммунизм уничтожил все имперские учреждения, в том числе и кадетские корпуса. Коммунизм пытался уничтожить всё то, что Россия создавала в течение тысячи лет. А Россия создавала элитные учреждения, в том числе и наши кадетские корпуса. Мы учились в элитных учреждениях, поэтому перед нами стоит сугубый долг сохранять правильную ориентацию во время этой смуты, которая творится кругом. Наша работа - стоять как маяк на одном месте, потому что если он сдвинется – будет катастрофа. Верность нашим идеалам, знание наших концепций и наших принципов – все это должно отражаться в нашей деятельности, потому что нас становится меньше и меньше. Кроме того, мы должны разрешать чисто организационные вопросы, которые являются опорой для всех этих идейных проблем. Если у нас нет организации, нет, как теперь говорят, физической инфраструктуры, то мы ничего не сможем сделать. Ведь мы должны отстаивать наши принципы гласно. Важно, чтобы они звучали на наших встречах, но еще важнее, чтобы мы говорили об этом и в других местах, чтобы издавалась наша литература: бюллетени,  «Кадетская перекличка».

   Мы должны свидетельствовать – и мы это делаем. Это первое правило, а второе правило – должна быть какая-то база, какая-то организация. Мы не можем говорить каждый от себя, мы  должны говорить от имени кадетской организации, которая пользуется успехом, которую знают и которая достигла успеха в России за последние 10 лет, несмотря ни на что. Мы вернули в Россию идею русского целостного воспитания – и она загорелась. Без этой идеи возрождение России немыслимо. Мы должны гласно и ясно высказывать наши мысли, от нас этого ждут.

Кроме того, мы должны действовать соборно. Но это не значит, что надо объединиться всем в одно объединение, это невозможно. У нас сложились традиционные поместные объединения. Все зависит от силы идеи и организованности. Наша организованность должна основываться на соборности между нашими отдельными объединениями. Как в Православной Церкви - поместные Церкви Сербская, Антиохийская, Иерусалимская, Российская и так далее никогда не были организационно подчинены какому-то центру. Но у них есть общая вера, общая доктрина, общий Символ Веры, общее каноническое право, общие обряды. Так же и у нас - кадет. У нас одна и та же кадетская вера между всеми Объединениями, у нас символика одна и та же, наши  ценности одни и те же, наши взгляды приблизительно одни и те же.

Не нужно бюрократической централизации для того, чтобы подчеркнуть наше идейное единомыслие. Наше идейное единомыслие не нуждается ни в каких бюрократических фокусах. Оно само по себе гораздо сильнее всего этого. Поэтому наша организация должна быть соборной, но, конечно, должен быть порядок. И должна быть иерархия: мы собираемся на Съезды, мы избираем Президиум,  мы избираем председателя. На прошлом Съезде мы создали Кадетское совещание, т. е. Президиум плюс председатели Объединений. Мы должны решать все вопросы полюбовно и соборно. Следующий принцип - функциональность. Мы не имеем возможности все делать сами, мы должны привлекать к работе друзей. У нас в Объединениях состоят вдовы, жены, друзья, гимназисты. Конечно, они не кадеты, но они могут тоже вести большую работу, и очень ценную работу.

Другая наша организационная необходимость, которую мы никак не можем избежать, это то, что  все организации, как и все люди, имеют свой, Господом Богом ограниченный срок. И не нужно думать, что мы будем жить бесконечно, наши организации будут существовать бесконечно. Мы должны во-время предусмотреть: не падая духом, не бросая работы, сознавать, что когда-то будет конец. И это мы должны сами зафиксировать. Ведь может так быть, что, когда кончатся наши Объединения, появятья какие-то лженаследники, которые от нашего имени будут говорить то, с чем мы никак не можем быть согласны. И мы уже не будем в состоянии этого опровергнуть, потому что нас уже не будет. Мы тоже должны предусмотрет этот момент. Я считаю, что следующий Съезд, может быть, и не будет последним. Однако, мы на этом Съезде должны будем зафиксировать наше Кадетское завещание и наш Кадетский наказ.

В 1990 году здесь же, в этом зале, 13 лет тому назад, было прочитано и единодушно принято наше «Воззвание ко всем русским людям, имеющим воинское звание». Мы его затем опубликовали. Мне иногда говорят: «Оно было впустую». В этом Воззвании  мы призываем русских военных в России расстаться с партийной, чуждой нам символикой, в том числе и со звездой Молоха, которому уже издревле приносились человеческие жертвоприношения. Мы должны сказать прямо и честно: мы добровольно не участвуем ни в каких актах  и выступлениях под языческой символикой.

В этом, несомненно, есть Промысел Божий, что мы по всему миру рассеялись, по всему миру построили церкви, смогли миру что-то сказать, написать, показать. Мы должны вместе и дальше в этом направлении действовать, но для этого нужна какая-то минимальная организация и дисциплина. Мы должны для этого мобилизовать всех. Мы должны мобилизовать всех, чтобы нам помогли, потому что мы  должны исполнить наш долг не только перед своей совестью и перед Россией, но также и перед всем человечеством.

 («Кадетское письмо» № 37, октябрь 2003 г.)