Офицеры-воспитатели и командиры роты

За время обучения в нашем классе сменилось четыре офицера-воспитателя: майор Демихов Н.С., подполковники Князев Г.Д. и Блинов В.М., капитан (затем – майор) Аполлонов В.Н. Такая же обстановка была и в других отделениях. В 5-ом взводе нашей роты за 7 лет обучения сменилось пять офицеров-воспитателей: капитан Мифтахов А.Х., майор Фортаков Б.М., затем капитан Суняев И.М., его ненадолго сменил подполковник Хасанов и завершали они обучение под руководством майора Охрименко Я.С. Каждый из офицеров-воспитателей внес свою лепту в формирование наших характеров, нашей личности. Но все же частую смену воспитателей вряд ли можно отнести к положительным моментам. На взаимное привыкание офицеров и суворовцев времени было недостаточно. В результате впечатления воспитателя и ученика друг о друге часто были неполные и, может быть, не совсем объективные. Кроме того, не всегда возникали те близость и доверительность, которые необходимы для эффективного воспитания.

Надо сказать, что наш класс был каким-то удачливым не только для нас, но и для офицеров, которые с нами работали. Для нас – поскольку нам доставались очень хорошие воспитатели, а для них – потому что, проработав с нами в течение года, некоторые потом назначались на должности командиров рот, но чаще, к сожалению, уже не нашей роты. Наш класс был достаточно сильным, всегда демонстрировал хорошую успеваемость и дисциплинированность. По-видимому, это способствовало высокой оценке деятельности наших офицеров-воспитателей. Такой путь до командиров рот прошли Князев Глеб Дмитриевич и Демихов Николай Семенович. После Демихова офицером-воспитателем стал у нас майор (затем подполковник) Блинов Виктор Михайлович. Последние четыре года, пришедшиеся уже на период нашего взросления, нас опекал и воспитывал Валентин Николаевич Аполлонов.

Когда мы только поступили в училище, нам было всего по 10-12 лет, потом уже мы потихонечку подрастали. Если еще учесть послевоенную обстановку, в которой начиналась наша учеба, да и тот факт, что большинство пришло в училище в связи с потерями родителей во время войны, то можно представить себе, какой контингент мы собой представляли – в основном, худые, слабосильные, нуждающиеся в постоянной опеке и поддержке. Целыми днями с утра и до отбоя наши офицеры-воспитатели возились с нами, выполняя роли нянек, гувернанток, воспитателей и даже родителей. Мы находили у них и отеческую ласку, и строгую оценку наших неправильных поступков, и понимание мальчишеских проблем, и опору в своих начинаниях.

Жили наши офицеры в основном на территории училища в кирпичном четырехэтажном доме, который назывался ДОС – дом офицерского состава. Кому не хватило места в этом доме – в гостинице, иногда подолгу без семьи, которую негде было разместить. Многие, по причине своей молодости и войны, были холостыми. Некоторые проживали в городе.

Иногда офицеры-воспитатели и преподаватели приглашали нас к себе в гости и мы могли проникнуться ощущением семейной обстановки, подкормиться домашней едой, попить чайку, дать выход некоторым своим увлечениям, для которых не было условий в помещении училища. Я не однажды бывал в гостях у своего офицера-воспитателя майора Блинова, который жил с женой в ДОСе на первом этаже, в очень маленькой квартирке гостиничного типа. Там мне предоставлялась возможность напечатать письмо домой на пишущей машинке, освоение которой само по себе внушало определенное чувство гордости.

Приглашал меня к себе в гости и преподаватель математики, тогда еще лейтенант Ярошенко Леонид Иосифович. Он жил в Октябрьском городке на территории авиационно-технического училища. До его квартиры надо было  достаточно долго ехать на трамвае. А он проделывал этот путь каждый день.

Вообще мы никогда не отказывались от возможности побывать у офицеров дома. Это как-то грело наши души, осиротевшие за время войны. Но, с другой стороны, это, по-видимому, препятствовало полноценной личной жизни наших офицеров, хотя это мы стали понимать только много лет спустя.

В нашем взводе произошли очередные кадровые изменения, и на должность офицера-воспитателя заступил капитан, а потом уже майор Аполлонов Валентин Николаевич. Он воевал на фронте, где служил в конной разведке. Одевался он щеголевато: носил кавалерийскую форму с голубыми кантами и просветами, с эмблемами в виде подковы с саблями в петлицах и на погонах, и мягкие хромовые сапоги со шпорами. Верность своей кавалерийской форме он сохранил до самого увольнения. Он и ходил как-то по особенному: неслышно ступая по полу, спина прямая. Он мог совершенно бесшумно подойти к ничего не подозревающей группе шалящих суворовцев, легко "застукать" курящих на лестнице или в туалете, после чего отбирал у них курево и наказывал нарядами. Последнее как раз было не самым страшным, - к нарядам за годы пребывания в училище мы привыкли. А вот расставаться с сигаретами было обидно и жалко. И к тому же, происшедшее было серьезным ударом и по карману, и по самолюбию - как это так опростоволоситься и не заметить дежурного офицера, несмотря на специальные меры предосторожности!

Майор Аполлонов вел наше отделение до самого выпуска. За это время мы с ним практически сроднились, уже, наверное, знали все друг о друге. Многие из нас в трудные минуты раскрывали перед ним свою душу и искали участия и совета. И с каким же удовольствием мы встречались с ним, приезжая на юбилеи Казанского СВУ. Нашим разговорам и воспоминаниям не было конца. Валентин Николаевич интересовался нашими судьбами, мы поддерживали с ним переписку и часто с благодарностью принимали его дружеские советы. Потом в нашем училище учился его сын Валерий. Выпустился он в 1966 году (18-й выпуск), через десять лет после нас.

Когда подходил к концу еще один год учебы в училище, в пятый взвод пришел новый офицер-воспитатель - подполковник Хасанов. Во время войны он командовал штрафным батальоном. Его рассказы о боях нас завораживали. В боях он был много раз ранен, имел кон­тузии. На теле подполковника было множество шрамов от пуль и осколков. Один из осколков так и продолжал находиться в позвоночнике. Он был прекрасным лыжником, мастером спорта. До войны он успешно участвовал в первенствах России по гребле и по лыжам. По лыжам он был мастером спорта. По-видимому, пристрастие к лыжам осталось еще с тех пор. Во время войны ему приходилось совершать длительные лыжные рейды по тылам противника, проводя разведку или доставая «языка». Надо сказать, что его движение на лыжах было высоко техничным, но часто он добивался высоких результатов в основном за счет огромной выносливости и силы. Он практически на одних руках стремительно преодолевал крутые и затяжные подъемы, его не смущало отсутствие скольжения во время оттепелей и другие мелкие трудности, вырубавшие многих лыжников-технарей. Он демонстрировал нам, как он может по 40-50 раз отжаться от пола, опираясь только несколькими пальцами. Довольно часто он устраивал нам развлечение, когда мы всем отделением налетали на него, облепляли со всех сторон, старались его повалить, но он очень просто стряхивал нас с себя, разбрасывал нас по углам и спокойно освобождался от наших захватов. Иногда он любил зимой, раздевшись до пояса, промчаться по лыжне. Тогда-то, а потом еще и в бане мы увидели страшные шрамы на теле этого человека. Он еще долго хранил в своем теле подарок войны – осколок в районе позвоночника. А когда на очередной большой праздник, не помню уже, день Победы или 23 февраля, подполковник Хасанов надел парадный китель со всеми наградами - мы, что на­зывается, обалдели от такого количества орденов и медалей на его груди. Все ребята пятого взвода, да и всей нашей роты уважали и гордились своим офицером-воспитателем. К сожалению, пробыл он с нами недолго, и вскоре был направлен в Уральский военный округ командовать полком. Первое время он присылал ребятам из своего взвода письма, но потом переписка прервалась, и мы не знаем о дальнейшей судьбе этого славного человека.

Командиры рот находились от нас на несколько большем удалении, чем офицеры-воспитатели, даже из других взводов нашей роты, с которыми мы довольно полотно контактировали в период их регулярных дежурств по нашей роте. Командиры же рот больше общались с офицерами-воспитателями, а с нами уже – через них. Эпизодически они выходили на непосредственные контакты с нами, но это были, как правило, групповые общения – с ротой на построении, утреннем осмотре, вечерней поверке или с классом, когда командир роты приходил на занятия или для какого-либо поздравления, а то и внушения. Поэтому теплые доверительные отношения с командиром роты у суворовцев как-то не складывались. Даже Глеб Дмитриевич Князев, бывший в течение года нашим офицером-воспитателем, после назначения командиром нашей же роты, постепенно от нас отдалился, загруженный заботами другого уровня.

Последние несколько лет перед выпуском командиром нашей роты был майор, затем подполковник Фишер Виктор Эрмиясович (на снимке - справа). Молодой, стройный, подтянутый, приятной наружности, всегда опрятно и аккуратно одетый, с безукоризненной выправкой, он казался нам излишне строгим и не всегда справедливым. Хотя, оценивая сейчас свои поступки и ставя себя на его место, мы понимаем, что вряд ли можно было с нами миндальничать и сюсюкать. И его требования сейчас кажутся вполне справедливыми. Видимо, в то время мы руководствовались другими критериями! Фишер представлялся нам довольно серьезным барьером на пути к неограниченной свободе, что вызывало у нас справедливое (как нам казалось тогда) негодование и неудовольствие.

За время командования нашей ротой он достаточно хорошо изучил свойства характера и повадки подчиненных ему суворовцев и безошибочно определял по голосу нарушителей установленной для строя дисциплины, тем более, что выступали с репликами, как правило, одни и те же «борцы за справедливость». Он мог, не прерывая своего выступления перед ротой, в качестве реакции на чье-либо ехидное замечание произнести практически на той же ноте: «Белов, два наряда вне очереди» и продолжать свою тему. Я не случайно назвал свою фамилию, поскольку Фишер называл ее достаточно часто и, надо согласиться, вполне заслуженно. Потом эти, полученные так неожиданно и вскользь наряды приходилось оплачивать своим физическим трудом, преимущественно за счет такого сладкого сна.

Тем не менее, надо выразить отдельную благодарность нашим командирам роты – Фишеру В.Э. и Князеву Г.Д. за их науку, которая вылилась в нашу стойкость, упорство в преодолении препятствий и трудностей и в конечном счете привела к успеху.

Некоторые наши офицеры-воспитатели вместе с нами участвовали в спортивных играх, делили с нами наши успехи и поражения. Хорошо играли в волейбол капитаны Уланов, Суняев, Ярошенко, майоры Демихов и Игнатьев – преподаватель географии. Хорошими стрелками были капитаны Аполлонов, Федотов, подполковник Хасанов. Хасанов и Герн были отличными лыжниками. Юрий Алексеевич Герн до сих пор, а недавно ему исполнилось семьдесят лет, продолжает регулярно ходить на лыжах, пробегая в выходные дни по тридцать километров. Мы восхищались их спортивными достижениями и брали с них пример.

Время нашего обучения в СВУ пришлось на период, когда вся страна, весь народ с уважением и восхищением относились к армии, офицерам. Это восхищение было основано на всеобщем признании их неоценимого вклада в разгром фашистской Германии, в освобождение от фашизма всей Европы. В этот период служба в армии была действительно почетной обязанностью, молодые люди рвались служить в армию. Да и Родина по достоинству оценивала ратный труд. Многие из отставников помнят, что за десять лет службы в армии офицеры награждались медалью «За боевые заслуги», за 15 лет - орденом «Красной звезды», за 20 лет – орденом «Красного знамени», а за 25 лет – высшим орденом страны – «Орденом Ленина». За время обучения в училище мы были свидетелями таких награждений своих офицеров, а некоторых за наше семилетнее пребывание в училище успели наградить дважды. Обычно это происходило на торжественном вечере накануне Дня Советской армии. Вокруг царила праздничная обстановка, да и сам момент награждения добавлял радости к этой праздничной атмосфере. Кроме того, страна в то время предоставляла орденоносцам определенные льготы. Теперь, увы, все это – и авторитет военной службы, и признание страной ратного труда военнослужащих, - все в прошлом. Разве сравнишь вручение медали «За безупречную службу» с награждением боевым орденом? И может ли страна, которая так относится к армии, рассчитывать на беззаветное служение ей офицеров и солдат?

Сей­час, когда пишутся эти строки, горько сознавать, что многих из наших   за­мечательных офицеров уже нет в живых. Кроме того, мы начали терять уже не только преподавателей, но и наших сверстников-кадетов. Только в 1996  году мы похоронили двух ребят из второго выпуска – Равиля Тинчурина и Юрия Фуфалева, в 1997 году – Юрия Ефимовича Штейнсапира. Такова жизнь. Но память о дорогих людях, отдававших нам свои силы и здоровье и старавшихся воспитать в нас самые хорошие человеческие качества, навечно сохранится в наших сердцах. Собираясь вместе, мы, воспитанники Казанского СВУ, выпускники разных лет, всегда поднимаем тост в память о наших преподавателях и воспитателях, заменивших нам в те далекие трудные годы погибших отцов, матерей, старших братьев и сестер. Вечная им память!

  назад - дальше