Автобиографический отчет
Во многом моя жизнь похожа на жизни других выпускников, связавших свою судьбу с армией. У них могли быть другие училища, академии, другие места службы, виды и рода войск, но у всех за плечами многолетняя военная служба с полной самоотдачей. Поэтому пусть вас не смущает, что я достаточно подробно излагаю свой жизненный путь. Нечто подобное можно найти и в жизнях других выпускников. Меня извиняет то, что свой путь я знаю значительно лучше, чем жизни других ребят, и поэтому в его изложении не наделаю много ошибок.
В суворовское училище я пришел из Ленинграда перенесшим блокаду ребенком, и был весьма хлипким физически (результаты первой диспансеризации - 127 см росту и 27 кг живого веса – врезались в память на всю жизнь). Учился в школе неплохо и сумел успешно выдержать вступительные экзамены. Поскольку в школу я пошел, еще не достигнув 6-ти лет, на момент поступления в СВУ в 1949 году я окончил 4 класса школы, но было мне неполных 11 лет и при распределении поступивших в СВУ меня зачислили в первый класс (то есть снова в четвертый по гражданскому исчислению). Я не очень сильно этому сопротивлялся, поскольку большинство моих будущих одноклассников были даже старше меня. Кроме того, к такому решению командование подтолкнули, наверное, и мои физические данные. Даже самая маленькая форма была мне достаточно велика, что хорошо видно на приведенной ниже фотографии.
Вместе со мной из Ленинграда приехал и сосед по дому Юрий Кудрявцев, который ввиду несколько большего возраста был зачислен во второй (пятый) класс.
Учеба по всем предметам, кроме физкультуры, давалась мне легко и не отнимала много времени. Все знания схватывались на лету, иногда даже я успевал сделать домашние задания в процессе текущих уроков, высвобождая себе время для более приятных занятий во время самоподготовки или даже иногда получая освобождение от нее. Из года в год я ходил в отличниках, помогал своим товарищам при решении заковыристых учебных задач и примеров или освоении сложного материала, неоднократно был фотографирован у развернутого знамени училища, что считалось у нас одной из самых почетных наград, поощрялся хвалебными письмами командования моей матери. Очень редко мой дневник посещали четверки, в основном я получал отличные отметки. Только однажды, и этот случай запомнился на всю жизнь, мне была поставлена «двойка» по географии, о чем я уже рассказал.
Поскольку занятия не отнимали у меня много времени, а жажда к дополнительным знаниям была большая, я был участником кружков и конкурсов практически по всем предметам – физике, химии, математике, французскому языку. Поэтому я ходил в любимчиках у большинства преподавателей, всегда радуя их своими знаниями и интересом к предмету. Кроме того, занимался танцами, даже пробовал петь и запевал на концертах самодеятельности, осваивал пианино.
Слабым местом у меня была физкультура, и это было следствием моей тогдашней физической хилости. Сейчас уже с улыбкой я вспоминаю первые занятия физкультурой, а тогда обливался слезами, когда не мог выполнить простейшего для всех остальных упражнения на брусьях, которое называлось «подъем с предплечий». Вместо того, чтобы из упора на предплечьях выпрямить на махе вперед обе руки, я с трудом мог выпрямить только одну, да и то она сразу же подгибалась обратно. Каково было чувствовать себя таким слабым под взглядами своих товарищей! А первый выход на лыжах за пределы нашего парка?! Надо было спуститься на лыжах по склону оврага, затем внизу шла дистанция с возвратом к тому же склону, по которому предстояло снова подняться. Во-первых, я спускался по склону постепенно, в основном не на лыжах, а на своей «пятой точке». Во-вторых, когда после дистанции я вернулся к злополучному склону, то все мои товарищи уже давно поднялись по нему и скрылись из вида. Представьте картину – я подошел к склону, вокруг ни живой души, впереди - гора непомерной крутизны, пользоваться лыжами при подъеме вверх я не умею, да и сил уже не осталось. Тоска – как у одинокого брошенного волчонка в снежной пустыни. Что делать? Снимаю лыжи, начинаю подниматься обычным способом, волоку лыжи с палками за собой, а они мешают, да еще и вырываются из замерзших рук, ноги скользят, из глаз непроизвольно текут слезы от жалости к самому себе. С большим трудом вскарабкался наверх и вижу, что мое отделение стоит невдалеке и ожидает меня, проявляя беспокойство. На душе сразу полегчало. Потом, по мере занятий, постепенно накапливались силы, появлялись навыки, и ощущения такого непреодолимого бессилия уже больше не возникало.
На уровне 8-9 классов я вдруг решил, что хватит уже ощущать себя слабосильным и быть предметом издевательств со стороны своих сверстников, и стал серьезно заниматься своим физическим самосовершенствованием. После зарядки стал оставаться в спортгородке и подтягиваться на перекладине, отжиматься на брусьях, прыгать через козла, а также просто развивать прыгучесть, подпрыгивая установленное для себя количество раз на одной ноге, на другой и на обеих вместе. В свободное время стал играть в баскетбол, отрабатывать дальние броски и проходы к кольцу, перед сном начал накачивать свою шею, выполняя на кровати борцовскую стойку на голове и качаясь на ней вперед-назад, поступил в гимнастическую секцию. Довольно быстро это начало приносить свои плоды – оформилась мускулатура на руках и на груди, стал достаточно высоко прыгать: при своем невысоком росте доставал до баскетбольного кольца, выигрывал в борьбе за мяч наверху у более рослых противников, попал в состав основной команды отделения, а потом и роты по баскетболу. А результат накачки шеи до сих пор виден в моих очень покатых плечах. К концу обучения я уже неплохо бегал на лыжах и спускался на них с гор, облазив практически все склоны в округе.
Окончил я училище с золотой медалью. Это дало мне возможность выбирать из присланной разнарядки место своей будущей учебы. Поскольку среди медалистов я был еще и первым по алфавиту, то передо мной был открыт практически весь список предоставленных вариантов. Я остановился на Рижском высшем инженерном авиационном военном училище. Вскоре, после принятия присяги, прощания со знаменем СВУ и переодевания в курсантскую форму, я и был туда откомандирован.
Поскольку золотомедалисты в то время конкурсные экзамены не сдавали, а проходили собеседование, я в период подготовки остальных абитуриентов к конкурсным экзаменам имел достаточно много времени для знакомства с Ригой, ее кинотеатрами, улицами, скверами, а также для игры в баскетбол на площадках училища. Вместе со мной в это же училище прибыли еще два суворовца, окончившие наше СВУ с золотыми медалями, но из других отделений – Валера Петров и Володя Иванов. Среди абитуриентов было много суворовцев из других училищ. Некоторые из них прибыли чуть позже – после завершения проводившейся в тот год спартакиады суворовских училищ.
После собеседования и прохождения мандатной комиссии я был зачислен на факультет вооружения, который, как выяснилось из проведенной разведки, давал наиболее разносторонние знания и готовил инженеров-электромехаников. Петров и Иванов были приняты на другие факультеты – радиотехнический и электрооборудования. После курса молодого бойца мы приступили к занятиям, фактически не получив отпуска или каникул.
Курс, на котором учился я, имел номер 21. В нем было три отделения – 211 (мое), 212 и 213. Численность каждого отделения составляла около 40 человек. Более половины слушателей отделений составляли офицеры – летчики и техники из авиационных частей и даже офицеры-сухопутчики, пришедшие получить высшее инженерное образование. Они имели воинские звания лейтенантов, старших лейтенантов, капитанов. Некоторые из них за время обучения получили повышения в званиях, и мы потом имели в своем подразделении несколько майоров. Должность тех, кто пришел из школ или СВУ, была – слушатель, воинское звание – рядовой.
На нашем курсе было еще несколько суворовцев из других суворовских училищ – Новочеркасского, Минского, Свердловского и других. Они, естественно, выделялись из общей массы своей воинской и спортивной подготовкой. Некоторые из наших суворовцев были назначены командирами отделений и в дальнейшем получили звания сержантов или ефрейторов. В период прохождения курса молодого бойца я тоже был назначен младшим командиром над поступившими в училище выпускниками школ и суворовцами. Но долго в этом статусе я не продержался. Однажды во время движения подразделения строем я сознательно утрировал выполнение команды «Правое плечо вперед, марш!», после которой не последовала команда «Прямо!». Это вызвало серьезное замешательство у одного из приставленных к нам для руководства сержантов из подсобных подразделений, который в тот раз вел строй и не слишком хорошо владел строевыми командами. После недолгого разбирательства я был смещен с должности младшего командира. Больше таких попыток по отношению ко мне командование не предпринимало.
Естественно, положение слушателей-офицеров и слушателей-рядовых сильно различалось. Офицеры жили в городе на частных квартирах или в офицерских общежитиях. Мы жили в общежитии. Все рядовые слушатели курса были сведены в общую команду, которая к местам занятий, в столовую, баню передвигалась строем. Над нами из слушателей-офицеров был назначен старшина курса, а также его помощник из слушателей-рядовых. Это был минский суворовец Александр Соловьев. Он был очень правильный суворовец – выполнение распорядка, требований дисциплины считал святым делом и не разрешал нам, когда вел строй, допускать подобные нарушения. Несмотря на то, что к местам некоторых занятий имелся более короткий путь, пролегавший через забор, всегда, когда Саня вел строй, мы шли окружной правильной дорогой. В своей речи он достаточно часто и вплоть до окончания совместной учебы употреблял слова с заметным белорусским акцентом, которые для нас звучали очень забавно – тудой (туда, тем путем), сюдой (сюда), пражка (пряжка), прамо (прямо). Мы иногда, используя его же произношение, в шутку называли его «мокрой трапкой по бруху». Где-то к третьему курсу ему было присвоено звание младшего сержанта, а еще двум-трем слушателям - воинское звание «ефрейтор».
Учеба проходила достаточно гладко, заниматься было интересно. На первых курсах изучались в основном общеобразовательные предметы, и те знания, которые нам дали в суворовском училище, были настолько велики, что позволяли без труда выполнять учебные программы. Так, по математике мы уже в СВУ прошли некоторые разделы высшей математики, к которым другие слушатели только приступали, физику и химию мы воспринимали как углубленное повторение.
Одной из доставшихся трудностей было отсутствие французского языка в числе изучаемых в училище иностранных языков. Пришлось переучиваться на английский. Вместе со мной в отделении оказалось еще несколько «французов», которые тоже должны были взяться за другой язык. Большинство из них тоже выбрало английский. Из нас была образована отдельная группа, где мы учили язык с азов, но ускоренными темпами, в том числе за счет дополнительных занятий. К концу первого курса мы уже влились в общий поток. Большинство из нас к этому времени уже обгоняло некоторых из тех, кто пришел со школьными знаниями английского языка. На втором курсе изучение языка было более пассивным и сводилось в основном к переводам и сдачам «тысяч» из газетных текстов или текстов военной проблематики. Чтобы побольше работать с языком, мы с несколькими добровольцами занимались в кружке английского языка, на котором вместе с приглашаемыми студентками Рижского педагогического института мы разучивали и разыгрывали пьесы английских авторов, в частности, инсценировки по книге Дж.К.Джерома «Трое в одной лодке, не считая собаки». До сих пор в памяти сидит патетическое высказывание мистера Поджера: «Oh you, women! You make such a fuss over everything!» (О, вы, женщины! Вы из всего производите столько шума!)
Вместе с суворовцами из других училищ и еще несколькими наиболее подготовленными москвичами мы составили костяк всех сборных спортивных команд нашего курса. Мне пришлось участвовать в баскетбольной, волейбольной, лыжной, гимнастической команде. По этим видам, а также по стрельбе, я довольно быстро выполнил разрядные нормативы, основа для которых была заложена в СВУ.
Режим нашей жизни был достаточно свободным. Мы числились не курсантами, а слушателями. Жили в общежитии, которое находилось даже не за решеткой, а на открытой городской территории, хотя и рядом с учебным городком училища. Мы размещались в комнатах по 2-3 человека. Вместе со мной в комнате жили два москвича - Игорь Тихонов и Игорь Крейнин. Дружба с ними сохранилась и потом на долгие годы. Нам выплачивали по тем годам довольно большую стипендию – 750 рублей на первом курсе, 850 – на втором и 950 на всех последующих (это было до реформы 1961 года, поэтому и цифры такие). Из этих денег у нас вычиталась сумма за централизованное питание из расчета 14 рублей за сутки, но все равно кое-что оставалось на личные расходы. Свободные деньги шли на приобретение учебных принадлежностей, сладостей, на посещение кинотеатров, концертов, городских танцевальных залов и даже на приобретение элементов гражданской одежды (ношение которой нам, вообще-то, запрещалось по уставу как рядовым срочной службы).
После второго курса нас перевели в другой городок, расположенный ближе к центру Риги. Там общежитие находилось за забором, но это нам уже не мешало. Зато блага цивилизации были в соблазнительной близости. Сначала мы ходили в увольнения, чаще – в самоволки, но потом нам разрешили свободное передвижение по городу, о чем и было записано в наших служебных книжках.
Взаимоотношения с офицерами-сокурсниками у нас были, в основном, хорошие. Они ходили дежурными по нашему общежитию и осуществляли контроль за нашим пребыванием там и выполнением распорядка дня, проводили вечерние поверки, пресекали (не всегда успешно) попытки наших самовольных отлучек. Кроме того, некоторые из них, особенно холостяки, охотно делились с нами опытом своих взаимоотношений с представительницами женского пола, который для нас тогда был очень ценен. Мы, со своей стороны, помогали им осваивать учебный материал, к которому основная масса офицеров, уже достаточно давно окончивших школьные курсы, была менее восприимчива. За это они платили нам некоторой снисходительностью к нашим не очень серьезным проступкам.
Незадолго перед тем, как мы поступили в училище, существовало такое положение, что после первого курса успешно его закончившим рядовым слушателям присваивали первичное офицерское звание младший лейтенант, а после третьего курса – лейтенант. То есть слушатели уже после первого курса получали права офицеров. Незадолго перед нами эти льготы постепенно срезались. Сначала было отменено присвоение младших лейтенантов, а присвоение лейтенантов после третьего курса сохранено. Затем было отменено присвоение лейтенантов после третьего курса, и нам уже досталось положение, когда все пять лет мы должны были ходить в рядовых слушателях (погоны, правда, у нас были курсантские). Звание «лейтенант» мы должны были получить после окончания училища, но звание старшего лейтенанта можно было присваивать уже через год. Тем не менее, кое-какие льготы нам тоже были предоставлены.
После третьего курса, когда нам был засчитан срок обязательной воинской службы, нам было разрешено снимать в городе частные квартиры и предоставлено свободное перемещение по городу, хотя мы оставались рядовыми. Нашей стипендии на это хватало, поэтому многие, и я в том числе, воспользовались такой возможностью. Естественно, отрыв от централизованной системы питания при проживании в частном секторе иногда приводил к возникновению состояния катастрофического безденежья, когда на полноценное питание уже не было средств. В таких случаях мы шли на поклон к нашим офицерам-сокурсникам, и они часто нас выручали, либо переходили на режим разгрузочного питания, когда разовый рацион составляли бутылка кефира и половина батона (хорошо еще, что в Риге были замечательные и недорогие молочные продукты).
Много удовольствия доставляло знакомство с Ригой в свободное от учебы время. Некоторым из нас, успешно закончившим первый семестр, уже начиная со второго семестра была разрешена досрочная сдача экзаменов, а потом и свободное посещение занятий по всем предметам, кроме семинаров по общественно-политическим дисциплинам. Мы составляли планы самостоятельной подготовки, ориентированные на досрочную сдачу экзаменов. Эти планы утверждались руководством факультета, после чего мы приступали к их реализации. Основная масса шла на лекционные занятия, а мы – через забор и приступали к знакомству с городом, его улицами, скверами, магазинами, освоению в кинотеатрах нового кинорепертуара, который менялся по понедельникам, либо уезжали позагорать на Взморье. В то же время мы успевали справляться и с учебными программами, и успешно досрочно сдавать экзамены. Помню, как в один из начальных семестров очередного курса многие из нас так спланировали свои программы, что сдали экзамены по всем предметам еще до начала следующего года, хотя по общему плану занятия должны были закончиться в конце января. В тот раз зимние каникулы у нас по длительности получились, как летние. Нас отпустили в Москву и мы встречали Новый год дома.
О Риге можно рассказывать отдельно и достаточно долго. Нас покоряли чистота улиц, опрятный внешний вид горожан и культура поведения детей школьного возраста, четкость работы транспорта, убранство магазинов, уют ресторанов и кафе, которых было очень много и которые мы старались обойти все. Можно было культурно посидеть в ресторане, не слишком заливая себя спиртным, что также гармонировало с нашими не особенно большими доходами. Постепенно общение с жителями в транспорте и на улицах, с кондукторами и продавцами, давали нам некоторые навыки в латышском языке и довольно скоро мы уже свободно пользовались бытовой лексикой.
Большое стремление к знакомству мы проявляли и по отношению к танцевальным клубам. Появились даже любимые – сначала свой Дом офицеров, потом «Баранка» (клуб шоферов), «Арматура» (клуб электроарматурного завода), клуб МВД. Сама атмосфера на танцах была для нас непривычна, но мы с пониманием относились к действовавшим в клубах достаточно жестким правилам. Так, в большинстве клубов не разрешалось приходить на танцы без галстуков, поэтому все присутствовавшие там были прилично одеты и носили галстуки различной формы – классические, бабочки или символические в виде шнурка с фигурным зажимом на шее. Стоящие на входе контролеры не только проверяли билеты, но и отсеивали подвыпивших посетителей. Разбушевавшихся во время танцев также быстренько выводили из зала и клуба. Несколько необычными были и сами танцы. Каждый танец состоял из двух частей. После окончания первой части все пары оставались в центре зала, приветствовали оркестр аплодисментами и могли поговорить друг с другом. После короткого перерыва танец возобновлялся и только после окончания второй части и повторного приветствия оркестру можно было отвести свою даму на место. Довольно частыми были «белые танцы», когда право приглашения отдавалось женской половине. Кроме того, несколько раз за вечер объявлялся «танец с аплодисментами» (applause deja), во время которого любой желающий мог отбить приглянувшегося партнера (или партнершу), уже участвующего в танце с другим, подойдя к паре и хлопнув в ладоши. Нормы поведения не позволяли отказать пригласившему тебя партнеру или партнерше, в том числе и при «аплодисментах». Вернуть отбитую у тебя партнершу можно было только после того, как ее отбил уже кто-то третий. После приглашения тебя на «белый» танец полагалось ответить обратным приглашением. Сами танцы были с фигурами, поэтому наша суворовская школа с ее бальными танцами и приобретенные там навыки очень пригодились. В перерывах между танцами проводились конкурсы, на которых можно было выиграть билет или контрамарку на следующий танцевальный вечер. Поэтому мы часто в них участвовали и небезуспешно.
К периоду обучения в Риге относятся также и первые серьезные любовные увлечения, первые поцелуи и другие более близкие контакты с представительницами противоположного пола. Это придает еще больший романтический ореол рижскому этапу моей жизни. То благоговейное отношение к лицам женского пола, которое мы вынесли из СВУ, в делах практического общения с девушками – знакомство, назначение свидания, переход к более тесным контактам, - создавали определенные психологические проблемы. И чтобы как-то снизить уровень своей нерешительности, мы прибегали к стандартному допингу – употреблению спиртного «для храбрости». На первых порах для создания нужного настроя нам хватало четвертинки на троих. Потом, к сожалению, такая доза стала для нас недостаточной.
В 1960 году в связи с предпринятыми Н.С. Хрущевым грандиозными сокращениями армии наше Рижское училище было расформировано и на его базе был создан Рижский институт инженеров ГВФ, вобравший в себя большинство преподавателей нашего училища. Слушатели ранних курсов были выпущены на свободу с зачетом выслуги срочной службы. Многие из них продолжили обучение в новом институте, другие перешли в Рижское артиллерийское училище, которое сохранилось под эгидой новых ракетных войск. Нам, окончившим четыре курса, была предоставлена возможность завершить свое обучение, но уже в других авиационных вузах. Курс был разбит на две части и одна из них (преимущественно те, кто имел родственников в Москве) была направлена в Военно-воздушную инженерную академию им. проф. Н.Е.Жуковского, другая - в Киевское высшее инженерно-авиационное военное училище. Поскольку у меня родители тогда проживали в Москве, я попал в академию Жуковского. Валера Петров и Володя Иванов, также окончившие 4 курса на параллельных факультетах, были направлены для продолжения обучения в Киев, и моя связь с ними на этом оборвалась.
За оставшийся для обучения год мы прошли несколько практик (войсковую, производственную, заводскую), после чего приступили к дипломному проектированию. Я успел поучаствовать в соревнованиях на приз зимних каникул в составе команд второго факультета по баскетболу, гимнастике и штанге (кстати, по штанге выполнил норматив третьего разряда на базе той техники, которую нам преподнесли еще в суворовском). После успешной защиты дипломного проекта я получил диплом с отличием. В наших дипломах указано, что мы поступили в Рижское КВВИАУ ВВС и окончили полный курс ВВИА им. Жуковского, получив специальность инженера-электромеханика по авиационному вооружению. Одновременно нам всем было присвоено первое воинское звание – инженер-лейтенант и выдано офицерское обмундирование. В числе передовиков я был удостоен чести присутствовать на приеме выпускников военных академий в Кремле, где выслушал выступление Н.С.Хрущева с некоторыми отступлениями не для печати и принял участие в торжественном банкете а-ля-фуршет по этому поводу.
При выпуске мне предложили продолжить службу во вновь тогда создаваемом Центральном научно-исследовательском институте ВВС, который располагался в Подмосковье на станции Чкаловская. Я дал согласие и после отпуска, проведенного в Сочи, я приступил там к исполнению должности младшего научного сотрудника.
В институте я включился в научные исследования по новому научному направлению – активной обороне летательных аппаратов. Сначала основное время использовалось для изучения уже имеющихся достижений в данной области, потом уже перешли к собственным поискам и оценкам. У меня были хорошие наставники – кандидаты технических наук полковники Глухов Валентин Николаевич, Толстоганов Константин Дмитриевич, Харитонов Георгий Павлович. Достаточно быстро под их руководством я начал самостоятельные исследования. Они поручали мне отдельные участки работы, назначали ответственным исполнителем разделов или оперативных заданий, поощряли мои самостоятельные поиски и сдерживали пыл, если я зарывался. Я освоил программирование и математическое моделирование на ЭВМ (тогда это были ламповые машины М-20 со средним временем безотказной работы около 20 минут). Работать на ЭВМ приходилось в основном по ночам, поскольку дневное время отдавалось для отладок программ. Чтобы пропустить большее количество программистов за рабочее время, выделялись куски времени максимум по 10 минут, которых хватало только чтобы поймать очередную ошибку и получить информацию для дальнейших размышлений. Тем не менее, по ночам иногда удавалось проводить и многочасовое моделирование, которое, правда, часто прерывалось сбоями машины. С ними мы тоже научились бороться, или точнее, предохраняться с помощью регулярной выдачи так называемых сбойных карт.
Самостоятельная работа достаточно быстро привела и к определенным результатам. В 1966 году я уже защитил кандидатскую диссертацию по техническим наукам, стал писать статьи в сборники трудов. Мой научный авторитет постепенно возрастал. Начальники стали меня активно использовать для ликвидации прорывов – выполнения срочных оперативных заданий, развертывания исследований по вновь открывающимся научным направлениям. Основная задача нашего научного управления заключалась в обосновании требований к перспективным средствам авиационного вооружения на основе использования новейших научных достижений и научном сопровождении опытно-конструкторских работ, ведущихся по нашему профилю в оборонной промышленности. За сравнительно небольшой промежуток времени мне пришлось поработать в таких научных областях как неуправляемое оружие, прицельные системы фронтовых самолетов, оборонительные комплексы самолетов, управляемое авиационное оружие всех типов – воздух-воздух, воздух-поверхность. Меня активно привлекали к участию в комиссиях по приемке новых образцов боевых самолетов и вертолетов, управляемых ракет, в учениях, специальных делегациях по расследованию причин неудачного применения разных видов оружия, в том числе и с выездом за границу. В 1976 году за достижения в области создания новой авиационной техники был награжден орденом «Знак Почета».
Одновременно с
напряженной работой происходило и
продвижение по служебной лестнице. Я
постепенно продвигался по должностям –
старший научный сотрудник, начальник
лаборатории, заместитель начальника отдела,
начальник отдела, и в воинских званиях - в 1979
году получил звание «полковник». В этот же
период женился, родилась и выросла дочь. В
институте я прослужил около 25-ти лет.
В 1985 году мне предложили перейти на службу во вновь формируемое в Генеральном штабе Военно-научное управление. После успешного собеседования с начальником управления, бывшим суворовцем Новочеркасского училища, генерал-лейтенантом Кузнецовым Евгением Андреевичем, я был назначен начальником группы ВНУ Генштаба. Там я прослужил до ухода на пенсию в 1992 году с должности начальника направления со званием «полковник» (предыдущий начальник успел на этой должности стать генералом, а потом должностную категорию понизили в результате поднятой в прессе шумихи об избытке генеральских должностей в армии). Суть работы заключалась в проверке состояния и координации научной деятельности научных и учебных заведений Министерства обороны, разработке предложений по совершенствованию ее организации. В эту работу я также пытался ввести научный подход, используя накопленный опыт научной работы, разрабатывал критерии оценки научной деятельности и оптимизации организационных форм. Результаты научных изысканий в этой области привели к защите докторской диссертации. Некоторые подходы изложены в нескольких статьях в журнале «Военная мысль». После увольнения в запас продолжал работать в ВНУ ГШ в должности консультанта. Сейчас я – доктор военных наук, профессор, академик Академии военных наук.
С 1987 года являлся ученым секретарем, а с 1994 г. еще и заместителем председателя экспертного совета по военной науке и технике Высшего аттестационного комитета России, в ведении которого находятся вопросы деятельности диссертационных советов военных научных и учебных заведений и экспертизы защищенных в них докторских и кандидатских диссертаций